Кара Дон Жуана - Ольга Володарская

— Папа!

— Только прошу, сын, следи, чтобы игры ваши не привели к случайному зачатию! Отучишься, тогда рожайте, а сейчас рано…

Тогда Андрей отцу и пообещал, что подарит ему внука не раньше, чем через три года. Потом он сообщил об этом жене. Кара пришла в ужас!

— Дети от бога, — кричала она, обливаясь слезами. — Раз он их дает, значит, так надо! А вмешиваться в его деяния — грех!

— Ты же сама говорила, что Зара давала тебе отвар каких-то трав, чтобы ты не забеременела…

— Я не могла родить от нелюбимого, а от тебя могу! И хочу! Я мечтаю подарить тебе наследника!

— Подаришь, но позже… — Он вытащил из кармана черную коробочку с изображением целующейся парочки. — А пока мы будем пользоваться этим.

— Ни за что! Я лучше вообще не буду с тобой спать! И ты меня не уговоришь!

Конечно, он ее уговорил. В тот же день. А позже, когда Кара стала более цивилизованной, она уже без скандалов позволяла Андрею предохраняться и даже сама покупала в аптеке презервативы.

Она вообще со временем сильно изменилась. Стала изысканно-прекрасной, нежной, очаровательной, элегантной — мама привила ей хороший вкус. Теперь Кара носила мини-платья по фигуре, не скрывающие ее стройных смуглых ног, туфельки на шпильке, золотые украшения. Она научилась умело краситься, укладывать свою смоляную гриву в безупречную прическу, грациозно ходить. Научилась держать осанку, аккуратно есть, вытирать руки не о подол, а салфеткой. Но самое главное, Кара освоила грамоту — через год она уже читала и писала на двух языках: русском и армянском. И тут выяснилось, что она неглупа. Что ей удивительно легко даются науки, особенно гуманитарные. Выявились таланты к живописи и сочинительству — Кара придумывала удивительные сказки. Она стала много читать, предпочитая зарубежных романистов (Моэма, Ремарка, Ирвина Шоу), увлеклась цветоводством, верховой ездой…

Но что у нее получалось лучше всего, так это ладить с людьми! Ее полюбили домашние: отец, мама, бабушка, даже пес Мирон, который ненавидел всех, за исключением Карэна, только Марианна относилась к свояченице с легкой прохладцей. Несмотря на то что она была младше Кары, считала ее незрелой, несерьезной, наивной. Она насмехалась над ее восторженностью, непосредственностью, легковерностью — Кара верила всему: байкам Андрея, хвастливым россказням Гургена, прогнозам погоды, астрологам, но особенно гадальным картам. Истрепанные карты старой Зары были ее главными советчиками. Перед тем как предпринять что-либо, она раскидывала их, всматривалась в истертые портреты дам и валетов, пытаясь понять, будет ли сопутствовать успех ее начинанию или нет. Так же она раскладывала карты на всех членов семьи, и иногда гадания сбывались. Такие, например, как предстоящая бабушке операция — та уже полгода собиралась лечь в больницу, чтобы удалить грыжу, или скорый отъезд Карэна — он покидал дом не реже раза в месяц…

Естественно, как только Кара узнала новость о том, что Андрей с отцом собираются в Москву, она тут же раскинула карты.

— Ну что? — с любопытством спросила Бэла Ашотовна, которая относилась к Кариным гаданиям с интересом, но верила в них только тогда, когда они сулили что-то хорошее. — Выгорит у них дело?

— Близкую дорогу вижу, хлопоты, визиты, которые принесут большие деньги, успех в начинаниях… Вроде бы все хорошо… Только вот вылезают какие-то слезы, печаль… Не пойму, с чего… — Она собрала карты, перетасовала, зажав колоду между ладонями, задумалась, формулируя вопрос, затем выбросила пять штук: одну в центр, четыре вокруг. — Горе их ждет в будущем. Много слез.

— Да ладно тебе преувеличивать! — проворчала бабушка, но глаза ее засветились беспокойством. — Горе, слезы! Скажи уж, разочарование, печаль…

— Нет, горе. Потери. И как будто смерть… — Видя, как напряглось лицо старушки, Кара поспешно добавила: — Не их, чья-то…

— Я, что ли, помру?

Кара выбросила еще четыре карты, хмуро на них посмотрела.

— Не одна смерть — несколько. И большие потери…

— Точно война начнется, как я и говорила, — с явным облегчением выдохнула Бэла Ашотовна. — И у Карэна, и у Андрюшки много друзей абхазов, может, кто-то из них пострадает…

— Да, наверное, только… — Кара сморщилась, и из глаз ее потекли крупные слезы. — Только и у меня то же самое… Я вчера гадала, там горе, страдание! И долгая разлука! — Она кинулась старушке на грудь. — Бабулечка, миленькая, отговори их ехать! С ними там что-то страшное случится! Вдруг они кого машиной собьют, а их посадят за это…

— Не реви, глупая!

