Герцогиня-дурнушка - Элоиза Джеймс

И дело было вовсе не в том, что он не знал математики или бухгалтерского дела. Все это Джеймс изучал в школе. Но он не мог заставить себя сосредоточиться на подобных расчетах. Внимание его постоянно рассеивалось, и он обнаруживал, что думает не о продаже лошадей ради прибыли, а о том, как отремонтировать конюшни. Когда же Дейзи и Рид говорили о том, сколько тонн сена получено с южного поля и сколько с западного, его единственным вкладом было следующее замечание: «Косить западное поле значительно труднее, потому что оно расположено на склоне холма». Джеймс знал это только потому, что прошлым летом, когда был в поместье, присоединился к работникам во время сенокоса. Он получал огромное удовольствие, орудуя косой, и проводил целые дни, работая на свежем воздухе. И даже боль в мускулах в конце трудового дня была ему приятна.

Правда же заключалась в том, что он был болваном, годным лишь на то, чтобы размахивать косой. Но если бы он не трудился усердно каждый день, то не смог бы контролировать свой дьявольски вспыльчивый нрав. И будь он проклят, если когда-нибудь начнет швырять в своих домашних фарфоровые статуэтки!

Дейзи, конечно же, постоянно высмеивала его, но на нее он не обижался. Более того, лишь благодаря ей ему когда-то удавалось сидеть на одном месте достаточно долго. Это было, когда он болел острым конъюнктивитом. Тогда доктора заперли его в темной комнате, иначе ему грозила полная слепота. Джеймс подозревал, что он все равно бегал бы по дому и окончательно сгубил бы свое зрение, если бы не Дейзи. Она ухаживала за ним, кормила его и читала ему Шекспира. Но когда он попытался читать сам, ничего у него не получилось, так как мысли невольно устремлялись к другим предметам.

Наконец разговоры о бухгалтерии закончились, и Дейзи попрощалась с мистером Ридом наилюбезнейшим образом. Джеймс попытался выйти следом за управляющим, но жена снова втащила его в библиотеку.

– Что еще? – со вздохом спросил он. – Я должен прокатиться верхом. А то у меня голова разболелась.

Джеймс все еще не мог поверить, что у него есть жена. Не говоря уже о том, что эта жена – Дейзи. Его Дейзи. Протянув руку, он провел ладонью по ее щеке.

– У тебя самое прекрасное, самое благородное лицо. Как у русской княжны, я думаю…

Тео его слова понравились – он понял это по ее глазам.

– Тогда поцелуй меня, – сказала она.

И Джеймс поцеловал ее. Однако думал при этом все о том же. Он неожиданно обнаружил, что и в самом деле думал так, как рассказал принцу Уэльскому той давней мартовской ночью. Дейзи принадлежала ему, и он испытывал к ней собственнические чувства. Более того, он действительно страстно желал ее. Но, увы, отношения между ними уже никогда не будут такими чистыми и искренними, как прежде. И поэтому он поцеловал ее со страстью и с отчаянием, как будто ощущал при этом вкус собственных страданий.

Наконец оторвавшись от ее губ, он пробормотал что-то насчет ужасной головной боли и тотчас же ушел.

После стремительной скачки, избавившей его от головной боли – но не от сердечной, – Джеймс пообедал у себя в клубе, вернулся домой и тотчас же направился в спальню. Рухнув на кровать, он уставился в полог над головой, не в силах ни думать, ни двигаться, ни даже заснуть.

Его камердинер Барли зашел через несколько часов и справился насчет ужина. Оказалось, что графиня отправилась к модистке и еще не вернулась.

– Позже, – ответил Джеймс.

Он страдал от чувства вины. «Вероятно, так чувствуют себя убийцы», – думал он. Ему ужасно хотелось мощным ударом в челюсть впечатать своего отца в стену. Отец разрушил его брак, его любовь к Дейзи, его будущее! Джеймса трясло от ненависти к этому человеку.

Некоторое время спустя его камердинер тихонько постучал в дверь и снова вошел в комнату.

– Полагаю, время одеваться к ужину? – Джеймс сел на постели.

– Да, милорд. Я приготовил вам ванну. Но мистер Крамбл подумал, что вам следует знать… – Барли в смущении умолк.

– В чем дело? – спросил Джеймс. – Мой отец возвратился со скачек?

– Нет, милорд. Это все газеты…

– А что с ними такое?

– Мистер Крамбл сказал графине за завтраком, что большинство газет не доставили, но он отнес их в библиотеку, чтобы вы их прочли.

– Хорошо. Я еще до них не добрался. Но почему же Крамбл сказал так моей жене?

– Это из-за того, что там написали о вашей свадьбе, то есть о леди Айлей. Он решил показать их вам при первой же возможности.

Джеймс в недоумении пожал плечами:

– Но что же такого могли написать газеты о моей жене? Почему они прицепились к нашей свадьбе?

