В погоне за золотом Измира - Лоуренс Блок

Я вжался в кресло, наклонил голову. Он вновь прошелся по проходу, но я его внимания не привлек. Затаив дыхание, я ждал, пока он не покинет кинотеатр. Потом вытер со лба холодный пот.

Но он поджидал меня на выходе. Я предчувствовал, что так оно и будет.

Я попытался раствориться в тени и метнулся налево, в надежде, что оторвусь от него. Обернувшись, увидел его. Медленно дошел до угла, а обогнув его, сорвался с места, словно спринтер. Пробежал два квартала под изумленными взорами прохожих, вновь перешел на шаг. Мимо проезжало такси. Я поднял руку, машина остановилась.

— Поехали, — бросил я, садясь в кабину.

— Куда, сэр?

Ответа у меня не нашлось.

— К пабу, — больше я ничего не придумал. — Куда-нибудь, где меня хорошо покормят.

Такси не двинулось с места.

— На противоположной стороне улицы прекрасный ресторан, сэр. И цены там умеренные.

Мой преследователь появился из-за угла. Уже без «дипломата». Я попытался спрятаться, но он заметил меня.

— Я поссорился с женой, — придумал я отговорку. — Думаю, она следит за мной. Покружите, пожалуйста, по кварталу, а потом высадите меня у этого ресторана.

Водитель подчинился. Мужчина уже стоял на краю тротуара и ловил такси. Я наблюдал за ним через заднее стекло. Когда мы повернули за угол, такси он еще не поймал. Мы проехали несколько кварталов, вновь повернули. Я облегченно вздохнул, расслабился.

Изредка поглядывал назад, пока не убедился, что «хвоста» нет. То же сказал мне и водитель.

— Теперь я отвезу вас к ресторану, сэр. Кухней и обслуживанием вы останетесь довольны.

Он остановил машину у ресторана. Открывая дверцу, я оглянулся и увидел, что мужчина стоит на прежнем месте. Все еще ловит такси. Он увидел меня, наши взгляды встретились, и меня шатнуло. Перед тем как войти в ресторан, я вновь оглянулся. Мужчина переходил улицу.

Старший официант отвел меня к столику. Я заказал бренди и сел лицом к двери. Я чувствовал себя полным идиотом. Ускользнуть от преследователя, а затем вернуться туда, где он меня поджидал!

Дверь распахнулась. Высокий мужчина вошел, посмотрел на меня, потом обернулся. Его лицо затуманилось, он вроде бы заколебался. Наверное, подумал я, он боится арестовывать меня в одиночку. Газеты писали, что я вооружен и опасен.

Удастся ли мне сбежать? Эффект внезапности срабатывал дважды, с Мустафой и полицейскими. Но я чувствовал, что на этот раз ничего не выйдет. Мужчина-то начеку. Он уже шагал к моему столику.

И все же, решил я, попытка не пытка. Я смотрел в сторону, словно не замечая его. Руки я держал под столиком. Сейчас он подойдет, я переверну на него столик, а сам...

В дверь входили трое полицейских. Если я ускользну от мужчины, то попаду прямо к ним в лапы. Я понял, что пропал. Перед мысленным взором возник список моих правонарушений: нападение на турка, незаконное проникновение в Ирландию, кража велосипеда, нападение и избиение двух ирландских полицейских, кража автомобиля, сопротивление аресту...

Высокий мужчина в очках споткнулся, начал падать на меня. Он взмахнул правой рукой, чтобы сохранить равновесие, левая коснулась моего правого бока. «У Муни», Толбот-стрит", — шепнул он мне и проследовал дальше.

Полицейские, суровые, как священник на исповеди, окружили его. Один взял его за левую руку, второй — за правую, третий встал сзади с револьвером в руке. Они вывели его из ресторана, оставив меня за столиком.

Я мог лишь таращиться на него, как и другие посетители ресторана. В дверях высокий мужчина решил попытать судьбу. Ногой пнул полицейского с револьвером, идущего сзади, вырвался из рук тех, кто держал его, и бросился бежать.

Все бросились к окнам. Я услышал полицейские свистки, затем загремели выстрелы. Высокий мужчина бежал по улице. Один полицейский стрелял в него. Высокий мужчина обернулся с пистолетом в руке, открыл беспорядочный огонь. Пуля разбила витрину ресторана. Я упал на пол. Новые выстрелы. Я поднял голову, осторожно выглянул из-за подоконника. Высокий мужчина лежал на мостовой. Вдали выли сирены. Один полицейский зажимал рану на руке. Сквозь пальцы сочилась кровь. На меня никто внимания не обращал.

Я вернулся за столик. Руки дрожали, и я ничего не мог с ними поделать. Официант принес мне бренди. Я выпил его залпом и тут же заказал вторую порцию.

«У Муни», Толбот-стрит", — сказал он. Я не знал, что это значит, кто он такой, за кого он меня принимал. Почему он следил за мной? Что ждало меня «У Муни»? Он назначил мне там встречу? Едва ли он придет туда.

