Следак 2 (СИ) - Живцов Николай

Изобразив похабную ухмылку, я поинтересовался:

— А без ужина обойтись нельзя? — для усиления эффекта я начал расстегивать ширинку.

— Чапыра! — от возмущения Ольга вскочила с места. Стул упал. Раздался грохот. — Ты это сейчас серьезно? — опешила она от моих действий.

— А чего тянуть? — все так же ухмыляясь, спросил я. — Без ужина обойдемся. Все-равно же этим все закончится, — я как можно развязнее рассмеялся.

— Мерзавец, — процедила она.

— Нет, мне это нравится. Она ради залога перед Курбановым задницей крутит, а как только я озвучиваю те же самые условия, что предназначались этому уроду, так сразу оказываюсь мерзавцем.

Звук пощечины заглушил мой смех.

— Ты, ты… — раскрасневшаяся от гнева Зудилина все никак не могла подобрать эпитет.

— Я тот, кто может решить твою проблему, — помог я ей.

Ольга рванула к выходу, но коснувшись дверной ручки, развернулась.

— Я не верю, — судя по тону, женщина все никак не могла переварить сделанное мною предложения. — Ты ведь это не серьезно? — она встала напротив кресла и заглянула мне в глаза, пытаясь в них что-то прочитать.

— Очень даже серьезно, — хоть Ольга и была уже на взводе, я решил дожать. — А что тебя смущает? Ты озвучила задание, я — плату за его выполнение, — напирал я на обыденность ситуации. — Или ты считаешь, я за просто так должен перед прокурором подставляться?

В этот раз я успел перехватить ее руку.

— Я тебе предложила деньги! — прокричала она мне в лицо.

— Курбанову ты тоже деньги предлагала? — усомнился я.

— Руслан в отличие от тебя ничего не требовал!

— Какой благородный, — усмехнулся я на ее заявление.

— Да благородный. Не то, что ты! — процедила Ольга.

От услышанного я вспылил:

— Вот и вали к своему рыцарю!

Но вместо ответных оскорблений услышал всхлип. Ее глаза заполнялись слезами.

Злость тут же исчезла.

Сорвавшись с места, я подлетел к Ольге и не, решаясь обнять, остановился.

— Прости, — про себя я клял себя последними словами.

— Мерзавец ты, Чапыра, — повторила она, всхлипывая.

— Да вообще урод, — тут же согласился с ней я. — Извини, это всё ревность.

— К Курбанову что ли приревновал? — в ее взгляде проскользнула хитринка. Хотя, наверно, показалось.

Я кивнул, подтверждая. Женщина слабо улыбнулась и раздумала реветь.

— Почему ты от меня бегаешь? — спросил я.

Ольга смешалась, явно не ожидая услышать такой вопрос.

— Ты опасный, — наконец ответила она. — С тобой как по краю. Я так не могу, — она присела на краешек стола, плечи ее опустились.

Я обнял ее, а она уткнулась лицом мне в плечо.

— Для тебя я не опасен, — шептал я ей на ушко, целуя. — Поехали ко мне?

Она кивнула, не поднимая взгляда, поэтому и не увидела мою довольную улыбку.

Надев на себя куртку, я помог женщине с плащом и тут вспомнил об оставленной курице.

— Минутку, — я метнулся к окну.

— Это что курица? — удивилась Ольга, разглядывая содержимое авоськи.

— Ага, бройлерная, — похвастался я, демонстрируя даме торчащие куриные лапы.

Она пару раз фыркнула, и, прикрыв рот ладонью, засмеялась.

— Ну не оставлять же мне ее здесь? — не понял я причину веселья.

— Ладно, поехали уже, Ромео… с курицей, — продолжая смеяться, она первой вышла из кабинета.

— Чем тебе курица-то не угодила? — идя за Зудилиной, продолжал я выяснять причину такой реакции.

— Нормальная курица, — заверила меня Ольга, цокая каблуками по ступенькам. — Сейчас в духовку ее поставим.

— Вот и я говорю, — поддакнул я, спускаясь следом, — хорошая курица всегда пригодится. А ты хорошо готовишь? — на всякий случай уточнил я.

