Черные розы для снайпера - Нина Васина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отличный вопрос, – похвалила Далила.
– Мне кажется, что я не все делаю правильно. Не так, как надо. Я была бы очень счастлива, если бы ни в чем не сомневалась. Но я сомневаюсь и боюсь. Мне скоро надо будет рассказывать детям о себе.
– Однажды я мыла полы! – громко сообщила Леночка. – Я работаю санитаркой в больнице, я мыла полы, а один хирург хотел обойти меня сзади, стал прыгать от швабры, стало так смешно!
Несколько минут полной тишины. Соня не выдерживает неподвижности, начинает возиться в кресле, Леночка вздрагивает.
– Да, я хочу сказать, что мне очень захотелось вот так делать ему тряпкой, чтобы он прыгал. Если бы я была такой, как Ева, я бы…
– Вы бы, Леночка?.. – Далила не дает женщине впасть в задумчивость.
– Я бы стреляла и насиловала их на каждом шагу.
– А я люблю мужчин, – заявляет Полина, потягиваясь, – я работаю манекенщицей, мужики отлично шьют, с ними можно поговорить обо всем: о политике, о сексе.
– Ну хорошо, сударыни, давайте определимся с уроком на сегодня. Мы прошли два уровня первоначальной подготовки, и вы все были очень даже хороши. Хотите еще поупражняться с моделями поведения, или перейдем к следующему уровню?
– Я бы хотела повторить самолет, – громко сообщает Анна Павловна.
– Хорошо, кто будет с Анной Павловной в самолете?
Соня поднимает руку, Леночка, подумав, тоже неуверенно тянет вверх ладошку примерной школьницы и обращается к Еве:
– Давайте с нами! В самолете террористы убили одного пилота. Летим?
– Надеюсь, это была не я, – бормочет Ева, поднимая руку. Полина смотрит на нее насмешливо, наклоняется и тихо спрашивает:
– Ты не хочешь быть убитым пилотом или террористом?
– По условной логике рядом с вами находятся: мужчина, женщина, ребенок и старый человек. – Далила делит лист бумаги на четыре части линиями сверху вниз.
– Женщину тошнит, она блюет и блюет, – мечтательно улыбается Леночка, – ребенок плачет, мужчина пытается вырвать оружие у террориста, его бьют по голове ракетницей, кровь заливает лицо, он падает без сознания. Старуха просится в туалет или делает под себя. Я помогаю женщине, на меня кричат. Я все это говорила в прошлый раз. Чего хочет Анна Павловна?
– Я хочу пройти в кабину пилота. Я вру и говорю, что я врач. Меня пропускают, я быстро меняю координатную сетку в компьютере.
– Анна Павловна, в прошлый раз вы уговаривали террористов не лететь в Иорданию и очень подробно описали государственный строй в этой стране, статус иностранцев, перечислили страны, с которыми Иордания поддерживает отношения. Почему вы сейчас решили взять управление полетом в свои руки? – Далила пристально смотрит на Еву.
– Я вспомнила. – Анна Павловна говорит, опустив голову, словно провинилась. – Я вспомнила, мы ставили систему защиты на самолеты, правда, на военные, но потом эту систему предлагали и гражданской авиации. В момент опасности летчик меняет заданную координатную сетку… Я не должна все это подробно объяснять вам. Я не должна, вы не поймете…
Анну Павловну перебивает Соня:
– Ну уж если все эти, как их, логические условности в виде женщины, ребенка, старика и мужика остаются как раньше, то я могла бы конкретно заняться террористом. Самолет качнуло, он падает и нечаянно стреляет в себя или в другого террориста, а Анна Павловна в кабине пилотов уже бы изменила эту, как ее…
– Ты все время перебиваешь. – Полина, прищурившись, смотрит на Соню, и в ее голосе слышна угроза.
– Нет, Соня, – Ева перетягивает на себя удивленный взгляд Сони, – стрелять в самолете нельзя.
– Если ты летишь с нами, – обрадовалсь Соня, – ты сделаешь все, что надо, с террористом и без выстрелов! Я видела, как ты это делаешь!
– Случаются такие условия, когда нужно затаиться, помочь тем, кто рядом с тобой, пресекать панику и просто вести себя правильно, без провокаций. – Ева обращалась к Соне, но заметила разочарование на лице Леночки.
– Сударыни, послушайте, – вмешивается Далила, – этот тест совсем не предназначен для определения роли условного спасателя. Вам предлагалось просто быть пострадавшими. Террористы – условность, вроде землетрясения. Вы должны описать свое поведение относительно женщины, мужчины, ребенка и старого человека рядом с вами, а не относительно пилотов и террористов. Это, кстати, очень показательно. Я считаю ваше возбуждение вполне закономерной реакцией на рассказ Евы о себе. Этот рассказ оказался для вас провокацией, теперь вы должны понять мое определение, которое высказала сама Ева. Она социально опасна.
– Давайте вывод! – потребовала Полина.
– Полина, вы нервничаете, а ведь я надеялась, что хотя бы вы не поддадитесь влиянию Евы.
– Я не поддаюсь, меня злит эта поскакушка Соня.