Потом в правом кармане пиджака я обнаружил металлический диск диаметром в полтора дюйма с выбитым на нем числом 249. Наверное, мужчина положил его туда, когда едва не упал на меня.

Тут уж мне стало ясно, что делать дальше, хотя причины подобного поведения мужчины оставались для меня тайной. Я зашагал по О'Коннел-стрит в обратном направлении, нашел пересекающую ее Толбот-стрит, рядом с кинотеатром. Еще полквартала, и вот он, паб «У Муни». Я отдал металлический диск гардеробщику, как и ожидал, получил черный «дипломат», вознаградил усердие гардеробщика шиллингом. Закрылся в кабинке мужского туалета, положил «дипломат» на колени, открыл.

Сверху лежал конверт, адресованный мне. Из него я достал лист бумаги, прочитал несколько строк, торопливо написанные карандашом.

"Таннер!

Я надеюсь, вы тот, за кого я вас принимаю. Доставьте «товар» по назначению, нужным людям, и о вас позаботятся. Паспорта настоящие. Провал операции может иметь нежелательные последствия".

Шесть часов спустя я прилетел в Мадрид.

Глава девятая

Эстебан Роблес жил на Калле де ла Сангре, Кровавой улице, невзрачной, узкой, расположенной в студенческом квартале к югу от университета. Утро выдалось жарким, в бездонной синеве неба ярко светило солнце. Толстый твидовый пиджак я оставил в аэропорту, за стойкой «Ибериэн эйруэйз» поменял часть английских фунтов на испанские песеты.

Таксист нашел Калле де ла Сангре не без труда, изрядно поплутав по студенческому кварталу. Он без умолку тараторил о погоде, быках и Вьетнаме. Я говорил не на классическом испанском, а на его южноамериканском диалекте, поэтому сказал, что приехал из Венесуэлы. После этого мы обсудили Фиделя Кастро. Он хотел знать, действительно ли кубинские коммунисты пересажали в тюрьмы священников и изнасиловали всех монахинь. При этом у него раскраснелось лицо. Наверное, от похотливых мыслишек.

Роблеса я нашел на третьем этаже запущенного дома, благоухающего запахами стряпни. Комната его напоминала келью ученого-монаха: гора книг и газетных вырезок на столе, книги в углу, пепельница, полная окурков, четыре пустые бутылки из-под вина, тарелка с недоеденной фасолью с рисом, пролежанная койка у стены. Рисунок на линолеуме исчез за многолетними наслоениями грязи. Дверь мне открыл сам Роб-лес, молодой человек с фигурой матадора и бородатой физиономией завсегдатая маршей протеста. Я знал его как активного члена Федерации иберийских анархистов. В Испании анархистов не жаловали, так что мне пришлось убеждать Роблеса, что я не агент гражданской гвардии.

Может, мне не следовало этого делать. Если в он принял меня за сотрудника секретной полиции, то, скорее всего, согласился бы сотрудничать со мной. Я же сказал правду, чем поверг его в ужас. Взгляд его то и дело возвращался к двери. Он словно ждал, что она вот-вот распахнется и вошедшие стражи закона препроводят нас обоих в тюрьму.

— Что тебе нужно? — вновь и вновь спрашивал он. — Почему ты пришел ко мне?

— Я должен попасть в Турцию, — объяснял я.

— Я тебе не самолет. Это небезопасно. Ты должен уйти.

— Мне нужна ваша помощь.

— Моя помощь? — он уставился в пол. — Я не могу тебе помочь. Всюду полиция. И я не могу оставить тебя здесь. Нет места. Одна маленькая кровать, и я сам сплю на ней. Я не могу оставить тебя здесь.

— Я хочу выбраться из Испании.

— Я тоже. И многие другие. Я мог бы заработать в Америке кучу денег. Я мог бы стать парикмахером Джекки Кеннеди.

— Извините?

— Я бы укладывал ее волосы и сколотил бы на этом целое состояние.

— Я не думаю...

— Вместо этого я гнию в Мадриде, — он подергал бороду. — Я мог бы укладывать волосы Джекки Кеннеди и зарабатывать на этом хорошие деньги. Или Берд Джонсон. Ты парикмахер?

— Нет.

— Я не завтракал. Внизу есть кафе, туда ты идти не можешь. Тебя застрелят на улице, как собаку. Ты говоришь по-испански?

Мы с самого начала говорили по-испански. У меня возникли подозрения, что Роблес спятил.

— Есть еще кафе. Там меня знают. И не кормят в кредит.

В какой уж раз он посмотрел на дверь. Его страх начал передаваться мне. В любой момент могли зайти солдаты гражданской гвардии и перестрелять нас как парикмахеров.

— У меня нет денег, — признался Роблес.

Я дал ему испанские деньги и попросил принести завтрак для нас двоих. Он схватил банкноты, посмотрел на дверь, нервно закурил, сделал несколько затяжек, сбросил пепел на пол, упал на кушетку.