Отступление

Сделав еще один глоток, Головачев поставил бокал с остатками коньяка на край стола. Выдохнув, он вновь проинспектировал взглядом внушительную стопку уголовных дел, что лежала по правую руку от заместителя прокурора, словно ожидал, что за пару секунд та чудесным образом развеется. Но вопреки его желанию, дел с утвержденными обвинительными заключениями не прибавилось.

Ко всему прочему сильно хотелось курить, а за последние полчаса это желание приобрело какую-то особую навязчивость. Вот только выполнить простейшее действие с прикуриванием сигареты он позволить себе не мог. Хозяин кабинета не выносил запах табака.

Сейчас Митрошин изучал материалы очередного уголовного дела, выслушивая эмоциональные пояснения от сидящего по другую сторону стола, Курбанова. Майор все больше и больше распалялся, пытаясь донести до проверяющего свою мысль, активно использую для убеждения жестикуляцию. Прокурор же слушал его вполуха, лишь изредка кивая. После каждого кивка Курбанов замолкал и ждал, когда Митрошин перейдет к следующему документу. Головачев большей частью вступал в дискуссию, когда прокурор начинал артачиться и находить причины не ставить подпись. Вот тогда на передний план выходил он, сыпля доводами в пользу утверждения обвинительного заключения. Ведь если не получалось убедить, то дела возвращались для исправления замечаний или на дополнительное расследование, что сказывалось не лучшим образом на показателях отдела.

Головачев посмотрел на часы, стрелки указывали на восемь часов вечера. Уже почти три часа без курева. Рука сама собой залезла в карман, откуда вытащила полупустую пачку. Подполковник жадно вдохнул в себя ее запах.

— Что ты мучаешься? Сходи, да покури, — голос Митрошина отвлек подполковника. — Или боишься, что тебе коньяк не достанется?

Все рассмеялись над немудренной шуткой прокурора.

— Да, так и сделаю, — сжимая пачку в руке, Головачев решительно поднялся.

Заметив направленный на себя завистливый взгляд Курбанова, подполковник глазами показал тому на кипу дел, типа работай, и вышел из кабинета.

Когда он умиротворенным вернулся с улицы, Курбанов открывал вторую бутылку и в своей эмоциональной манере рассказывал Митрошину какой-то забавный случай из жизни отдела, вызвав у того пару смешков.

Удостоверившись, что все идет по плану, Головачев плюхнулся на свое место, подхватив вновь наполненный бокал. Так-то он предпочел бы водку, но отлаженный годами ритуал предусматривал употребление именно коньяка, а менять традицию в таком важном деле, как направление уголовных дел в суд, начальник следствия ни за что бы не рискнул.

— Борис Аркадьевич, у нас по одному делу обвиняемый заявил ходатайство о применении меры пресечения в виде залога, — зачем-то начал непредусмотренный планом разговор Курбанов. Головачев отвлекшись от коньяка, посмотрел на своего зама неодобрительно, и тут заметил, что Митрошина от услышанного вообще перекосило.

— Руслан, ну не сейчас же это обсуждать! — перебил он подчиненного, спасая ситуацию. Раздраженный прокурор на таком ответственном мероприятии был ему совсем не нужен.

— Да я только хотел спросить, почему Борис Аркадьевич не утвердил постановление Панкеева, ведь там точно такой же случай, как был в деле Чапыры, — не вняв посылу начальства, все же договорил Курбанов.

— Чапыры? — взятый заместителем прокурора тон Головачева насторожил, уж слишком резким тот вышел. — И как служит этот ваш Чапыра? — голос прокурора опять выровнялся, но вот взгляд приобрел жесткость.

— Отвратительно, — опередил подполковника Курбанов.

Головачев поперхнулся, коньяк зашел не в то горло.

— Что так? — проявил интерес Митрошин.

— Приказы игнорирует, дисциплину нарушает, — заложил молодого следователя Курбанов. — Два дня вообще неизвестно где шлялся.

— Товарищ майор! — откашливаясь, гаркнул Головачев, охреневший от того, что его подчиненный так вдохновенно принялся выносить сор из избы.

— Что, действительно, такой плохой сотрудник? — развернулся к подполковнику Митрошин.

— Да нормальный он сотрудник, — поспешил заверить прокурора Головачев, помня о том, что этот Чапыра очень непростой кадр, в карьере которого заинтересованы не последние лица города, да и сам Митрошин не просто так же стал им интересоваться. — Альберт расследует серию краж, вот и крутится.