Богач, бедняк. Нищий, вор. - Ирвин Шоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что ж, посмотрим, что там происходит, — сказал Том.
Подъехав к воротам усадьбы, ребята спрятали мотоцикл в кустах и дальше пошли пешком, чтобы их не услышали. Местность им была хорошо знакома: каждый год они не раз перелезали через забор и охотились здесь на птиц и кроликов.
Занавеси на огромном двустворчатом окне, доходившем почти до земли, были небрежно задернуты, и в щель между ними пробивался свет. Клод опустился на колени, а Том, расставив ноги, встал над ним. Так обоим в этот узкий просвет было видно, что происходит внутри.
В огромной комнате никого не было. Они увидели рояль, длинный диван, большие мягкие кресла, заваленные журналами столики. В камине горел огонь. Вдоль стен книжные шкафы с множеством книг. Комнату освещало несколько ламп. В приоткрытую дверь напротив окна виднелся коридор и нижние ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж.
— Вот это жизнь, — прошептал Клод. — Будь у меня такой дом, я бы не пропустил ни одну девчонку в городе.
— Заткнись, — сказал Том. — Пошли. Я вижу, нам здесь делать нечего.
— Подожди, не спеши, — запротестовал Клод. — Мы ведь только приехали. Они, наверное, наверху. Не будут же они торчать там всю ночь.
Тому не хотелось, чтобы кто-нибудь — неважно кто — появился в этой комнате. Он предпочел бы поскорее убраться отсюда, и как можно дальше, но боялся, что Клод решит, что он струсил.
— Позовешь, когда увидишь что-нибудь интересное, — отходя от окна, сказал он.
Поместье Бойлана широко раскинулось вокруг стоявшего на холме особняка посреди множества могучих старых деревьев; неподалеку виднелся теннисный корт, ярдах в пятидесяти — низкие строения бывших конюшен. И все это принадлежало одному человеку. Том с отвращением вспомнил про кровать, где ему приходилось спать вместе с братом. Впрочем, Бойлан сегодня тоже не один в своей постели. Томас сплюнул.
— Эй, — возбужденно позвал его Клод. — Иди скорее.
Том не спеша подошел к окну.
— Он только что спустился вниз. Посмотри на него. Нет, ты только посмотри! — брызгал слюной Клод.
Том заглянул в просвет между занавесями. Бойлан стоял спиной к окну с бутылками, бокалами и серебряным ведерком для льда. Он был совершенно голый. Небрежно бросив в два стакана по кубику льда и плеснув сверху виски, он добавил туда содовой из сифона. Затем он подошел к камину, подбросил туда полено, шагнул к столику возле окна, открыл лакированный ящичек, достал из него сигарету и прикурил от серебряной зажигалки длиной по меньшей мере в фут. На губах его играла легкая улыбка.
В свете ламп ребятам хорошо были видны его взъерошенные светлые волосы, толстая шея, выпуклая цыплячья грудь, дряблые руки и немного кривые, с торчащими Коленями ноги. Тома охватила дикая ярость, точно его оскорбили, заставив быть свидетелем неслыханного разврата. Будь у него ружье, он, не задумываясь, застрелил бы этого человека.
— Гретхен, ты спустишься или тебе принести виски наверх? — крикнул Бойлан. Ребята не слышали, ответил ли ему кто-нибудь, но Бойлан кивнул, взял стаканы, вышел из комнаты и стал подниматься по лестнице.
— Ну и видик, — прошептал Клод. — Фигура как у дистрофика. Наверное, когда ты богатый, ты можешь быть горбатым страшилой вроде Квазимодо, а девки все равно будут на тебя вешаться.
— Идем отсюда, — глухо сказал Том.
— Какого черта? — с удивлением взглянул на него Клод. — Представление только начинается.
Том нагнулся, схватил Клода за волосы и резко поставил его на ноги.
— Я сказал — идем отсюда, — прохрипел он. — И чтобы никому ни слова о том, что видел. — Он придвинулся к Клоду вплотную и, глядя ему в глаза, с яростью добавил: — Начнешь трепаться, я тебя так вздую, на всю жизнь запомнишь. Понял?
— Конечно, конечно, — торопливо согласился Клод, — как скажешь. Я только не понимаю, чего ты так раскипятился.
Закинув руки за голову и уставившись в потолок, Гретхен лежала на широкой мягкой постели. Внизу часы пробили десять. Десять. Сейчас в госпитале раненые разбредаются по палатам. Последнее время она ездила в госпиталь не чаще двух-трех раз в неделю.
Даже когда она, распечатав конверт, обнаружила в нем восемьсот долларов, она все равно знала, что вернется в эту роскошную постель. Если Бойлану доставляло удовольствие унижать ее — пускай. Когда-нибудь она отплатит ему за это.
