Вожди в законе (СИ) - Фельштинский Юрий Георгиевич

Нужно ли сомневаться в том, что и теперь Молотов не вернул Моору денег. Прошло еще почти два года, и 75-летний Моор, не выходящий из больниц и санаториев для ветеранов революции, неспособный уже ни просить, ни писать лично, обратился к Кларе Цеткин (выполнявшей роль судьи при дележе денег Шмидта) с просьбой о содействии. 19 августа 1927 года та написала письмо Молотову:

"Идя навстречу заслуженному швейцарскому товарищу Карлу Моору, я сердечно прошу Вас помочь ему в его деле. В первую очередь, я прошу Вас принять и выслушать его представителя, т. к. он сам еще болен.

Нижеследующее служит аргументом моей просьбы к Вам:

Семидесятипятилетний тов. К. М[оор] был всю свою жизнь преданным и бескорыстным борцом в интересах интернационального революционного пролетариата. Он в особенности в самые тяжелые времена по отношению к русским нашим товарищам готов был на всякие жертвы, в одинаковой степени служил им политически и материально.

Наш незабвенный Ленин назвал его своим другом и мы знаем, что он в этом смысле скуп был.

Тов. К. М[оор] с нетерпением ждет окончательного решения своего дела, т. к. расшатанное здоровье его не переносит дольше этого климата. Он хочет у себя на родине применить свои последние силы и средства в интересах нашего революционного дела.

Впрочем в принципе его дело уже ведь решено.

В виду этого я надеюсь, что Вы, уважаемый тов. Молотов, поможете тов. Моору и пойдете навстречу ему.

В этой надежде я благодарю Вас заранее и приветствую Вас с искренним уважением и симпатией".

Под влиянием этого письма 9 сентября 1927 года Секретариат ЦК ВКП(б) принял решение "выплатить К. Моору оставшиеся 8254 дол. и считать этим вопрос об уплате долга Моора ликвидированным". Это все, на что мог рассчитывать теперь старик Моор. И поскольку Моор так и не покинул России, а умер в 1932 году в санатории для партийных работников, можно предложить, что он не увидел даже этой суммы. Надежда вернуть 40 226 долларов было последним, что покинуло душу этого скупого человека, никогда бы не выдавшего большевикам ни в 1917 году, ни до, ни после, ни единого франка, доллара, марки и кроны своих собственных денег. Животная беспредельная жадность Моора на деньги довела его до того, что одиннадцать лет (оказавшиеся последними годами его жизни) он выклянчивал "долг" у советского правительства, живя в коморке без туалета и ванной комнаты. Кто же поверит в то, что эти деньги не были немецкими? Или даже в то, что Моор требовал от советского правительства обещанный ему комиссионный процент за переданные большевикам куда более крупные суммы?

Но вернемся в годы первой мировой войны. Очевидно, что два Остапа Бендера русской революции — Ганецкий и Радек — были связаны с Парвусом и Моором. Только лишенный какой-либо, в том числе и социалистической, морали Ленин мог взять себе в подручные столь скомпрометированных, но до поры до времени выгодных работников. "Революция — дело тяжелое, — говорил Ленин по воспоминаниям Войтинского. — В беленьких перчаточках, чистенькими ручками ее не сделаешь… Партия не пансион для благородных девиц. Нельзя в оценке партийных работников подходить с узенькой меркой мещанской морали. Иной мерзавец может быть для нас именно тем и полезен, что он мерзавец. […] У нас хозяйство большое, а в большом хозяйстве всякая дрянь пригодится"(55).

Такой "дрянью" были прежде всего Радек и Ганецкий. "Я, конечно, считаю Радека способным на сообщничество", — писала итальянская коммунистка Анжелика Балабанова. — "Когда Парвус приехал в Стокгольм я отказалась встречаться с ним и запретила Радеку приходить с ним в циммервальдское бюро, находившееся на моей квартире. Что касается Ганецкого, то я хотя имела с ним сношения на Циммервальдской конференции, но принципиально отказывалась бывать у него (он с семьей жил в роскошной квартире, куда по воскресеньям приезжали гости, в частности Радек). Что касается Воровского, то я полагаю, что он, несмотря на свою личную честность, способен был прибегать к большевистским методам для достижения фракционных результатов. Меня эта двойственность поражала, так как у меня с ним лично были хорошие отношения"(56).