— Бабулечка, пожалуйста, повлияй на них! Если Андрея посадят, я разлуки не переживу…

— Не каркай! — прикрикнула Бэла Ашотовна. — Этого еще не хватало… — Она сжала губы в ниточку, нахмурилась. — Я, конечно, поговорю, но боюсь, они меня не послушают — отменять важную поездку только потому, что карты не так выпали, несусветная глупость… Вот увидишь, посмеются над нами, дурами, и завтра же укатят!

Как Бэла Ашотовна и прогнозировала, Карэн с Андреем уехали в Москву на следующий же день.

Столица на младшего Караяна произвела ужасное впечатление: огромный, шумный, грязный город, где воздух сизый от выхлопных газов, где люди злые, хмурые, озабоченные, вечно спешащие, где в роскоши метрополитена бродят нищие, пьянь, ворье, где таких, как он, Андрей, называют «черножопыми»… Разве можно променять жизнь в горах на существование в этом загазованном муравейнике?

«Не только можно, но и нужно», — сказал отец, не выслушав и трети сыновьих аргументов в пользу возвращения в Абхазию. Он всегда любил Москву, часто бывал в ней, но считал ее немного скучной, старомодной, закостенелой, эдакой старой девой. А вот новая Москва пришлась ему по душе. Он не замечал грязи, смога, побирушек, он видел огромные рекламные щиты, дорогие бутики, рестораны, первые элитные новостройки, автосалоны — все то, чего так много на Западе и чего не было в России. Все то, во что можно вложить деньги…

— Я нюхом чую, — возбужденно говорил он, прогуливаясь с сыном по Калининскому проспекту. — Совсем скоро Москва начнет пухнуть, сюда ринутся люди из всех бывших республик, и им понадобится жилье. Развернется грандиозное строительство на окраинах. В центре станут переделываться и реставрироваться здания под казино и рестораны. Начнут возводить церкви! Представляешь, как на этом разбогатеют застройщики?

— Представляю, — кивнул Андрей. — Дармовая сила из Таджикистана и Молдавии, дешевые стройматериалы с подпольных фабрик, ворованная фурнитура — а в итоге большое красивое здание, проданное за сотни тысяч долларов США.

— Мы должны попасть в число тех, кто их заработает!

— Тут без нас желающих полно. Думаешь, ты самый умный?

— Не самый, но… — Отец подмигнул сыну. — У меня больше возможностей, чем у других.

— Ты чужак здесь. Тебя не пустят в этот бизнес русские… э… коллеги.

— Ты о русской мафии говоришь? — улыбнулся Карэн. — Так вот, знай, что строительство на окраинах контролируют как раз армяне. И с одним из местных авторитетов у меня вечером встреча!

Авторитета звали Радиком. Он имел огромный дом на Рублевском шоссе и намеревался строить там еще несколько — на продажу, считал, что в скором времени богатые москвичи ринутся из загазованной столицы за город. Карэна он встретил приветливо, Андрея с восторгом — у него была дочка на выданье, которой все никак не могли найти достойную партию. К счастью, девушка на Андрея не среагировала (она была безнадежно влюблена в своего телохранителя), но Радик все равно уговорил Карэна погостить у него, пообещав помочь с переездом и инвестициями.

У Радика Караяны застряли надолго. Около трех недель они пользовались его гостеприимством, правда, при этом отец умудрялся еще совершать какие-то сделки — он купил землю под застройку, арендовал здание под офис, наладил контакты с поставщиками некондиционного кирпича. Андрей, по сути, был ему не нужен, но Карэн все же не отпускал его домой — считал, что сын должен перенимать опыт. Ведь все достанется именно ему! Но Андрей, вместо того чтобы вникать в дела, днями пропадал у мольберта, рисуя непривычные среднерусские пейзажи, а вечерами у телефона, названивая домой. Он безумно скучал по Каре, беспокоился о ней и обо всех домашних — в прессе то и дело стали появляться заметки о беспорядках на улицах абхазских городов. А когда бабушка в одном из разговоров упомянула, что на шоссе видели танки и бронетранспортеры, Андрей понял, что пришла пора настоять на возвращении.

Карэн согласился вернуться не сразу — у него была намечена масса дел на всю неделю, к тому же он не верил газетам (считал — преувеличивают), зато очень доверял своим людям, оставленным охранять виллу. Так что засобирались они в Абхазию только через три дня. Тут оказалось, что рейсы до Сухуми отменены и придется лететь через Адлер. Весь полет Андрея била нервная дрожь, он чувствовал опасность — просто так аэропорты не закрывают — и слышал перешептывания стюардесс о том, что многие пассажиры отказались от своих билетов, насмотревшись телевизионных репортажей с сухумских улиц, по которым на самом деле бегали кучки фанатиков с автоматами и ездили танки…