Столкновение цивилизаций - Самюэль Хантингтон

В– третьих, термин “универсальная цивилизация” может относиться к предположениям, ценностям и доктринам, которые сейчас разделяют многие на Западе и некоторые в других цивилизациях. Это то, что можно назвать “давосской культурой”. Каждый год около тысячи бизнесменов, банкиров, правительственных чиновников, интеллектуалов и журналистов из десятков стран встречаются в Швейцарии на Всемирном экономическом форуме в Давосе. Почти у всех этих людей есть университетские степени по точным наукам, общественным наукам, бизнесу, праву; они работают со словами и/или числами, довольно бегло говорят по-английски; работают на правительства, корпорации и академические учреждения, у которых сильны международные связи, и часто выезжают за пределы своей родной страны. Они, как правило, разделяют веру в индивидуализм, рыночную экономику и политическую демократию, что также широко распространено среди людей западной цивилизации. Люди из Давоса контролируют практически все международные институты, многие правительства мира, а также значительную долю мировой экономики и военного потенциала. Такии” образом, давосская культура крайне важна. Однако сколько человек по всему миру разделяют эту культуру? Вне Запада ее разделяют, пожалуй, менее 50 миллионов, или 1% мирового населения, а может [c.76] быть, что и всего одна десятая мирового населения. Это далеко не универсальная цивилизация, и те лидеры, которые привержены давосской культуре, не обязательно прочно держат власть в руках в своих собственных обществах. Эта “общая интеллектуальная культура существует”, как заметил Хедли Булл, “только на уровне элиты: корни ее во многих обществах неглубоки… [и] вызывает большое сомнение, что даже на дипломатическом уровне она охватывает то, что было названо культурой общей морали или сводом общих правил, в отличие от общей интеллектуальной культуры” .

В– четвертых, была выдвинута идея о том, что рост западных моделей потребления и популярной культуры по всему миру создает универсальную цивилизацию. Этот аргумент ни глубок, ни существенен. Культурные увлечения всегда передавались от одной цивилизации к другой. Нововведения в одной цивилизации часто принимаются другими. Но это, как правило, либо технологии, начисто лишенные каких бы то ни было культурных последствий, либо мимолетные причуды, которые приходят и уходят, не изменяя базовой культуры заимствующей их цивилизации. Эти импортные штучки “расходятся” в цивилизации-реципиенте либо потому, что это -экзотика, либо они навязаны. За столетия, предшествующие нашему, западный мир не раз охватывало увлечение теми или иными атрибутами китайской или индийской культуры. В восемнадцатом веке предметы культурного импорта с Запада приобрели популярность в Китае и Индии, потому что они казались воплощением западного могущества. Выдвигаемый аргумент о том, что распространение по всему миру поп-культуры и потребительских товаров олицетворяет триумф западной цивилизации – это опошление западной культуры. Суть западной цивилизации – это Magna Carta , a не Magna MacDonald's. Тот факт, что жители не-Запада [c.77] могут укусить гамбургер, не подразумевает, что они примут первое.

Не связано это и с их отношением к Западу. Где-то на Ближнем Востоке пять-шесть молодых парней вполне могут носить джинсы, пить колу, слушать рэп, а между поклонами в сторону Мекки мастерить бомбу, чтобы взорвать американский авиалайнер. В семидесятые и восьмидесятые годы американцы потребляли миллионы японских машин, телевизоров, фотоаппаратов и электронных “примочек”, при этом не “ояпонившись”, и даже стали более враждебно настроены по отношению к Японии. Только наивная заносчивость могла заставить жителей Запада предположить, что представители не-Запада “озападятся”, потребляя западные товары. И о чем, в самом деле, говорит миру о Западе то обстоятельство, что его жители идентифицируют свою цивилизацию с газированными напитками, потертыми штанами и жирной пищей?