Во вторник после работы Бойлан ждал ее в «бьюике». Ни слова не говоря, он открыл ей дверцу, и они поехали к нему. Около полуночи он отвез ее обратно в город, высадив за два квартала от ее дома.
Тедди делал все превосходно; был осмотрителен — конспирация была ему по вкусу; для нее она была необходима. Благоразумно свозил ее в Нью-Йорк к гинекологу приобрести спираль — чтобы она не беспокоилась об этом. И там же, в Нью-Йорке, купил ей, как обещал, платье. Красное платье висело у него в шкафу. Наступит время, когда она сможет его носить.
Тедди делал все превосходно, но Гретхен не испытывала к нему никакой привязанности, не говоря уже о любви. Тело у него было худое, неказистое. Только в своих элегантных костюмах он выглядел в какой-то мере привлекательным. Тедди Бойлан был человеком без порывов, циником, идущим на поводу у своих желаний, неудачником, расписавшимся в собственной несостоятельности, человеком без друзей, сосланным могущественной семьей в ветшающий викторианский замок, в котором большинство комнат было постоянно закрыто. Опустошенный человек в пустом доме. И было вполне понятно, почему женщина, портрет которой до сих пор стоял на рояле, развелась с ним и ушла к другому.
Утверждал себя он только в постели. Именно здесь он выигрывал свои битвы и покорял свои вершины. Собственные стоны и вздохи заменяли ему победные звуки фар. А Гретхен нисколько не волновали ни его триумфы, ни поражения. Она отдавалась ему, не испытывая никаких эмоций, кроме чисто физического наслаждения. Для нее он был никто — просто самец, просто мужчина, открывший ей ранее не изведанное.
И она даже не была ему благодарна.
Восемьсот долларов лежали в томике Шекспира, заложенные между вторым и третьим актом «Как вам это понравится».
Снизу раздался его голос:
— Гретхен, ты спустишься или тебе принести виски наверх?
— Принеси сюда, — крикнула она.
Бойлан вошел в комнату, держа в руках два стакана… Гретхен приподнялась на подушках, а он сел рядом на край кровати.
— О чем ты думала, пока я был внизу? — спросив он.
— О блуде, — ответила она.
— Ты не могла бы сказать это как-нибудь иначе?
— До встречи с тобой я так не говорила. — Гретхен медленно и с удовольствием отпила из стакана.
— А я так и не говорю, — возразил Бойлан.
— Просто ты ханжа. Если я что-то делаю, я должна иметь смелость называть это своим именем.
— Да не так уж много ты и делаешь. — Он был явно уязвлен.
— Я бедная, неопытная, провинциальная девчонка, — сказала Гретхен. — И если бы добрый человек в «бьюике» не попался мне в тот день на дороге и не напоил меня допьяна, возможно, я так и умерла бы облезшей и усохшей старой девой.
— Как бы не так! — ядовито сказал он. — Не будь меня, ты бы развлеклась с теми двумя неграми.
Она уклончиво улыбнулась:
— Ну, сейчас этого уже знать не дано.
Бойлан задумчиво смотрел на нее, потом сказал:
— Пожалуй, наступило время тебе кое-чему поучиться. Извини, мне надо позвонить. — Он встал и, накинув халат, спустился вниз. Гретхен, облокотясь на подушки, медленно тянула виски. Она отплатила ему. И так будет каждый раз.
Вскоре он вернулся.
— Одевайся.
Гретхен удивилась. Обычно они оставались в спальне до полуночи. Но ничего не сказала. Молча встала с кровати и оделась.
— Мы идем куда-нибудь? — спросила она наконец. — Как я должна выглядеть?
— Не имеет значения, — небрежно бросил он. В костюме он снова был респектабельным человеком из высшего общества.
Выйдя на улицу, они сели в машину и поехали в Нью-Йорк. Гретхен больше не задавала вопросов. Бойлан затормозил перед темным четырехэтажным зданием, как всегда, вышел из машины и открыл ей дверцу. Они спустились по ступенькам в цементированный дворик с железной оградой, и Тедди позвонил в дверь. Ждать пришлось долго. Гретхен показалось, что за ними кто-то наблюдает. Наконец дверь открылась. На пороге стояла крупная женщина в белом вечернем платье с высоко взбитыми крашеными волосами.
— Добрый вечер, дорогой, — приветствовала она Бойлана сиплым голосом.
В передней царил полумрак, и во всем доме была такая тишина, будто все полы были покрыты тяжелыми коврами, а стены обиты тканью, заглушающей звуки. Казалось, где-то совсем рядом неслышно и осторожно двигались люди.
— Добрый вечер, Нелли, — ответил Бойлан.