Сказки Освии. Два брата (СИ) - Бондарь Татьяна Николаевна

— Ну, не совсем невеста. Приезжала к нам как-то раз. Флиртовала сначала с ним, потом со мной.

— Так какого черта вы меня сюда притащили? Раз у герцога готовая невеста, пусть она его и спасает!

— Уж лучше ты, чем она. Я так думаю, эта девица, скорее, предпочла бы спасти родовое поместье и золото Рональда, чем его самого.

Няня Мэлли

Мне ужасно хотелось вернуться в свою комнату. Надо было все обдумать, упорядочить услышанное, понять, хочу ли я играть в происходящем какую-то роль, или стоит сбежать и оставить герцога самого решать свои проблемы. Вместо этого, вечно голодный котяра упросил меня пойти на кухню.

— Надо кое с кем поздороваться, — мяукнул он и повел меня вперед по коридору, уверенно сворачивая на поворотах и виляя пушистым полосатым хвостом.

Замок был небольшой, идти долго не пришлось, и мы оказались перед еще одной закрытой дверью.

— Это чтобы запахи из кухни не шли в жилые комнаты, — пояснил он и скомандовал мне: — Открывай!

Я тихонько постучалась, но, видно, меня никто не услышал. Я постучала громче — ответа все равно не было. Тогда, обреченно вздохнув, я толкнула дверь.

Кухня сияла чистотой. За плитою спиной ко мне стояла невысокая крепкая женщина, одетая во все белое, как и было положено поварихам. Из-под ее белоснежного платочка выбивалась тугая темная коса, слегка тронутая сединой. Женщина гремела сковородками и кастрюльками, протирая их и раскладывая по местам. Напротив нее на плите уже закипал большой розовый чайник, щедро украшенный россыпью нарисованных цветов.

Услышав, что кто-то вошел, женщина обернулась. На вид ей было лет сорок. От ее глаз лучиками расходились морщинки, выдавая в ней человека, который часто и легко улыбался. Это было красиво, я даже подумала, что хочу, чтобы у меня когда-нибудь тоже появились такие.

Будто в подтверждение моим мыслям, женщина очень солнечно улыбнулась. Потом взгляд ее опустился на кота. Улыбка мгновенно пропала с ее подвижного лица, она выронила кастрюльку, которую только взялась протирать.

— Привет, Мэлли, — успел сказать Альберт, прежде чем только что оброненный предмет кухонной утвари вновь был поднят и брошен в него.

— Ты! — крикнула она, обращая весь гнев, который в ней умещался, на мгновенно сжавшегося в упругий комок Альберта.

К счастью, кот успел увернуться. Довольно тяжелая кастрюлька угодила в стеклянную дверцу нижнего шкафчика и разбила ее вдребезги. Шум и разлетающиеся осколки не остановили кухарку, она схватила первый попавшийся предмет и швырнула его, снова метясь в кота. Предметом оказалась сахарница, которая тоже не попала в цель. Цель была верткая и делала все, чтобы не схлопотать по загривку. Сахарница упала на пол и раскололась. Белый песок дорожкой дотянулся до лап кота и коснулся носков моих туфель. Я быстро отошла в сторону и спряталась обратно за дверь, поняв, что могу пострадать от гнева этой Мэлли просто за компанию.

Между тем она продолжала буйствовать, разбрасывая все новые вещи, неизменно целясь в Альберта и неизменно промахиваясь. Кот одинаково ловко уворачивался от железных лопаток разного размера, ложек, черпаков, тарелок, бутылок, бесчисленного количества картошин. Его прыть радовала, в распоряжении у Мэлли все еще оставался большой набор ножей всех размеров.

— Как твоя рыжая морда посмела показаться здесь? — кричала она не останавливаясь. — Мерзавец! Предатель! И хватило же наглости вернуться! Он тебе доверял, а ты, подлец, его со света решил сжить?! Чего тебе не хватало? Я разве этому тебя учила в детстве?!

Кухня на глазах теряла свой аккуратный и достойный вид. Пол покрывался толстым слоем осколков и испорченных раз и навсегда продуктов. Казалось, что убрать здесь не получится уже никогда.

