Антропология. Секреты счастливых обезьян - Шляхов Андрей Левонович

«Для ограниченного умственного развития дикаря вполне бы хватило мозга, в полтора раза превышающего объем мозга гориллы. Исходя из этого, нам следует признать, что совершенный мозг дикаря никак не мог сформироваться по законам эволюции. Согласно основному закону эволюции, каждый вид в своем развитии достигает того уровня организации и интеллекта, который соответствует его потребностям и никогда их не превышает. В результате естественного отбора дикарь мог получить мозг, лишь слегка превосходящий мозг обезьяны, но на самом деле его мозг лишь ненамного уступает в размерах мозгу ученого. Можно утверждать, что дикарь обладает мозгом, который при совершенствовании и развитии способен выполнять гораздо более сложную работу, чем та, для которой он обычно используется».

Эти слова принадлежат британскому натуралисту Альфреду Уоллесу, современнику и во многом единомышленнику Чарльза Дарвина. К слову будь сказано, что именно Уоллес ввел в обиход термин «дарвинизм». Наличие у первобытного человека развитого мозга, необъяснимое с точки зрения эволюционной теории, называется парадоксом Уоллеса. На самом деле никакого парадокса нет, просто мы еще не установили причину.

Друг и соратник Карла Маркса Фридрих Энгельс (знакомы ли эти имена тем, кто младше сорока лет?) написал в свое время очерк, посвященный роли труда в процессе превращения обезьяны в человека. Главная идея этого очерка такова: «Сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны постепенно превратился в человеческий мозг, который, при всем своем сходстве с обезьяньим, далеко превосходит его по величине и совершенству».

В Советском Союзе, а также в остальных социалистических странах, авторитет Маркса и Энгельса был неоспоримым и все, что они написали, становилось истиной в последней инстанции. Правда, вольнодумцы, не слишком-то разбирающиеся в биологии, любили спрашивать: «Если труд делает разумным, то почему не стали разумными муравьи, пчелы, птицы, которые строят гнезда, или бобры – строители плотин?» Им объясняли, что сравнение пчел или бобров с обезьянами, которые превратились в людей, некорректно, ведь пчел и бобров к определенным действиям побуждают инстинкты, а не разум, и орудий труда они не изготавливают.

Ладно, давайте будем считать, что именно труд способствовал бурному, суперинтенсивному развитию головного мозга наших древнейших предков. Но где же результаты применения этого развитого интеллекта? До простейших составных орудий, вроде каменного топора с деревянной ручкой или стрелы с каменным или костяным наконечником, люди додумались всего-навсего 40 000 лет назад. Гейдельбергский человек имел мозг, сравнимый по объему с нашим. А что он умел? Отдельные оптимистично настроенные ученые считают, что гейдельбергский человек умел строить примитивные жилища и использовал огонь, но у большинства это утверждение вызывает сомнения[28]. Запуска космических кораблей и изобретения сотовой связи от гейдельбергского человека никто не требует, но создания цивилизации, аналогичной раннединастическому периоду древнеегипетского государства, вполне можно было бы ожидать. С таким-то умищем!

Ясно, что естественный отбор так истово-старательно увеличивал головной мозг неспроста. Просто так ничего не делается. Причина была, и она была веской, потому что бо́льшая часть эволюции человека проходила под лозунгом: «Все для головного мозга! Все для его увеличения!» Следовательно, уже у австралопитеков имелась потребность в большом мозге.

Но для чего?

Давайте к месту вспомним, что «интеллектуальный бум» начался тогда, когда эволюционное увеличение мозга сменилось обратным процессом.

Какие будут мнения?

Вот вам вопрос на сообразительность – почему собаки и кошки в целом умнее коров или овец?