– Так или иначе, она вас сегодня злит, почему бы это? Что изменилось? – Далиле никто не отвечает, она начинает говорить медленно, понизив голос. – Вывод. В нашей группе появляется женщина, которая очень эффектна и ко всему прочему рассказывает о своих достоинствах и возможностях как о проблемах. Вы в недоумении. Достоинства ее налицо, о возможностях она вам поведала в двух словах. И вы бездумно подчиняетесь ее влиянию. Вы становитесь агрессивны.
– У меня болит голова. – Анна Павловна стучит по вискам пальцами, словно пробует клавиши незнакомого инструмента.
– Хорошо, на сегодня все. Завтра я встречаюсь с вами по очереди и буду очень рада, если вы мне расскажете о ваших выводах по поводу сегодняшнего занятия.
– Можно вопрос? – Полина обращается к Далиле, а смотрит на Еву. – Вы сказали, что она ваша подруга. Как вы с нею справляетесь?
Далила замирает на секунду, потом выключает магнитофон.
– Я просто влюблена, – говорит она. – Это единственный способ с ней справиться.
Из Центра вся группа выходит вместе. На улице у своего «Москвича» стоит Карпелов и улыбается.
– Карпелов, – Соня машет ему рукой, – отвезите меня домой.
– Извини, детка, – Карпелов быстрым равнодушным взглядом профессионально выбрал и осмотрел высокую Полину, – я очень занят. Ева Николаевна, вы мне нужны.
– Отвезите меня домой! – топает ногой Соня, ее лицо и шея краснеют.
– Соня, не приставай к мужчине. – Далила обнимает Соню за талию и кивает Карпелову. – Кстати, майор, я очень хочу побеседовать с вами.
– Да я с радостью! Можно мне прийти, когда все лежат на диванах?
Ева провожает взглядом уходящую Полину, Анна Павловна артистично усаживается в самый настоящий лимузин, шофер ждет, склонившись, и захлопывает дверцу, Леночка неуверенно топчется, Далила берет ее под руку.
– Мы пойдем, – говорит она, – а на диванах я лежу с моими женщинами как раз завтра. Если у вас проблемы с коллективом или пристрелили кого-нибудь не того, милости прошу к концу рабочего дня.
Она уводит Соню и Леночку с собой. Соня еще злится, но Далила постепенно втягивает ее в разговор. Разговор у них получается странный, Далила убеждает Соню поверить в ее способности настоящего специалиста, а Соня говорит, что она не представляет себе, как вообще можно считать «так называемую психологию» специальностью. Далила берется защитить профессию и доказать свою состоятельность как специалиста немедленно. Она просит Леночку отдать ей ракетницу. Леночка бледнеет и старается вырвать руку, Далила ее руку держит крепко, Соня, вытаращив глаза, смотрит на их возню, большая хозяйственная сумка Леночки падает со стуком на асфальт.
– Леночка, – говорит Далила, отпустив женщин и присев над сумкой, – вы меня очень огорчаете. Можно я залезу в вашу сумку и заберу оружие?
Леночка молча плачет.
– Как вы… Откуда вы узнали? – лопочет Соня. – Вы это из-за ее слов про историю в самолете? – Она поворачивается к Леночке и первый раз внимательно разглядывает худое тело в платье зонтиком, уродливые босоножки, яркий красный лак на пальцах ног и вдруг обнимает женщину и прижимает к себе. – Леночка, не плачьте, смейтесь, Леночка! Если бы вы только знали, как же тяжело убивать этих долбаных мужиков, как потом тяжело!
– Я не понял конкретно, – спрашивает у Евы Карпелов, разглядывая фигурки трех женщин вдалеке, – я действительно могу прийти полежать на диване? Мне уже давно пора полежать со специалистом, у меня наступает помутнение сознания.
– Чем помочь? – спрашивает Ева.
– Помоги, Ева Николаевна, если ты, конечно, согласна в такой прекрасный вечер поехать со мной в морг.
– Ты знаешь, как завести женщину, Карпелов.
Климентий Фабер не поверил сам себе, когда притормозил у той самой остановки. Он рассматривал светящуюся вывеску на магазине, сидящих на скамейке в стеклянной будке остановки людей, мусор на газоне и рекламную надпись на урне, больше напоминающей почтовый ящик на длинной ножке. Через несколько минут Фабер затаился и задержал дыхание. По тротуару шла вчерашняя девчонка, которую он уговаривал поесть с ним. Голова опущена, ноги еле передвигает. Для горящего яркими огнями московского вечера она была странно одета: короткие шорты и облегающий топик, но у Фабера стукнуло невпопад сердце, когда, споткнувшись, маленькая женщина выставила вперед руку, не упала, проскочив выбоину в асфальте, и вьющиеся рыжие волосы, небрежно пару раз переплетенные в незакрепленную короткую косичку, взметнулись, закрывая лицо. Он завел мотор и осторожно тронул машину, двигаясь за ней. Метров через пятьдесят женщина заметила краем глаза его медленное движение, сначала посмотрела мельком, потом узнала и застыла, прижав к груди сумочку. Фабер остановил машину и открыл переднюю дверцу. Женщина стояла не двигаясь. Фабер молча ждал.