Тачки. Девушки. ГАИ - Андрей Колесников

Дедушка сидел тихо и ждал, пока она успокоится. Когда она успокоилась, он вздохнул и сказал:

– Что-то у меня с сердцем нехорошо. Я, наверное, сейчас умру.

«Скорая» приехала быстро, по первому звонку. Девушка заплатила за вызов 100 долларов. Еще полночи она сидела в приемном покое больницы. У дедушки случился инфаркт.

Но он выжил.

Форвард

Считается, что Советского Союза больше нет. Если вы произнесете эту чушь в присутствии грузинских таксистов, они вам не поверят и, более того, очень на вас обидятся. Мамой клянусь.

Один такой человек вез меня из аэропорта в город Тбилиси. Как только мы тронулись, он признался, что на самом деле он известный грузинский футболист. Играл в свое время за тбилисское «Динамо» вместе с великими.

А теперь он вез меня в город и рассказывал, как играл. Сравнить это можно было только с тем, как он ехал. Его белый «ГАЗ-24» выпуска 1974 года словно бы нехотя демонстрировал свои возможности. На самом деле он шел на их пределе. Но, наверное, мой водитель и в самом деле был футболистом, а не шофером, потому что машину водил очень плохо. Но зато очень агрессивно. То есть один недостаток он с лихвой компенсировал другим. Ему было лет шестьдесят, а он все стремился доказать людям и, видимо, прежде всего самому себе, что еще не вечер. У меня родилось одно смутное предположение. Я спросил его, на какой позиции он играл в «Динамо». Мои худшие подозрения подтвердились. Он был нападающим.

Но потом, когда мы въехали в город, я подумал, что, наверное, все водители в этом городе в свободное от вождения время играют в нападении. Защитников нет. На своих воротах тоже никого. Все идут напролом и ищут счастья у чужих.

На тбилисских улицах очень много перекрестков без светофоров. Надо только свернуть с проспекта Руставели, и вы попадете в лабиринт извилистых, переплетающихся улочек. Эти сумасшедшие ездят по ним, не тормозя на перекрестках. Я думаю, что они когда-то, очень давно, договорились между собой о таких правилах. Иначе трудно чем-нибудь объяснить это безумие. Да, так они когда-то решили. Пролетел по перекрестку, никого не задев, – все, повезло тебе, парень. Это спорт. Это футбол. Победит сильнейший.

Но ведь и светофоры их никогда не останавливали. И я сразу вспоминаю анекдот, родившийся про этих людей в советское время. Один грузин везет вас, допустим, из аэропорта в город и, даже не притормаживая, проскакивает на красный.

– Вы что делаете? – испуганно спрашиваете вы.

– Я – мастер! – отвечает он. Следующий светофор – та же ситуация.

– Почему вы не останавливаетесь?! – вы уже в панике.

– Я – мастер! – повторяет грузин.

На следующем светофоре горит зеленый. Внезапно грузин резко тормозит.

– А сейчас-то почему встали? – вы не можете прийти в себя.

– А сейчас вон оттуда наперерез нам мастер поедет, – спокойно отвечает этот человек.

Советские люди, таким образом, с большим уважением относились к грузинской манере вождения, если уж увековечили ее в анекдотах. Это ведь все равно что памятник поставить. Пара таких анекдотов – и нация засияет в веках.

Я между тем понимал, что вряд ли, конечно, мой водитель играл в основном составе тбилисского «Динамо». Люди из «основы» этой команды не становятся в Грузии таксистами. Они находят себе более достойное место в жизни. Если они сами не могут найти этого места, им помогут. Их не бросят на дороге. В крайнем случае они перейдут в лагерь противника. В этом лагере оказался, например, олимпийский чемпион, защитник тбилисского «Динамо» Гела Кеташвили. Он возглавил одно из подразделений тбилисской дорожной полиции, то есть ГАИ.

Никто ведь, кстати, в Грузии не назовет нормального гаишника сотрудником дорожной полиции. Гаишник – он и в Грузии гаишник, как вы его ни называйте. И это лишний раз роднит грузин с нами. Все мы, водители, дети советского времени. Именно в нас, в отличие от других категорий граждан бывшей империи, еще осталось что-то человеческое с тех времен. И до сих пор оно нам не чуждо. Иначе мы бы не моргали на дороге друг другу дальним, предупреждая, что впереди – враг с радаром. Один грузин объяснил мне и этот феномен. Он достаточно поездил по Европе – и нет там этого.

– Но ведь ты помнишь, кацо, что мы, граждане СССР, новая историческая общность, – говорил он мне.

– Какая же? – переспрашивал я, а то уже и забыл, честно говоря, все эти трогательные подробности.

– Советский народ, – терпеливо напоминал он чеканные формулировки из учебников советской истории.

