Шестая койка и другие истории из жизни Паровозова - Алексей Маркович Моторов

— Цыть! — прикрикнул на них сиплый, и все тут же замолчали. Правильно, нельзя нарушать регламент. — А ну! — Сиплый толкнул вдруг Сашку, который зазевался и неосторожно вылез вперед. К всеобщему удовольствию, тот кубарем полетел на землю. — Ты ще тут пид ногамы плутаешься!

Все одобрительно засмеялись, он тоже здесь своим не был.

Сашка поднялся, сутулясь сильнее обычного, отряхиваясь и смущенно улыбаясь, отступил к самым воротам. Надеяться на него уже не приходилось.

— Мени сказалы, ты з матирю тут? — продолжил свой допрос сиплый. — А батько твий, вин де?

Все правильно, от батьки в принципе могли быть неприятности, и я это понимал, но что тут обманывать.

— Они с матерью в разводе! — сказал я, сглотнув, уж больно не любил эту тему. — С прошлого года!

— Та ты що? — явно глумясь, вытаращил глаза сиплый, не пытаясь скрыть радости, ну еще бы, теперь и единственное препятствие исчезло. Он стал обходить меня кругом, как бы разглядывая во всех подробностях. — То-то я и дывлюся, ты все з мамкою ходышь!

Все снова загоготали.

— И що у вас там, в Москви, з матирю? — Он не собирался заканчивать эту бодягу, ему явно нравилось гарцевать тут перед всеми. — Своя хата, чи що?

И тут я вдруг звонко рассмеялся, живо представив себе хату типа этих, да еще с поросенком в сарае, и почему-то на Красной площади, как мы там с матерью кормим кур, ходим с ведром по воду и сушим белье на веревке. Понимал, что это лишь усугубит ситуацию, но ничего с собой поделать не мог, все смеюсь и смеюсь, никак не могу остановиться.

— Ты чого ржешь як жеребець? — несколько опешил сиплый. — Говори, а то зараз дам у вухо!

— Нет, не хата! — утерев слезы, наконец выдавил я из себя. — Квартира!

— Хвартыра? — видно, не совсем понимая, о чем идет речь, насторожился сиплый. — На який вулици ця ваша хвартыра?

— На Кирпичной! — легко ответил я. — На Кирпичной улице!

— От брехло! — возмутился сиплый. Он даже раздулся от негодования.

— Брехло, брехло!!! — опять подала голос толпа.

— Кырпычна, оловяна, деревяна! — передразнивая, противным голосом пропел сиплый. Затем опять повернулся к своим и торжественно отчеканил: — Немае такой вулици в Москви!

Все одобрительно загудели:

— Немае! Брехло! Брехло!!!

— А ты что, — вскинув голову, отважно поинтересовался я, — все улицы в Москве знаешь?

На какое-то мгновение тот немного растерялся, у него забегали глаза, но, быстро совладав с собой, он сообщил, гордо подбоченясь:

— Я-то? Я знаю! Вулицю Ленина в Москви знаю!

По толпе прошел дружный гул согласия.

— Нет никакой улицы Ленина в Москве! — твердо и спокойно сказал я. — Нет и не было никогда!

А что, умирать, так с музыкой.

— Ты мени Ленина не трожь! — с угрозой прошипел сиплый. — Вулиця Ленина у всих мистах е!

— А в Москве, — еще тверже и громче повторил я, — улицы Ленина нет!

Из толпы раздалось, на этот раз яростно:

— Брехло!!! Брехло!!! Дай йому, Мыкола!!! Дай!!!

— Ну я це тоби запамятаю! — клятвенно пообещал этот сиплый Микола, услышав требования односельчан. — Брехло, москаль поганий!

Поведя плечами, он скинул свой огромный пиджак и приблизился вплотную. Предлог был найден, и тянуть не имело смысла. Удар по морде теперь можно было ожидать в любой момент.

— Так де там твоя хвартыра? — примериваясь, как бы мне половчее врезать, продолжал интересоваться Микола для отвлечения внимания. — Та, що на Кырпычной вулици?

— В доме! — понимая, что час расплаты пробил, глядя ему в глаза, сообщил я. — В обычном доме, на восьмом этаже!

И вдруг Микола запнулся, остановился и сделал шаг назад.

— Чого??? — Он выпучил глаза и указал на меня пальцем. — На якому??? На восьмому???

Он схватился за живот, осев на корточки, затем уперся головой в землю, после чего перевернулся на бок и, засучив ногами, принялся гоготать:

— А!!! Не можу, не можу, ну брехун, ну москаль, восьмий этаж!!!

И вся эта монолитная толпа вдруг рассыпалась. Кто-то повалился как подкошенный, кто-то согнулся в три погибели, кто-то плюхнулся на задницу с размаха, но равнодушных там не было. Все они заливались, хрюкали, сучили ногами, катались по траве. Даже флегматичный Сашка бился в конвульсиях у ворот, а он-то каждый день по три раза слушал рассказы Вали, как она жила у нас в комнате на восьмом этаже и обожала выходить на балкон обозревать пейзаж.

— Брехло!!! Брехло!!! — выли и стонали они на все лады. — Восьмий этаж!!! Ой, не можу!!! Ой помираю!!!!

С тем же успехом я мог сообщить, что живу на восемьсот восьмом этаже. А то, что показывали в кино и по телевизору, мало соотносилось ими с реальностью, к тому времени мне это было уже понятно.

Позже я узнал, что в их районном центре самым высоким домом было двухэтажное здание горкома, расположенное в бывшем купеческом особняке.

Бить меня не стали. Зачем, когда я сам себя так разоблачил и опозорил. Колотить бессовестного брехуна — себя не уважать.

И вплоть до самого нашего отъезда, стоило мне только показаться на улице, как за мной устремлялась улюлюкающая толпа малышни:

— Брехло!!! Брехло иде, восьмий этаж!!!!

* * *

Шел день за днем. Мы все так же ходили на Псёл, став черными от загара. Так как бани у наших хозяев не было, с собой мы всякий раз брали кусок мыла. Валялись на берегу и читали книжки. Обратно идти было тяжело, жарко, и кусали слепни. Со временем мы научились тормозить попутный транспорт, включая и цыганские повозки. Нас довозили до перекрестка, сокращая дорогу ровно вдвое.

Обычно во время пути мы шли и разговаривали, хотя разговорами это назвать было трудно. В основном говорила мама, а я слушал. Она рассказывала мне о своей школе у Военторга, где училась с ребятами — выходцами из известных семей, вроде племянников маршала Жукова или сына наркома Кагановича, — как ее пионервожатыми были дочки Хрущева и Буденного, какие буфеты устраивал в школе Никита Сергеевич и как ее одноклассник, сын прокурора Москвы, поведал, что когда вырастет, то первым делом убьет своего отца за то, что тот водил его на допросы врагов народа и заставлял на это смотреть.

Мама пела веселые песни своей студенческой молодости и рассказывала, как познакомилась с отцом, когда они учились в МГУ. От последнего совместного отпуска родителей в позапрошлом году у меня осталась красивая туристская кепка с пластмассовым козырьком и с надписью: SAULKRASTI-72.

Еще мама сообщила, что в следующем году она защитит диссертацию, будет получать больше, и тогда мы снова сможем поехать в Крым