ОТРАВА С ПРИВКУСОМ ДЗЕН - Александр ЩЁГОЛЕВ

   – И что же мне делать? – спросил я.

   – Вам? Ждать. Но лучше – не здесь.

   На этом мой визит в ЭКУ закончился. Пятьсот долларов я передал Вите, потому что из моих рук эксперт их категорически не принял. Понимаю, доверие взяточника надо заслужить. Они оба срочно отправились в туалет – якобы по нужде, причем, криминалист был вооружен ультрафиолетовым осветителем. Очевидно, пугливый спец намеревался проверить, не помечен ли заработанный им гонорар…

   …Неживой остался на службе. Сказал, дождусь результата – и сразу тебе отзвонюсь. Я же – куда? – домой, конечно. В свой настоящий дом, к стареньким родителям, к маме. К вечному чувству вины, о котором мамуля моя не догадывается, к этому жалящему, разъедающему память чувству, о котором никто никогда не узнает… Но дрогнуло сердце, слетели с губ непрошеные слова: «Здесь притормозите», – и такси выгрузило меня вовсе не там, куда стремился дух умирающего воина.

   Не решился я – к маме. Реальность корчилась в агонии. Моя огромная и пустая комната с нунчаками на подоконнике не так уж пуста, как шепчутся, – вот туда я и приполз за утешением. Мои книги на полу, мои незатейливые спортивные снаряды… электроплитка, где я готовил себе овощи и каши… вовсе не за этим я вернулся. Ожидая ответ из лаборатории и все еще на что-то надеясь, я занялся самолечением. Мальчик наивный, идиот, бывший когда-то учителем…

   Справочник по токсикологии, который я украл у эксперта, поведал мне мое будущее. Червячок, живший до сих пор в подсознании, выбрался наружу. Не зашло ли действие токсина так далеко, что стало необратимым? – вот, оказывается, о чем я думал несколько последних часов. Я просматривал справочник и… нет, не плакал; глаза раздирала такая же сухость, как и все мое убитое тело. Страшный вопрос разрешился полностью. Чем бы ни накормили меня вчера, будь то вытяжка из бледной поганки, будь то споры ботулизма, – надежды нет. Ответ из лаборатории станет приговором, а приговор вскоре приведут в исполнение…

   Самолечение, как и следовало ожидать, дало обратный эффект. Опять меня вынесло из всех дырок сразу – и вместе с бессмысленной марганцовкой я освободился от страха. Я перестал наконец бояться! С ледяным спокойствием я сказал себе: вот он, уникальный шанс подняться на новый уровень самопознания. Перепрыгнуть через несколько уровней. Не упусти шанс, человек…

   Да, я всего лишь школьный учитель. Я – это цепь моей Кармы. Цепь прочна, но чем ее разбить, как не выполненным долгом?

   Простой кулак превратится в Лучезарную звезду, а удар кулака – в ослепительное прикосновение Мудрости… Лишь настоящий учитель шагнет на эту ступень!

   Взяв необходимое, я оставил свою келью навсегда. В конце пути меня ждал ты…

   Подвижные игры в помещении

   Она – из тех женщин, которые используют вместо зеркальца кухонный нож. Этот нож лежит в кухне отдельно от остальной утвари, чтобы сталь не попортилась.

   Такова семейная легенда, рассказанная однажды Щюриком.

   Поэтому я перевожу себя в режим «спинной мозг», чего бы это мне ни стоило. Чтобы никаких нам сюрпризов. Третий глаз на затылке, все интеллигентские рефлексии – в загон! Втягиваю дамочку в квартиру и захлопываю дверь. Одним взглядом она охватывает и разгром в прихожей, и сорванное украшение из пивных пробок, и труп кота на столике, и мою исцарапанную руку. Потом Идея Шакировна видит ноги сына, торчащие из-под бельевого бака, бежит в комнату – еще секунда, и грянул бы взрыв. Ох, наломала бы она дров… Я опережаю ее на эту секунду.

   – Ида! – зычно (как мне кажется) командую я. – Стой, раз-два!

   Она стоит. Тем более, мужа своего подвешенного обнаруживает.

   – Никаких телодвижений, – говорю я, – иначе потолок рухнет.

   Здесь главное – чем бóльшую глупость сморозишь, тем скорейшего эффекта добьешься.

   – Землетрясение? – с абсолютным хладнокровием спрашивает Идея Шакировна, осматриваясь. – Так я и знала, когда шла домой, что дома – тоже землетрясение.

   Голос у нее низкий, властный. Хозяйка.

   – Сумочку снимите, – прошу я. – Потом плащ. Потом – медленно – подайте все это мне.

   – С другой стороны, – как ни в чем не бывало продолжает она, – если потолок рухнет, то мой муж освободится от вашей петли. А Лёнечка, умничка, уже в укрытии. Причин для волнений нет. Из-за чего вы так волнуетесь, Димочка?

   Я – волнуюсь? Грандиозная женщина.

   – Устала, как собака, – жалуется она, – освобождаясь от сумочки и верхней одежды. – Двадцать человек за ночь! Везли и везли. Иногда и двух на всю больницу не наберется, а сегодня наш экспедитор просто уж не знал, куда машины разворачивать…

   Она взбрыкнула, все-таки взбрыкнула! Пока заговаривала мне зубы, освободила у сумочки защелку…

   В режиме «спинного мозга» свою реакцию я не контролирую. Некий сверкающий предмет, выпав из ее руки, тяжело брякнув о сервант, а сама шалунья уже лежит, опрокинутая на спину. Доля секунды. Я сажусь рядом, прижав коленом ее рассыпавшиеся по полу волосы. Какие же у нее великолепные волосы – рыжие, с зеленоватым отливом, совершенно натуральные… масть Кота Дивуара, надо полагать, подбиралась с толком, отнюдь не случайно…

   – А ну – кулаком! – яростно шипит женщина, неестественно задрав подбородок. – Добивай, шакал!

   – Леонид, не снимай бак! – в очередной раз кричит Щюрик.

   И смех, и грех.

   – Я не хочу никого избивать, – спокойно говорю я им всем. – Кулак не для того, чтобы бить, а чтобы направлять… Эй, папаша, – зову я Барского, – в какую часть ведра постучать? Поруководи хоть немного процессом воспитания, это же твой ребенок!

   – Отпусти Иду, ей больно! – кричит он.

   – В верхнюю часть бака или в нижнюю? – я терпелив.

   – В нижнюю.

   – Отлично. Объединив усилия, мы многого добьемся.

   Я кидаю пробочку от пива. Металл с готовностью отзывается. И Леонид тоже отзывается:

   – Кто там?

   В голосе мальчишки – слезы.

   – Теперь скажи что-нибудь своей жене, – велю я Щюрику.

   Та, не в силах шевельнуться, с ненавистью смотрит на меня снизу вверх.

   – Ида, он спятил, – выдавливает из себя урод. – Он решил, что я его отравил. Ты, главное, не принимай поспешных решений.

   Пользуясь положением, я смотрю поверженной женщине в глаза.

   – Оставим проблему безумия философам, многие из которых, кстати, истинную мудрость полагают именно безумной. Насчет остального, сказанного вашим мужем, – сущая правда. Жить мне, Идея Шакировна, всего ничего. И терять мне, соответственно, нечего. Ну как, можно рассчитывать на ваше благоразумие?