Искатель. 1969. Выпуск №1 - Олег Куваев

Сижу я в парке Ботанического сада на лавочке. Коротаю время до поезда в Ленинград. К глазному профессору. Сообщить, что в слепоту я не верю и потому пока не ослеп. Посоветоваться также насчет дальнейшего жизненного пути. Была у меня в детстве книжка о путешествиях в дальние страны, а на обложке нарисованы буйвол, негр и крокодил. Профессор это поймет…

Александр ЛУКИН, Теодор ГЛАДКОВ

ПРЕРВАННЫЙ ПРЫЖОК

1

Третий месяц сильно потрепанный батальон майора Лемке сидел в этих проклятых окопах и не продвинулся вперед ни на метр. Тому, конечно, были тысячи оправдательных причин — и непроходимая топь, и нарушенное поэтому снабжение, и болезнь: какая-то болотная лихорадка, косившая солдат. Только вчера Лемке был вынужден отправить в тыл еще семерых, двоих — в безнадежном состоянии. Их, собственно, не стоило и вывозить, но он это сделал нарочно, чтобы начальство убедилось в том, как трудно ему приходится в этой Косой пади. Лемке прекрасно сознавал, что истинная причина этого трехмесячного топтания — упорное сопротивление русских. Иначе чем объяснить, что его соседи справа и слева, где нет никаких болот, тоже не смогли пробить оборону противника?

Но вечно так продолжаться не может. В период весенней распутицы командование еще мирилось с задержкой перед Косой падью, но теперь, он предчувствовал, приказ вышибить русских из болота и захватить их опорный пункт должен последовать с часу на час. Он был предусмотрителен, майор Лемке (два года войны в этой стране не прошли даром). По его приказу разведчики третьи сутки шарили ночами по русскому переднему краю с заданием взять пленного. Лемке уже потерял двух солдат и унтер-офицера Бреннера, своего лучшего специалиста по «языкам», вместе с которым он воевал еще во Франции.

Лемке поморщился — придется теперь писать его вдове.

Сколько таких писем он уже написал! Можно сказать, что из его старой команды остались в живых только фельдфебель Хильбиг и повар Клаус. Кто мог знать, что поход на Восток так обернется?

Но сегодня все-таки его день! Награды, конечно, не дадут (хотя себя в реляции там, в штабе полка, и не забудут помянуть), но по крайней мере этот надутый индюк полковник Эйзенхорн отвяжется от него хоть на несколько дней. Как-никак взяли языка — и какого! — старшего лейтенанта из штаба русского полка, расположенного прямо напротив него. Правда, фельдфебель Хильбиг, когда докладывал о результатах ночного поиска, утверждал, что русский офицер, проверявший дозорную службу своего переднего края, чуть ли не сам сдался в плен. Что-то он, Лемке, не припомнит случая, чтобы русские офицеры вот так, добровольно сдавались. Все же он дурак, этот Хильбиг, хотя и храбрый солдат.

Следовало, конечно, сразу отправить этого старшего лейтенанта в полк, но майор Лемке не мог отказать себе в удовольствии первым допросить русского. Он подошел к столу и, в который раз, перебрал вещи, отобранные у пленного. Пистолет ТТ. Автомат. Нож. Электрический фонарик со шторкой. Две гранаты. Запасные обоймы. Часы. Коробка странных русских сигарет с длинными бумажными мундштуками. Спички. Планшет с картой. Никаких писем или семейных фотографий.

Лемке развернул карту и досадливо поморщился: на ней довольно точно был нанесен передний край его собственного батальона, но не было никаких данных об оборонительном, рубеже русских. Потом раскрыл командирское удостоверение: с первой страницы ему весело улыбался красивый молодой человек лет двадцати пяти. В петлицах гимнастерки — по три кубика. «Красавчик, — с неожиданной обидой за собственные сорок пять лет подумал майор. — Посмотрим, как ты выглядишь сейчас…»

— Гейнц!

В дверной проем блиндажа неуклюже втиснулся вестовой.

— Обер-лейтенанта Ротта и старшего писаря! И пусть фельдфебель Хильбиг приведет русского.

Через несколько минут почти одновременно в блиндаж вошли переводчик обер-лейтенант Ротт и писарь, Затем за дверью послышался топот нескольких пар ног, и сияющий самодовольной улыбкой фельдфебель Хильбиг ввел пленного. Остальные конвоиры остались за порогом.

Лемке внимательно оглядел пленного. М-да… Этот босой, всклокоченный парень с синяком под правым глазом, в разорванной до пояса гимнастерке уже почти ничем не напоминал красавчика на фотографии. Видимо, Хильбиг успел-таки приложить к нему свою лапу. Что ж, это его право — расплата за ночной страх. Русский стоял посредине блиндажа, угрюмо опустив голову на грудь, переступая изредка босыми ногами по земляному полу («сапоги успели снять, ловкачи»).

Майор сел за стол и спросил:

— Имя? Звание? Должность?

Ротт перевел вопросы.

Еле шевеля разбитыми губами, каким-то сдавленным голосом русский ответил:

— Юрий Иванович Диков. Старший лейтенант. Офицер штаба шестьдесят четвертого полка сто восемнадцатой стрелковой дивизии.

Ротт перевел. Все это Лемке уже знал из документов, но порядок есть порядок. Он собрался было задать следующие вопросы, но русский опередил его:

— Я офицер, господин майор, и не хотел бы давать сведения в присутствии нижних чинов.

Лемке оторопел. Похоже, что этот старший лейтенант действительно перебежчик и знает себе цену.

Ротт доверительно наклонился к Лемке:

— Господин майор, может быть, нам действительно лучше допросить его вдвоем?

Это было разумно. И Лемке приказал фельдфебелю и писарю выйти из блиндажа. А дальше произошло нечто совершенно неожиданное. Русский офицер резко вскинул голову, подошел к столу и без тени смущения опустился на раскладной стул. Лемке побагровел от злости.

— Успокойтесь, майор, и уберите ваш кулак из-под моего носа. С меня вполне хватит и знакомства с вашим фельдфебелем.

От изумления у майора отвисла челюсть. Пленный русский, с которым он только что объяснялся через переводчика, теперь говорил на чистейшем немецком языке.

И не только говорил! Он вообще уже ничем не напоминал хмурого, подавленного пленного, знающего, что ничего хорошего его не ждет. Теперь перед Лемке, закинув босую ногу на ногу, сидел уверенный в себе, сильный и властный человек. И держался так, словно не Лемке, а он был хозяином в этом блиндаже.

Лемке почувствовал, как по всему его телу проползла волна какого-то смутного, липкого страха.

— Вы говорите по-немецки? — все еще не веря своим ушам, почему-то шепотом задал он глупый вопрос.

— Не хуже вас, майор, — зло откликнулся русский и язвительно добавил: — В моем положении смешно обижаться, но пленного офицера вы могли бы вызвать к себе и пораньше.