В огне повенчанные. Рассказы - Иван Лазутин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А зачем он ему? — спросила Галина.
— А кто его знает? А он такой. На руку нечистый.
— Как же ты питаешься? — продолжала свой paсспрос Галина, время от времени посматривая на исхудалое лицо мальчишки с большими впалыми глазами, в которых затаилась недетская усталость.
— Соседка иногда приносит еду. Но они сами собираются в эвакуацию.
— И ты с ними?
— Нет, я буду ждать папку с. мамкой. С запада поезда идут. Должны же они когда-нибудь приехать. Говорят, на западе с билетами плохо.
— А откуда ты знаешь, что с билетами там плохо? — спросила Галина, а сама подумала: «Наверное, его утешил кто-то надеждой, хотя тут дело, может быть, и посерьезней. Пока в городе работают и почта и телеграф. Не в первый же день немцы взяли Львов. Тут наверняка случилось что-то …»
Дорогой девочка проснулась. Не сразу поняла, почему ее несет на руках чужая женщина. Ища кого-то глазами и не находя, заплакала. Галина принялась успокаивать ее.
Оставшийся путь до военкомата девочка шла пешком, уцепившись за палец Галины. Боязливо поглядывая по сторонам, своим детским умом девочка старалась понять, что случилось в ее жизни, почему все так внезапно изменилось.
— Где мама? — захныкала девочка и принялась пухлой грязной ладошкой размазывать по щекам слезы.
От кого-то Галина слышала или где-то читала, что смерть близких дети, по своей несмышлености, переносят гораздо легче, чем взрослые, так как многого еще не понимают.
И когда девочка, хныча, снова позвала маму, Галина остановилась и, склонившись над ней, ответила внешне спокойно и твердо, хотя это кажущееся спокойствие стоило ей большого душевного напряжения:
— Олечка, твоя мама умерла… Ты же сама видела, мы вчера ее похоронили у дороги, где пашу машину разбомбили немцы. Ты это помнишь?.. Ведь ты не забудешь, где погибла твоя мама?
— Нет, не забуду… Они плохие… Они стреляют… — картавила девочка. — Мы больше туда не поедем, там страшно…
— А ты не забудешь, Олечка, где похоронили твоего братика?
— Его положили с мамой.
— Запомни это, Оленька, на всю жизнь: братика твоего и маму похоронили у дороги, в одной могиле. — Галина говорила с трудом, ее душили подступавшие к горлу спазмы.
Когда свернули в переулок, мальчишка остановился и пальцем показал на приземистый кирпичный домик:
— Вот военкомат… А я живу вон там, в Кузяевской слободе. — Мальчишка был рад, что сослужил доброе дело, и теперь не знал, что ему дальше делать: идти со своими подопечными в военкомат или возвращаться на вокзал.
— Ты сегодня ел, мальчик? — спросила Галина, заметив, что лицо их проводника вдруг заметно погрустнело.
— Да еще рано… — под нос себе буркнул мальчишка. — Сейчас в «Артеке» еще спят.
— А вчера когда ел? — допытывалась Галина.
— А я ем с солдатами… Они сегодня ночью такую бомбу неразорвавшуюся нашли, что даже подходить к ней боятся. Саперов ждут.
Военкомат размещался в старом, приплюснутом к земле домишке, построенном не одно и не два столетия назад. На небольшом захламленном дворе военкомата к коновязи были привязаны три оседланные лошади. Под телегами, у колес, роясь в конском навозе, рыскали вездесущие воробьи, ничуть не боясь лошадей, которые смачно похрустывали овсом. В самом углу двора стояла видавшая виды, обшарпанная, до самой крыши кабины в ошметках высохшей серой грязи, старенькая полуторка, под которой на спине лежал с разводным ключом в руках шофер. Время от времени, дрыгая ногами, он на чем свет стоит костил кого-то.
У дверей военкомата Галина оглянулась. Следом за ними, отстав шагов на пять, понуро плелся их поводырь. Чем-то он напомнил ей в эту минуту отставшую от своего хозяина и заблудившуюся собачонку, которая увязалась за случайными прохожими, обласкавшими ее, и никак не хочет отстать от них даже тогда, когда ее отгоняют.
— Ты куда? — спросила Галина и тут же в душе усовестилась за равнодушие своего откровенно прямого вопроса.
Мальчик стыдливо склонил голову и пожал худенькими плечами. Грязная рубашка— на локтях была порвана и кое-где вымазана в дегте.
— Да не знаю… Наверное, на вокзал пойду… Может, сегодня поезд из Львова придет.
— Я даже не спросила — как тебя зовут?
— Володя.
— Спасибо, Володя, что довел нас. А то без тебя мы плутали бы.
Галина достала из кошелька пятирублевую бумажку ж протянула ее мальчишке.