Оставляя в стороне вопрос о том, насколько существенной была роль Германии и Австро-Венгрии в деле организации большевистского переворота и смог бы произойти этот переворот без германских и австрийских субсидий, следует указать, что подрывная работа Германии в отношении России была лишь частью общей германской политики, направленной на ослабление противника. На так называемую "мирную пропаганду" Германия потратила по крайней мере 382 млн. марок (причем до мая 1917 года на Румынию или Италию денег было потрачено больше, чем на Россию, что не помешало и Румынии, и Италии выступить в войне на стороне Антанты). Десятки миллионов марок были истрачены на подкуп четырех газет во Франции. В России же ни одной газеты немцам подкупить, видимо, не удалось, и финансирование Германией ленинской "Правды" в 1917 году было, кажется, единственным исключением.

Эта деятельность Германии не была секретом для контразведок Англии, Франции и России. После неудавшейся попытки большевистского переворота в июле 1917 года Временное правительство, заинтересованное в дискредитации большевиков, опубликовало кой-какую информацию о германо-большевистских связях. Сделано это было, однако, наиболее нелепым образом. Серьезных намерений расправиться с большевиками у Временного правительства не было. И хотя ряд большевистских руководителей были объявлены вне закона, никто из арестованных убит не был. А избежавший ареста Ленин скрылся в район станции Разлив и в августе эмигрировал в Финляндию(57).

1. А. В. Луначарский. Сияющий дорогой гений. Доклад, произнесенный 21 января 1929 г., на торжественно-траурном заседании, посвященном пятой годовщине смерти Ленина. Стенограмма. — ж-л. Диалог, 1995, № 3, с. 66.

2. Я рад, что помог развалить всемогущий КГБ. Интервью Станислава Левченко с Олегом Калугиным. — НРС, 26 апреля 1996 г. с. 12.

3. Архив Гуверовского института при Стенфордском университете, коллекция Б. И. Николаевского (далее: АГИН), ящик 392, папка 4. В. М. Зензинов. Страничка из истории раннего большевизма.

4. Письмо Ленина к А. И. Рыкову от 25 февраля 1911 г. — в кн. В. И. Ленин. Сочинения, 4-е изд., т. 34, с. 389.

5. АГИ, коллекция Н. В. Вольского, ящик 4, папка Л. Дан, переписка. Письмо Л. Дан Н. В. Вольскому от 1 мая 1961 г., с. 2.

6. В. Валентинов. Малознакомый Ленин. Париж, 1972, с. 82, 83, 84, 88.

7. Сегодня можно сообщить, что интервью бралось мною у О. А. Кавелиной — внучки Анны Тимофеевны Карповой, урожденной Морозовой, сестры Саввы Тимофеевича Морозова.

8. Т. П. Морозова. Загадочная смерть Саввы Морозова. — Отечество. Краеведческий альманах. Москва, Профиздат, 1997, с. 243.

9. Там же, с. 238.

10. М. Ардов, Б. Ардов, А. Баталов. Легендарная Ордынка. Сборник воспоминаний. Инапресс. СПБ, 1995, с. 211.

11. Н. Думова. Московские меценаты. М., Молодая гвардия, 1992, с. 139–141, 143, 144, 146, с. 148, 150–152

12. Русские писатели 1800–1917. Биогрфический словарь, т. 1. М., 1992, с. 649.

13. В. И. Ленин, ПСС, т. 5, с. 369–370.

14. АГИН, ящик 392, папка 4. В. М. Зензинов. Страничка из истории раннего большевизма.

15. Валентинов, указ. соч., с. 107; Думова, указ. соч., с. 161; Б. И. Николаевский. Тайные страницы истории. М., изд. Гуманитарной литературы, 1995, с. 12; Протоколы пятого съезда РСДРП. Изд. Института Маркса-Энгельса-Ленина, 1935, с. 631.

16. Морозова. Загадочная смерть Саввы Морозова, с. 245.

17. Думова, указ соч., с. 162.

18. Большая советская энциклопедия, 1-е изд., т. 62, с. 556.

19. Воспоминания А. И. Рыкова. — Известия, 2 октября 1918, с. 2.

20. Валентинов, указ. соч., с. 109–110.

21. АГИН, ящик 392, папка 4. В. М. Зензинов. Страничка из истории раннего большевизма.