Грузины к машинам до сих пор относятся так, как в Москве относились к своим четырехколесным друзьям только самые первые водители, вроде Адама Козлевича. Иметь машину в Грузии всегда считалось делом чести. Не иметь ее ты не мог, если претендовал на гордое звание человека, в котором все должно быть прекрасно, и прежде всего его машина. А мужчина, претендующий на то, чтобы чувствовать себя совершенным, идеальным, стопроцентным человеком, который достиг всех вершин – и человеческого духа, и материального благополучия, должен был ездить на белой «Волге». И они ездили. И ездят до сих пор.

На следующий день после моего приезда в Тбилиси другой водитель тоже сразу сказал, что играл в тбилисском «Динамо». Водил он, правда, гораздо хуже и не рисковал. Он отдавал себе трезвый отчет в своих возможностях и не преувеличивал своих заслуг. Он даже честно признался, что играл в дубле.

Москальская сага

Я ездил в командировку на Украину, там выбирали президента этой страны. В Киеве я жил в отеле «Лыбидь». От него до Крещатика, до майдана Незалежности, где последний месяц происходила вся жизнь этой внезапно развеселившейся страны, ехать минут десять. Я с другом сел в машину к человеку, который мне не понравился. Я не хотел с ним ехать. Я даже предложил ему 10 гривен, а не 20. На самом деле это стоило 20. Я хотел, чтобы он отказался нас везти. Но он согласился.

Я так и не понял сначала, чем он мне не понравился. Сидит человек, молчит. А я со своим другом разговаривал. Какое-то контрреволюционное поведение кандидата в президенты Ющенко мы обсуждали, что ли. Все он делал не так, как надо, чтобы оранжевая революция победила. Мешал он этой революции своей цивилизованной робостью, а не помогал. Вот об этом мы говорили.

Водитель слушал это все, а потом как взвизгнет:

– Ма-а-а-скали-и-и!

Он обратил на себя, конечно, внимание, передразнивая наше фирменное «а».

– Ну что вы к нам лезете?! Заработали на нас свои бабки, и давайте езжайте к себе в Москву!

Я очень удивился.

Формально он был прав. Мы действительно залезли к нему в машину. Но зарабатывал-то на нас сейчас он. Такие, как он, приезжают из Киева в Москву и там тоже зарабатывают на нас.

Я говорю:

– Останови, друг!

Он так удивился, что я его назвал другом, что начал тормозить. И вообще, он перестал говорить. Просто затормозил.

– А что? Я же вас везу, – буркнул он вдруг, когда я уже дверь открыл.

Я говорю:

– Да хочу подышать свежим воздухом.

– Ну, понял, – неуверенно отвечает он.

– А то здесь воняет, – говорю.

– Чем? – удивился он.

– Гнилью, – говорю я ему.

Просто я очень завелся, когда меня заподозрили в том, что я на украинских выборах заработал денег. Ведь я не заработал.

Но все-таки мне показалось мало того, что я ему сказал.

– Ты тоже выходи, – говорю.

– Зачем? – спрашивает он.

– Выходи, узнаешь.

Он категорически отказался выходить.

– Не вижу, – он сказал, – смысла.

То есть драться за свою националистическую идею он бы не стал. Не видел смысла. И испугался.

Тогда я ему говорю:

– Ну-ка, скажи, что ты часто ошибаешься в людях.

– Бывает.

– Извинись.

– Перед кем? – переспрашивает он. – Перед москалем?

– Ну да, – говорю. – Я же москаль.

– Извини.

Я даже подумал, не доехать ли все-таки с ним до майдана. Но тут мне стало казаться, что в салоне и правда чем-то воняет, и я вышел.

На следующий день мне надо было улетать в Москву. Я уже выходил из гостиницы, когда понял, что мне чего-то не хватает. Я начал обшаривать джинсы и куртку и быстро понял, чего именно. У меня не было паспорта. В нем лежали и документы на машину: права, техпаспорт. То есть этих документов у меня теперь тоже не было.

Я пропустил свой рейс на самолет. Я искал паспорт. Я обшарил не только джинсы и куртку, но и весь этот город. Не таким уж большим он оказался. Не было нигде паспорта. Мне было очень противно. Я бесился потому что во всем был виноват только я сам. Это отвратительное чувство.

Потом о моей беде узнали мои друзья в Москве. Я ничего у них не просил, но мне позвонил один человек и спросил, хочу ли я улететь из Киева сегодня ночью.

– А это будет легально? – спросил я.

– Не совсем, – ответил он. – Ну, то есть почти. В общем, как тебе объяснить… Все будет решаться на уровне среднего звена…

Мне стало страшно, и я отказался.

Потом позвонил еще один человек и начал решать эту же проблему совершенно легально. Но легально не получилось. И я понял, что я из Киева никогда никуда не уеду. Я смирился с этим.