Постепенно гнев Мэлли начал иссякать. Свою роль в этом сыграло и то, что бросать в Альберта стало нечем. К этому моменту он находился на самой высокой полке, прямо под потолком. Из целых предметов в кухне остался только давно свистящий розовый чайник и тяжелая дубовая мебель. Няня сняла чайник с плиты, чтобы прекратить назойливый писк, взвесила его в руке, прикидывая, стоит ли попытаться запустить в кота и им. Альберт понял ее намерение и с легкой тревогой поспешил сказать:

— Спокойно, няня, я здесь с разрешения Рональда.

Мэлли, по-видимому, сбитая с толку этой новостью, аккуратно поставила чайник, подняла с пола опрокинутый стул и села.

— Ну вот, так-то лучше, — кот облегченно выдохнул — буря миновала. Он улегся там, где был, на верхнем шкафчике, приоткрыл дверцу и запустил когтистую лапу в небольшой горшочек, стоявший на полке. Лапа вымазалась во что-то желтое и липкое.

— Повезло, — довольно улыбнулось прожорливое животное и принялось слизывать с испачканной лапы масло.

— Человеком он был таким же, — сказала няня-кухарка. — Наглым, вредным и прожорливым.

— Неправда! — оспорил кот. — Обжорство — приобретенный порок. Когда ты кот — все кажется в три раза вкуснее.

Кухарка махнула на него рукой, ее злость совсем прошла, и я осмелилась выйти из-за двери.

— Ну вот, стоило ли так нервничать? — притворно-возмущенно спросил няню кот. — Столько добра извела, и ради чего? Из низменного желания сделать мне больно. Теперь целого жалованья не хватит, чтобы все заново купить, и убирать до завтра придется.

Няня действительно поднялась и стала собирать с пола осколки и помятые кастрюльки. Я принялась ей помогать.

— Мне не жалко. С тобой по-другому нельзя. Я же вас как родных любила. И тебя, и его — всегда одинаково. Думала, что вырастила и воспитала вас правильно. А потом оказалось, что нет. Когда ты… котом стал и сбежал, я столько ночей проплакала! А он так вообще есть перестал. Я думала, сам себя голодом заморит. Ходила к нему, уговаривала, готовила его любимое все, а он отказывался. Потом его Альвадо призвал к себе. Не знаю, о чем они там говорили, а только когда вернулся — снова начал есть. Хоть какая-то от короля польза вышла, — добавила она шепотом. — А так уж и не было бы моего Рональда. Я же вас обоих в один месяц чуть не потеряла, бездушное ты чудовище! — говорила она сквозь слезы и вытирала фартуком лицо.

В ее голосе не было злобы, она, как мать, отчитывала нерадивого сына, все равно через любовь. Выговорившись наконец, няня Мэлли выбрала из горы осколков две целые чашки и заварила чай для себя и для меня. В комнате запахло мальвой. Эта травка обладала сильным успокаивающим действием. Ее часто пили впечатлительные девицы в институте. А я ее терпеть не могла, поэтому вежливо крутила чашку в руках и налегала больше на печеньки, которые вообще непонятно откуда взялись — из ее фартука, что ли?

Няня стала совсем спокойной, но, к счастью, не апатичной. Если перебрать с мальвой, то можно и вообще на два часа все эмоции потерять. Но у Мэлли, похоже, был к ней устойчивость. Она выпила одну чашку полностью и еще долила кипятка в старую заварку.

— Откуда ты у нас взялась, девочка? — перешла она к расспросам, и я не успела первая задать свои, хотя у меня их скопилось много: правда ли, что Мэлли растила Альберта, был ли он на самом деле предателем и если — да, то что же такое натворил; говорила ли Мэлли про герцога Страха, или где-то поблизости обитал еще один Рональд, которого кот умудрился расстроить до меланхолии, и почему она намекает, что от добрейшего короля Альвадо никакой пользы.

Вместо этого мне пришлось рассказать Мэлли, кто я и откуда, чем занимались мои родители, сколько мне лет, как я сюда попала и так далее, и так далее. Вопросы сыпались один за другим, я старалась честно на них отвечать, умолчав только о том, по какой причине герцог привез меня сюда. Няня сразу уловила, что я недоговариваю, но допытываться не стала.

Альберт слушал молча. Он лежал, как и раньше, на верхней полке, поедая все, что уцелело и казалось ему съедобным. К концу нашего разговора он почувствовал себя в полной безопасности. Когда все, до чего он дотягивался, было съедено, кот спрыгнул вниз, громко шлепнувшись об пол. Осколки посуды на полу и столе вздрогнули. Альберт совершенно по-кошачьи потерся о ноги няни Мэлли.