В поисках заклятия - Бернард НАЙТ

Матильда положила косточку и утерлась вышитым платком, который достала из рукава. Она машинально поправила волосы, едва видимые из-под белого льняного кувршефа.

– Высокого ранга рыцарь, говоришь? Это означает, что этот сэр Жильбер важная особа, нужно полагать?

Джон едва сдержал вздох, но был рад, что интерес, вызванный неисправимым чванством супруги, мог бы на какое-то время утихомирить вздорную Матильду.

– У него определенно хорошие связи, ибо он племянник Жерара де Ридфора, бывшего великого магистра рыцарей-тамплиеров, – хотя это может иметь и отрицательные стороны. Жерар печально известен тем, что сдал Иерусалим сарацинам в восемьдесят седьмом.

Матильда, несмотря на то, что выдавала себя за чистокровную норманнскую аристократку, мало знала о том, что творится на белом свете, и де Вулф попытался рассказать ей немного об этом славном, но несколько зловещем ордене воинствующих монахов.

– Говорят, что он был основан почти восемьдесят лет назад, когда один французский дворянин из Шампани и восемь других рыцарей предложили свои услуги Балдуину, королю Иерусалима – якобы охранять дороги Святой Земли и защищать паломников от неверных.

Матильда прекратила жевать мясо. Она не скрывала своей заинтересованности, что было внове для Джона.

– Почему ты сказал «якобы»? – полюбопытствовала она.

– Сомневаюсь, чтобы девять человек могли сделать что-либо полезное в Палестине – и никто не слышал, чтобы они кого-нибудь защищали. Они провели там всего девять лет, затем внезапно вернулись во Францию.

– Так почему же они называются храмовниками?

– Потому что, как ни странно, Балдуин выделил им для жилья часть своего дворца, построенного на фундаменте Храма Соломона. Первоначально они назывались «бедными рыцарями Христа» и исповедовали бедность, покорность и целомудрие, хотя сейчас многие из них живут в роскоши и ссужают деньги королям и императорам.

Матильда на мгновение задумалась, затем ее мысли вернулись к более насущным заботам, чем история.

– И сколько этому сэру Жильберу может быть лет?

Джон удивленно взглянул на нее из-под густых черных бровей. В голосе супруги прозвучала нотка, которую он не смог понять.

– Полагаю, примерно нашего возраста – или, возможно, без бороды он выглядит моложе.

– И он придет сюда, в наш дом, сегодня?

– Я велел Гвину привести его – он поселился в каком-то доме на улице Злой Собаки.

Матильда неодобрительно фыркнула:

– И как это столь высокопоставленный тамплиер остановился в таком убогом месте?

– Может, желает не привлекать к себе внимания. Очень скоро мы сможем спросить об этом у него самого.

– А в Девоншире есть другие тамплиеры? – поинтересовалась Матильда, продолжая озадачивать Джона своим неожиданным интересом к его делам.

– Очень мало по сравнению с другими графствами. Близ Тивертона есть одна из их общин, и, думаю, они владеют еще кое-какими землями в других местах, сдают их в аренду. Старый король пожаловал тамплиерам Ланди, но Уильям де Мариско не дает им даже высадиться на остров.

– А сколько всего тамплиеров? – продолжала расспрашивать Матильда.

– Несколько тысяч. Великий магистр управляет всеми ими из Акры, поскольку дядя этого Жильбера потерял Святой город несколько лет назад, но под его началом магистры в своих командорствах во многих странах, а более мелкие общины контролируют крупные поместья. В Англии они обосновались в Новом Храме в Лондоне, где несколько лет назад построили эту знаменитую круглую церковь.

Вошла Мэри, чтобы убрать объедки со стола, и ее хозяин и хозяйка перешли с вином к камину. Выходя, служанка оглянулась с недоуменным выражением. Такой редкостью было для нее видеть, как эти двое беседовали друг с другом как обычные муж и жена.

– Король Ричард, похоже, неравнодушен к ним, – заметила Матильда. – Ты говоришь, он покинул Палестину на одном из их кораблей?

– Да, он многим обязан тамплиерам, особенно за доблесть в бою в крестовых походах. И он осыпал их многими милостями, как в Англии, так и в Нормандии.

– А ты разделяешь его восхищение?

Матильда обладала проницательным умом, когда его не засоряли религиозное рвение и одержимость продвижением мужа по социальной лестнице, и поэтому уловила некоторую сдержанность в отношении Джона к бедным рыцарям Христа.

– Я восхищаюсь их дисциплиной и доблестью, часто граничащей с безрассудством.