Мальчик стыдливо вспыхнул и отступил.
— Зачем?.. Я вас вел не за деньги.
— Да я не за то, что ты нас довел, я просто так… Чего-нибудь купишь в магазине. Возьми. На хлеб и на конфеты. Ну чего застеснялся, глупенький?
Некоторое время мальчик колебался, потом, поборов смущение, взял пятерку и крепко зажал ее в грязной, ладошке.
— Спасибо… — Опустив голову, он повернулся и как побитый, сутулясь, вышел со двора военкомата.
— Господи, кругом одни слезы, — со стоном выдохнула Степанида Архиповна. — Сердцем чую — не дождется он матери с отцом.
В коридоре военкомата, пропахшем махоркой и потом, толпились мобилизованные. Это были люди разных возрастов.
В комнате справа работала медицинская комиссия. Галина поняла ото по белым халатам молоденьких медсестер, вошедших туда.
У кабинета военкома стояла очередь. Узнав, что военком у себя, Галина пристроилась к хвосту очереди. Рядом с мужчинами, вызванными по мобилизационным повесткам, тут же, каменея в горестном молчании, стояли заплаканные жены и матери. Кое-кто приехал в военкомат с детьми.
Приема у военкома прождали больше часа. Когда Галина с детьми и старухой вошла в кабинет, майор уже собирался уходить. Куда-то, видно, очень торопился. Галина с трудом упросила выслушать ее.
— Так что вы от меня хотите?!
— Пристроить детей и, если можно, помочь нам, жене командира и матери, выехать на восток.
— Первое — попытаюсь. Сегодня во второй половине дня эвакуируем детдом. Напишу директору записку, попрошу, чтобы детей приняли. А с вами… — Военком безнадежно пожал плечами. — Даже не знаю, что делать.
Зашевелился весь город. С транспортом — совсем труба. Не на чем вывозить банковские ценности и городской архив. Райком партии, обещал к обеду подогнать из деревень несколько машин. А сейчас — вон видите, — Майор в окно показал на двор, где у коновязи стояли оседланные лошади. — Весь наш военкоматовский транспорт.
— Вы обещали написать директору детдома записку. Не будем вас задерживать, товарищ майор, да и дети уже измучились. Почти совсем не спали две последние ночи.
Майор сел за стол и принялся писать записку.
— Фамилия и имя? — спросил он, кинув взгляд на Костю.
— Горелов Костя.
— Что это у тебя под рубашкой краснеет?
Костя смутился. Потупил взгляд.
— Знамя у него, товарищ майор, — ответила за Костю Галина.
— Какое знамя?
— Пионерской дружины военного городка. Мы выезжали последними. Вот Костя и взял знамя, чтобы не досталось врагу.
Военком встал из-за стола, некоторое время удивленно смотрел на Костю, потом подошел к нему и по-отечески похлопал по плечу:
— Молодец! Будет из тебя толк, если уже сейчас знаешь цену знамени. — И снова вернулся к столу. — Фамилия девочки?
— Балабанова Оля, дочка полкового писаря, — ответил Костя.
Не успел военком дописать записку, как в комнату влетел старший лейтенант:
— Товарищ майор… я только что из райкома партии…
— Вначале доложи, когда будет телефонная связь с райкомом?! — оборвал его военком.
— Связисты ищут разрыв. Два уже устранили… Есть разрыв где-то еще, но никак не найдут…
— Что там, в райкоме?
— Секретарь райкома велел передать вам, что с передовой час назад пришло пять машин с тяжелоранеными. Нужна срочная помощь.
— Ну что?! Что ты мне об этом говоришь?! Я что тебе — хирург?
— Секретарь сказал, что в вашей власти срочно мобилизовать всех врачей из районной поликлиники; из больницы и немедленно оформить их для прохождения службы в армейский госпиталь.
— Спасибо за совет!.. — Чиркая о коробок спичкой, майор никак не мог прикурить. — Я уже три дня назад оголил районную больницу и поликлинику. Остался один хирург и тот — старик, оперирует сидя, потому что ноги уже не держат.
— Так что же делать, товарищ майор? Я сам был в госпитале… Все видел своими глазами. Мороз по коже идет, Хирурги от усталости валятся с ног. Операции средней сложности делают хирургические сестры. За вчерашний день от ран погибло шесть человек. А их можно было бы спасти, если вовремя оперировать.
Майор устало опустился на стул.
— Старший лейтенант, что ты мотаешь мою душу?! Где я возьму тебе хоть одного хирурга?! За вчерашний день мы перешерстили весь город. Мобилизовали пятидесятишестилетнюю Баландину, у которой недавно был гипертонический криз. Даже старика Лаврищева привезли в госпиталь и одели в военную форму.