Из Рима в Иерусалим. Сочинения графа Николая Адлерберга - Николай Адлерберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Над консульским домом устроен небольшой мезонин с балконом и развевается наш русский флаг. Вид с этого балкона весьма оригинален: картина, представляющаяся непривычному взгляду новоприезжего путешественника, во всех своих подробностях отлична от того, что мы видим в Европе. Пальмовые сады, земляные пещеры египетского простонародья, дома странной архитектуры, вдали с одной стороны песчаная пустыня, с другой – ярко голубое море; по улицам шумные толпы народа в национальной одежде; войско в белых холщевых мундирах с малиновыми колпаками, огромные верблюды и маленькие ослы, служащие вместо экипажей и извозчиков – все это поражает новостью того, кто еще недавно оставил быт европейский, к которому привык со дня своего рождения.
Грунт земли в Александрии полуизвесткового, полупесчаного свойства, следовательно, мягкий и для пешеходов удобный. Но частые ветры, вздымая вредную для глаз пыль, до такой степени несносны, что, право, иной раз невольно приходит на мысль предпочесть этой дороге самую дурную мостовую. Дожди в Египте редки, а потому улицы вообще опрятны, за исключением некоторых тесных закоулков, где несоответственное пространству число жителей, более или менее нищих, представляет самую грустную и смрадную картину. Главная улица Александрии – так называемая улица Франков (под этим именем разумеют здесь европейцев или вообще иностранцев из христиан). Торговые ряды и рынки (по-восточному, базары) в Александрии не замечательны ни наружным устройством, ни особенным богатством и разнообразием предметов туземной торговли. Впрочем, они снабжены всем, что, по тамошним понятиям, потребно для удобства жизни более или менее прихотливой.
В главном базаре общий склад всех предметов промышленности, и большее число лавок наполнено съестными припасами, как-то: зеленью, кореньями, свежими и сухими фруктами, шербетами, вареньем, рыбой с ближайшей морской или озерной[2] ловли и яйцами; тут же ряды москатильных лавок с красками, духами, травами, табаком, трубками и чубуками; другие с коврами, покрывалами, седлами, одеяниями и проч., одним словом, со всем, что в жизни составляет предмет первых потребностей.
Вечером консул прислал мне только что полученный им нумер «Русского инвалида» – можете себе представить, с какой жадностью я на него бросился! В самом деле, вообразите, что вы за тридевять земель, как будто в каком-нибудь тридесятом сказочном царстве, и ничего не знаете о происходящем в матушке-России; вдруг одна из старейших русских газет, почтенный «Русский инвалид», попадает к вам в руки; вы принимаете его как близкого своего родного и читаете с восторгом и любопытством весь лист от первой до последней строки, не пропуская даже ни приехавших в Петербург, ни выехавших из него.
В девятом часу пошел я в театр; какой может быть театр в Египте? – спросите вы; а вот какой: итальянская опера; давали «Figlia del Regimento», по нашему «Дочь полка».
Само собой разумеется, что не только Марио и Гризи, но и второй и третий сорт артистов пропели бы лучше синьора Антонио, который, при вторичном моем посещении Александрии, когда я уже возвращался из Иерусалима, нанялся ко мне на дорогу поваром, и который стряпал хуже, нежели пел; тем не менее, в Египте есть театр и итальянская опера, к тому же примадонна весьма сносна для страны крокодилов и тех напевов, которыми наполняют воздух отвратительный крик верблюдов и порывы удушливого хамсина.
Я пробыл два дня в Александрии. Между тем Пасха приближалась, и я более чем когда-либо горел нетерпением встретить ее в Иерусалиме. Задача была нелегка: все сведения, которые я мог собрать, явно доказывали мне совершенную невозможность достигнуть Иерусалима к желаемому времени. Мне предстояли два различные пути: один морской, для чего надлежало дожидаться еще пять дней в Александрии и потом на срочном пароходе плыть в Бейрут, выдержать там трехнедельный карантин и, наконец, либо верхом, либо морем же на арабской лодке добраться до Яффы, откуда оставалось еще двенадцать часов езды верхом до святого города. Другой путь, посуху, лежал через пустыню Суэцкого перешейка, но на это потребовалось бы едва ли еще не больше времени.
Только через два дня отходил пароход по Нилу в Каир: там надлежало ожидать караванных путешественников (и ожидание могло продлиться неопределенное время), потом дней двенадцать или пятнадцать идти пустыней в Палестину, и наконец через Яффу же ехать верхом до Иерусалима. Таким образом, и тот, и другой путь требовали, по крайней мере, месяца времени – а оставалось только двенадцать дней до Светлого Воскресенья… Я был в отчаянии и почти уж решился предпринять поездку в Каир, чтоб сразу осмотреть эту часть Египта, а потом, посетив Иерусалим, прямо из Палестины возвратиться в Европу. Прусский консул г. Думрейхер, к которому я имел рекомендательное письмо из Италии, дал мне следующий совет: «Недавно, – говорил он, – приехал к нам из Константинополя паша, присланный султаном на пароходе с двумя батальонами турецкой пехоты, отданными в распоряжение Мехмеда-Али, для укомплектования наблюдательных постов на степной границе и для усиления конвоя, сопровождающего поклонников Мухаммеда, которые толпами отправляются в Мекк у. Окончив свое поручение, паша, на данном ему Мехмедом-Али фрегате, сегодня в ночь оставляет Александрию и отправляется в Бейрут. Поищите через вашего консула случая познакомиться с этим пашой: он очень милый и обязательный человек, воспитывался в Париже, услужлив и образован; он непременно предложит вам ехать с ним и даже, в угождение вам, прикажет командиру фрегата, не доходя Бейрута, свернуть вправо и зайти в Яффу, а там высадит вас на берег; тогда, при попутном ветре, у вас будет возможность даже в четверг или пятницу на Страстной неделе поспеть в Иерусалим и встретить Пасху у гроба Господня».
Предложение г. Думрейхера было принято нами с восторгом, тем более, что надежда приехать в Иерусалим вовремя пропала было у нас вовсе, – теперь этот проект вновь ободрил нас; не теряя времени, мы обратились к г. Фоку с просьбой познакомить нас с пашой. Он охотно согласился на это и сейчас же послал справиться, когда паша намерен ехать. Ему отвечали, что паша давно уже собрался ехать и почти целые сутки сидит у моря и ждет погоды. Действительно, не совсем довольный ласковым приемом Мехмеда-Али, паша даже не хотел лишней минутой продлить пребывание свое в Александрии, а потому, окончив свое поручение, сейчас же сел на корабль; но на его беду сильный противный ветер не дозволял фрегату выйти из гавани; судно сильно раскачивало на якоре, а паша упрямо выжидал перемены ветра и настойчиво оставался на корабле. Г. Фок поехал к нему для переговоров насчет нас, и переговоры эти увенчались совершенным успехом.