И после некоторой заминки добавил:

– И все же я всегда чувствовал в них что-то странное, почти зловещее. Мы могли видеть лишь их внешнее лицо – то, которое они оборачивали к миру. Они что-то прятали от всех остальных.

– Но они ведь примерные христиане. Разве их духовным наставником не был святой Бернар Клервоский?

Может, в области истории у Матильды и были весьма смутные представления, но своих святых она знала.

Де Вулф пожал плечами.

– Да, он написал Устав, этот строгий кодекс поведения, насколько припоминаю, – задумчиво ответил он. – Но ходят странные слухи об их верованиях. Когда они не воевали с магометанами, то предавались изучению религии с несомненным рвением. А некоторые поговаривают, что у храмовников очень отличающийся от нашего взгляд на христианство, доходящий даже до ереси. Но мне трудно в это поверить – Папа предоставил им статус выше всех, даже коронованных особ Европы. Все очень странно.

Джон задумчиво уставился на пылающий в камине огонь, мысленно перенесшись в далекий Левант и снова увидев ряды воинов в длинных белых плащах, украшенных алыми крестами.

Матильда допила вино и поднялась из кресла.

– Я поднимусь наверх и предам себя заботам служанки, – объявила она. – Позови меня, когда прибудет сэр Жильбер.

Вскоре Джон услышал, как супруга зовет Люсиль, и удивленно вздохнул: как так, что от одного упоминания о рыцарствующем монахе его жена убежала, как глупая девчонка, подкручивать волосы и переодеваться.

Снаружи похолодало, и стужа ранней весны стала просачиваться в ставни и под дверь. Де Вулф помешал угли старым сломанным мечом, который держал в камине, и подбросил несколько поленьев. Осушая очередную чашу луарского вина, коронер вздрогнул, когда Брут внезапно поднялся и повернулся к двери. Сначала пес зарычал, но потом медленно завилял хвостом, и Джон понял, что тот заслышал приближение Гвина. Корнуоллец был любимцем всех собак в Девоншире.

Раздался стук в дверь, и из-за косяка появилось заросшее лицо. Увидев, что Матильды нет, Гвин широко распахнул дверь и отступил в сторону.

– Сэр Жильбер де Ридфор! – объявил он.

Де Вулф поднялся и пошел поприветствовать гостя, кивком головы указав Гвину, чтобы тот отправлялся к Мэри на кухню.

– И вели ей передать хозяйке, что наш гость прибыл, – добавил Джон.

Повернувшись к пришедшему, коронер пожал ему руку и жестом пригласил проследовать к очагу.

– Так это ты ходил за мной по пятам последние несколько дней, де Ридфор! – начал Джон. – Теперь, когда я знаю твое имя, я узнал тебя, но до этого отсутствие бороды и усов служило тебе идеальной маскировкой.

– Дай Бог, чтобы это так и оставалось! – с жаром воскликнул де Ридфор. – Может, если это обмануло тебя, это будет столь же действенно и для других.

Джон усадил его на стоявшую у камина скамью с высокой спинкой и опустился в кресло напротив. Рыцарь отказался от предложенной еды, но согласился выпить вина, которое Джон налил из кувшина в один из лучших кубков Матильды, снятый с полки на стене.

Когда они пили за старые времена, коронер присматривался к своему гостю, задаваясь вопросом, не сулит ли этот визит ему неприятностей. Джон видел перед собой человека, почти столь же высокого, как он сам, с прямой осанкой, широкоплечего и с узкой талией. Без шляпы паломника его каштановые волосы опускались до ворота темно-зеленого плаща – еще один признак того, что что-то было не так: тамплиеры, никогда не брившие лиц, должны были коротко стричь волосы.

У Жильбера было удлиненное, аристократичное лицо с прямым носом и большими светло-карими глазами, прямой подбородок, упрямые уста, сложившиеся сейчас в довольно печальную улыбку. Как правильно определил Джон, Жильберу едва перевалило за сорок: на годок-другой моложе его самого. Красавчик, подумал коронер, такой легко вскружит голову женщине, хотя целомудренность строго предписывалась Уставом Храма, – тамплиерам не позволялось целовать женщину, даже мать или сестру.

Де Вулф сразу перешел к сути дела.

– К чему вся эта таинственность, Жильбер? Почему ты не в одеянии тамплиеров, и что случилось с твоей бородой?

Вздохнув, де Ридфор подался вперед, положив сжимавшие кубок руки на колени.

– Я считаю тебя честным человеком, который, как я слышал, не терпит несправедливости.

Джон хмыкнул: лучшего ответа он и представить себе не мог.