Потому что собаки и кошки – хищники, а коровы с овцами – травоядные. Травоядному животному для прокорма много ума не требуется. Жуй себе травку, пока всю не сжуешь, а затем топай вперед до тех пор, пока не наткнешься на новый лужок. А кошкам приходится добывать пищу охотой на жертву, которая совершенно не хочет быть съеденной. Нужно уметь подстеречь жертву в удобном для засады месте, нужно быстро и точно рассчитать параметры прыжка и т. д. У хищников уровень интеллекта всегда выше, чем у травоядных, это аксиома. Охота на жертву – превосходный стимул для развития интеллекта. Как только наши предки вышли из лесов в саванну, где было мало растительной пищи, им пришлось отказаться от вегетарианства. С одной стороны, для достижения успеха требовалось продумывать свои действия, а с другой, эффективная охота на крупную дичь должна быть коллективной, то есть охота также способствовала развитию общения с сородичами, способствовала объединению людей и совместному интеллектуальному труду.

Переход к охоте – прекрасное объяснение интенсивного развития головного мозга. Чем лучше человек умел охотиться, тем лучше он питался, тем большее количество партнерш и детей мог обеспечить пищей и тем дольше жил, ведь хорошее питание и хорошая физическая форма, без которой хорошим охотником не стать, являются залогом долгой жизни. В лихую годину, когда с едой было плохо, никудышного охотника запросто могли съесть всей общиной (голод, как известно, не тетка), а хорошему охотнику такая участь не грозила.

Но не только охота обеспечивает развитие головного мозга. Охота – это активный стимул, но ведь одним стимулом сыт не будешь. Надо обеспечить стимулу условия для работы. Увеличение головного мозга увеличивает массу головы, которая начинает сильнее давить на позвоночник и требует более сильных мышц для управления ею. Оптимизацию опорной и двигательной систем бесконечно проводить нельзя, у нее есть пределы. Развитые мышцы тоже повышают нагрузку на позвоночник, а слишком массивные кости ограничивают быстроту движений и имеют еще несколько «побочных действий». Гораздо выгоднее, то есть проще, уменьшать что-то в области головы пропорционально увеличению мозга. К счастью, у эволюции была такая возможность, потому что переход на животную пищу (пусть и частичный) сделал ненужным массивные челюсти, крупные зубы и мощные жевательные мышцы. Уменьшение зубочелюстного аппарата позволяло интенсивно развивать головной мозг: в одном месте прибывало, в другом – убывало, а в целом масса головы оставалась примерно той же.

Хорошо, пускай так – мозг для охоты. Но почему же тогда полтора миллиона лет назад не были изобретены лук и стрелы, а также копья с костяными наконечниками? А у гейдельбергского человека уже полагалось бы быть арбалетам, если не пищалям. Да и вообще, за столько лет можно было бы уже сообразить, что выращивать животных выгоднее, чем охотиться на них, однако этого не произошло.

Переход на животную пищу, то есть появление охоты на животных служит хорошим объяснением интенсивного развития головного мозга на ранних этапах человеческой эволюции, но дальше оно начинает «пробуксовывать».

Впрочем, кто сказал, что стимул непременно должен быть один? Стимулов могло бы быть и несколько.

Любая особь, живущая среди себе подобных, то есть в популяции, может (и должна!) приспосабливаться не только ко внешней для популяции среде, но и к среде внутрипопуляционной, должна взаимодействовать с сородичами, выстраивать иерархию отношений и все такое прочее.

Согласно гипотезам социального интеллекта и макиавеллиевского интеллекта, увеличение головного мозга наших предков в первую очередь стимулировалось общественным образом жизни, все прочие стимулы можно считать второстепенными. В группах приматов между особями формируются очень сложные взаимоотношения, целый комплекс личных связей, которые нужно поддерживать, развивать и использовать с выгодой для себя. Использовать с выгодой для себя – это самое главное!

Гипотеза социального интеллекта считает стимулом развития мозга наличие социальных отношений, а гипотеза макиавеллиевского интеллекта делает акцент на манипулировании окружающими, но в целом эти гипотезы являются идентичными, потому что социальные отношения изначально являются макиавеллиевскими, ибо они так или иначе направлены на повышение статуса субъекта в обществе, на умение нравиться окружающим и эффективно ими управлять. Оттого и назвали эту гипотезу в честь незабываемого Никколо Макиавелли, который считается лучшим менеджером всех времен и народов.