Немного более усложненная версия универсальной массовой культуры фокусирует внимание не на товарах для потребления в общем, а на СМИ, скорее, на Голливуде, чем на кока-коле. Американский контроль глобальной кино-, теле– и видеоиндустрии даже превосходит ее господство в авиационной промышленности. Восемьдесят восемь из ста наиболее посещаемых в мире фильмов в 1995 году были американскими, а две американские и две европейские организации доминировали в области сбора и распространения новостей на глобальном уровне . Эта ситуация отражает два феномена. Первый – это универсальность человеческого интереса к любви, сексу, тайне, героизму и богатству, а также способность ориентированных на получение прибыли компаний, в основном американских, эксплуатировать эти интересы к своей собственной выгоде. Однако существует мало свидетельств (или их не существует вовсе) того, что появление всеобъемлющей глобальной связи приводит к значительному сближению точек зрения и убеждений. “Индустрия развлечений, – как заметил [c.78] Майкл Влахос, – не равнозначна культурному преображению”. Во-вторых, люди интерпретируют обмен информацией в терминах существовавших ранее ценностей и взглядов. “Одинаковые образы, транслируемые одновременно в гостиных самых разных точек земного шара, – полагает Кишор Мабубани, – вызывают совершенно различную реакцию. Большинство западных гостиных наполнились аплодисментами, когда крылатые ракеты ударили по Багдаду. Большинство зрителей вне Запада увидели, что немедленное возмездие Запада направлено против не-белых иракцев или сомалийцев, но не против белых сербов – тревожный сигнал по любым меркам” .

Глобальная связь – одно из наиболее значимых проявлений западного могущества. Эта западная гегемония, однако, подталкивает политиков-популистов в не-западных обществах к тому, чтобы те осуждали западный культурный империализм и призывали свои народы поддержать выживание и целостность своей родной культуры. Мера, в которой проявляется доминирование Запада в глобальной связи, является, таким образом, главным источником негодования не-западных жителей и их враждебного отношения к Западу. Кроме того, к началу девяностых модернизация и экономическое развитие в не-западных обществах стали приводить к возникновению локальных и региональных ме-диа-индустрий, удовлетворяющих определенным вкусам этих сообществ . В 1994 году, например, компания CNN International оценила свою аудиторию в 55 миллионов потенциальных зрителей, или около 1 процента мирового населения (поразительно совпадает по цифрам с количеством людей, идентифицирующихся с давосской культурой), а ее президент утверждал, что английские передачи могут со временем охватить от 2 до 4 процентов рынка. Так появились региональные (т.е. цивилизационные) сети, которые вели трансляцию на испанском, японском, арабском, французском (для Западной Африки) и других языках. “Глобальная редакция новостей,– пришли к выводу трое ученых, – [c.79] все еще сталкивается с вавилонским столпотворением” . Рональд Дор являет собой яркий пример представителя глобальной интеллектуальной культуры давосского типа среди дипломатов и государственных служащих. Но даже он тем не менее приходит к достаточно сложному выводу о влиянии быстрорастущей коммуникации: “при прочих равных условиях [курсив Дора], увеличивающаяся плотность связи призвана обеспечить возрастающую базу для взаимопонимания между народами, или, по крайней мере, дипломатами мира”, и далее он добавляет, что “могут оказаться важными некоторые вещи, которые не являются неизменными во всем мире” .

Язык

Центральными элементами любой культуры или цивилизации являются язык и религия. Если сейчас зарождается универсальная цивилизация, значит, должны иметь место тенденции к возникновению универсального языка и универсальной религии. Такие заявления часто делаются по отношению к языку. “Мировой язык – английский”, – как выразился редактор Wall Street Journal . Это может означать две вещи, лишь одна из которых может служить подтверждением в случае с универсальной цивилизацией. Это могло бы означать, что все увеличивающаяся доля мирового населения говорит по-английски. Доказательств такой точки зрения не существует, и наиболее надежные из существующих источников, которые, вероятно, могут быть не очень точными, показывают обратное. Доступные данные за более чем три десятилетия (1958-1992) показывают, что общее соотношение использования языков в мире кардинально не изменилось, а также что произошло значительное снижение доли людей, говорящих на английском, французском, немецком, русском и японском языках, чуть меньше снизилась доля носителей мандаринского диалекта, а вот доля использования хинди, малайско– индонезийского, [c.80] арабского, бенгали, испанского, португальского, наоборот, увеличилась. Доля носителей английского языка в мире упала с 9,8% в 1958 году до 7,6% в 1992-м (см. табл. 3.1). Процентное соотношение населения мира, говорящего на пяти крупнейших европейских языках (английский, французский, немецкий, португальский, испанский), снизилось с 24,1% в 1958 году до 20,8% в 1992-м. В 1992 году примерно вдвое больше людей говорили на мандаринском (15,2% мирового населения), чем на английском, и еще 3,6% говорили на других диалектах китайского (см. табл. 3.2).