– Это ведь была свадьба сезона, – произнес Барли. – Описания церемонии и праздничного торжества – всюду хвалебные. Позолоченная карета и слуги в ливреях, сотканных из золотых нитей, вызвали всеобщий восторг.

– Мне кажется, будто я тащу из тебя слова клещами, Барли, – проговорил Джеймс. – Ты уже подобрал для меня что-нибудь? Что я надену на вечер?

– Мистер Крамбл думает, что лучше подать ужин графине к ней в комнату, – продолжал Барли, слегка запинаясь. – А вы можете поужинать вместе с ней. По-свойски. То есть… когда позвоните, что готовы.

Камердинер Джеймса прекрасно владел английским, но сейчас его странная речь да еще и просторечное «по-свойски»… Это могло означать только одно: случилось что-то ужасное.

Гнев и страх охватили Джеймса, и он закричал:

– К чему, черт тебя возьми, ты клонишь, Барли?!

– В газетах ее называют «дурнушкой» и «гадкой герцогиней», – ответил слуга со вздохом.

– Что?!

– «Гадкая герцогиня» – это намек на сказку «Гадкий утенок». И, милорд, прошу вас, говорите потише. Ваша супруга в соседней комнате. Она удалилась к себе в спальню сразу же, как только вернулась от модистки.

– Когда ты сказал «в газетах», какие именно издания ты имел в виду? – Джеймс снял рубашку и бросил ее на кровать. Дейзи, должно быть, в отчаянии. А эти репортеры… Все они бессовестные лгуны! Он лично поубивает проклятых писак! Завтра же он добьется, чтобы эти проклятые газетенки закрыли.

Джеймс обнаружил, что его руки дрожат от ярости.

– Все ежедневные, – ответил Барли. – Все, кроме «Морнинг кроникл». Там написали, что у нее королевский профиль.

– Это хорошо, – кивнул Джеймс, решив пощадить «Морнинг кроникл». Он рывком расстегнул бриджи, причем одна пуговица покатилась по полу, и Барли тотчас же метнулся за ней. – Я потребую опровержения и извинений от каждой газеты завтра утром, – процедил Джеймс сквозь зубы. – Иначе, клянусь Богом, я собственноручно подожгу их конторы. Герцогский титул еще пользуется определенным влиянием…

– Да, ваша светлость, – сказал камердинер, отыскав наконец пуговицу. Он повернулся, чтобы достать вечерний костюм хозяина из гардероба. – К несчастью, как доложила ее горничная, миледи увидела эти газеты, когда посетила сегодня модистку. И не только газеты – уже появились специальные выпуски с рисунками в витринах издательств и торговцев канцелярскими товарами. Они трудились над ними всю ночь из-за всеобщего ажиотажа в связи с вашей свадьбой.

– Ох, как… – Джеймс осекся. – Значит, леди Айлей вышла из дома и увидела все это? И теперь она… где?

– В соседней комнате, – ответил Барли. – Она прошла прямо к себе в комнату. А лицо белое как саван. Так сказал мистер Крамбл.

– Где ее мать?

– Миссис Саксби рано утром уехала в Шотландию. Уехала до того, как пришли газеты.

Джеймс швырнул свои бриджи на кровать.

– Я быстро приму ванну, а затем нанесу визит моей жене. Скажи Крамблу, чтобы никто нас не беспокоил, пока я не позвоню. Даже ее горничная, – добавил Джеймс.

Пять минут спустя он накинул халат и направился в комнату Дейзи.

Глава 10

Тео пребывала в таком безысходном отчаянии, что у нее даже не было слез, которые могли бы принести облегчение. По пути в мастерскую модистки она заметила на Пиккадилли скопление людей у нового эстампа в витрине книжного магазина Хатчарда, хотя, конечно же, не знала, что этот эстамп имел отношение к ней.

Тео пребывала в неведении, пока не отправилась домой. По дороге она остановила карету перед еще одной лавкой, торгующей печатной продукцией, и вдруг увидела картинку в витрине. Она тотчас же послала туда слугу, чтобы купил газеты. Те самые газеты, которые, как клятвенно заверял ее дворецкий, им не были доставлены утром.

Тео даже вообразить не могла, что кто-то способен на такую жестокость. Какие же они негодяи, эти репортеры, написавшие все эти злобные статьи! А ведь были еще и те, которые не спали всю ночь, гравируя ее карикатурное изображение в том кошмарном платье. Но, конечно, дело вовсе не в платье…

Ей потребовалось лишь слегка повернуть голову, чтобы увидеть отражение своего лица в стекле. Оно было худым, с высокими скулами, которые так нравились Джеймсу. У нее также был прямой нос, крепкий подбородок… и еще что-то, не поддающееся определению. Но все это вместе складывалось в образ… «гадкой герцогини»!