Ленин. Кн. 1 - Дмитрий Волкогонов

Семья Ульяновых, осев в 1869 году в Симбирске, вела в основном тот же образ жизни, что и большинство служивых людей, чиновничество, мещане того времени. Но более высокий интеллектуальный уровень Марии Александровны и Ильи Николаевича наложили свой решающий отпечаток на духовную жизнь семьи. Рядом с Владимиром росли два брата и три сестры: Анна (родилась в 1864 году), Александр (1866 г.), Ольга (1871 г.), Дмитрий (1874 г.) и Мария (1878 г.). Был и брат Николай (1873 г.), который скончался младенцем, была и еще одна Ольга (1868 г.). Родителям очень хотелось иметь дочь Ольгу. Когда первая Ольга умерла при рождении, через три года родившейся девочке дали вновь это имя. Но не суждено было долго жить и этой симпатичной и умной девушке; вторая Ольга умерла двадцати лет от роду.

Мария Александровна не кончала университетского курса, но благодаря основательному домашнему воспитанию и заботам своей тетки Екатерины Гросскопф была весьма образованной женщиной. О том, как воспитывался Ленин, его братья и сестры, написано множество книг. В них много верного, но много и преувеличенно-слащавого. По словам авторов некоторых публикаций, Ленин проявил свою «гениальность» едва ли не с пеленок. Автор настоящей книги не намерен воспроизводить картины домашнего быта семьи Ульяновых, а отметит лишь несколько деталей, обычно выпадающих из многочисленных описаний.

Действительно, Володя Ульянов был очень способным, даже талантливым ребенком. Здесь огромную роль сыграли высокая образованность отца и матери, вся духовная атмосфера дружной, как сказали бы сейчас, и благополучной семьи. Этому в немалой степени способствовал достаток и высокое положение отца. В Симбирске Ульяновы приобрели хороший дом, в котором старшие трое имели по своей комнате, а матери помогала кухарка; была в семье няня Варвара Григорьевна, для хозяйственных работ (уборка снега, распиловка дров) нанимались работники. Социальные условия для развития Владимира, как и его братьев и сестер, были хорошими. Семья не знала нужды, как впоследствии говорил и сам Ленин.

Илья Николаевич, поднявшись с должности рядового педагога на пост инспектора народных училищ, через несколько лет становится их директором. Это действительно был подвижник народного образования и выдающийся педагог. Он высоко был оценен властями: получил ордена (в том числе Станислава первой степени) и, в конце концов, заслужил чин действительного статского советника. В табели о рангах это приравнивалось к званию «штатского» генерала. К этому времени И. Н. Ульянову высочайше было пожаловано дворянство, что автоматически и юного Владимира сделало дворянином. Положение семьи и ее членов было, казалось, прочным, пока не наступила смерть отца и неожиданно для всех — арест и казнь старшего сына.

Володя все время шел первым учеником, но, конечно, никакого еще «революционного свободомыслия» не проявлял, как об этом позже много писали. Директор гимназии Федор Михайлович Керенский, отец будущего «героя момента» Февральской революции, не раз публично высказывал свое восхищение способностями и прилежанием гимназиста Ульянова. Большие личные способности, благополучие семьи, высокая интеллигентность родителей, удачный «расклад» школьных учителей создали тот благодатный комплекс позитивных формирующих факторов, которые заложили сильный интеллектуальный фундамент молодого Владимира Ульянова.

Одновременно частые похвалы, подчеркивание родителями и учителями особых способностей, пионерство в учебе исподволь формировали в юноше глубокую внутреннюю самоуверенность, ощущение некоего умственного превосходства над сверстниками. В семье он был «любимчиком», привык всегда находиться в центре внимания и даже почитания, что не могло не наложить определенной печати на складывающийся характер и психологию молодого Ульянова. Как впоследствии не раз отмечали Мартов, Потресов, Валентинов и некоторые другие известные марксисты, Ленин не был тщеславен, но не скрывал своего морального «права» на первенство, в которое он уверовал еще с гимназической скамьи. Уже тогда свое первенство молодой Ульянов считал возможным подтверждать грубым моральным давлением и нетерпимостью к иным взглядам.

Студенческий товарищ Александра Ульянова В. В. Водовозов вспоминал, как «после посещения семьи Ульяновых обнаружилось, что близко сойтись с Владимиром он ни в коем случае не может. Его возмущала невыносимая полемическая грубость Ульянова, его безграничная самоуверенность, самомнение, разжигаемое тем, что (уже тогда!) в семье его считали „гением“, а окружающие видели в нем непререкаемый авторитет»18.

Семья Ульяновых была русской семьей, испытавшей опосредованно влияние внешне незаметных течений, обычаев, привычек разных культур, что существовали тогда в российском этносе. Счастливая комбинация многих факторов — материального, духовного, культурного, личностного — предопределила успешное развитие в детстве и юности человека, которому было суждено стать в будущем, как выразился Виктор Чернов, «Робеспьером русской революции»19.

Но духовное и политическое самоопределение Владимира Ульянова было еще впереди. Одной из решающих ступеней этого самоопределения стала судьба старшего брата Александра. Сильный интеллектуальный ковчег молодого Ульянова, сотворенный классическим школьным знанием и самообразованием, стало наполнять нечто новое и необычное.

Александр и Владимир

Каждый человек, проходя по долине своей судьбы, не знает, будут ли на его пути крутые повороты или даже зигзаги. Не все зависит от самой личности. Иногда такой поворот внешне малозаметен, но роль его во всей дальнейшей жизни человека огромна. Вот таким внутренним поворотом, духовным мятежом в сознании Владимира отозвалась трагедия семьи Ульяновых — казнь старшего брата Александра.

Но поворот, толчок, не был буквальным, как его стали трактовать уже после революции. В обиход вошла фраза, якобы сказанная Владимиром Ульяновым своей малолетней сестре Марии после получения известия о казни брата: «Нет, мы пойдем не таким путем. Не таким путем надо идти»20.

Возможно, молодой Ульянов и говорил эти слова, которые потом канонизировали и миллионы уст школьников и студентов повторяли как божественное откровение в конечной инстанции. Может быть, Владимир Ульянов и сказал эту фразу, но нам очевидно и другое: у гимназиста еще не было никаких революционных взглядов и он не мог в то время рассуждать о тех или иных революционных «путях». Хотя официальная историография, превращая юношу в святого марксиста буквально с детства, утверждала, что еще в начале 1887 года смерть старшего брата «укрепила его революционные взгляды»21. Гимназист уже представлен революционером, что совершенно не соответствует истине. Идеологическая гипертрофия начала свое многолетнее дело… Как же обстояло все в действительности и каким образом казнь старшего брата оказала воздействие на семнадцатилетнего Владимира Ульянова?