Байки старого еврея - Аарон Шервуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Куда идти в таком случае? Правильно, к друзьям. И вот, сидя у меня на кухне на своём излюбленном месте, он изливал мне душу:
– Пойми, я пацифист!
– Ты, Витяня, не пацифист, ты пофигист, такие как ты в армии нужны. Твой замполит, наверно, все глаза проглядел, тебя ожидая. Кто, кроме тебя, будет укреплять, неуклонно повышать морально-патриотический дух? Короче, будешь лозунги писать, отличников боевой и политической подготовки рисовать.
– Что же делать?
– Бежать за следующим пузырём, а я пока соседа позову.
Сосед сразу понял поставленную перед ним задачу:
– Ты по-прежнему гоняешь на «Яве»? Завтра возьми на работу в баночке грамм сто студня и, позвонив мне, разогрей его.
– А зачем студень?
– Я его тебе на куртку вылью вроде рвоты – будет очень художественно! И стоить будет всего-то литр коньяка.
Операция по спасению моего друга от службы прошла великолепно. Нет, бесспорно, в моём соседе умер режиссёр массовых зрелищ! Назавтра Витя позвонил, как и договаривались, и стал с нетерпением ждать развития событий. Свою часть плана он выполнил, вызвал «скорую» – звонок, если потребуется, зафиксирован. Вот и «скорая». Из машины деловито выходит сосед.
Всё серьёзно, он в белом халате. Снимает с Витька защитную каску, трёт её о стенку и возвращает владельцу. Теперь очередь куртки, её тоже необходимо привести в надлежащий вид. Куртку он трёт об асфальт и возвращает. Застегнув куртку, выливает на неё студень. Витёк принимает вид бомжа в каске! Осмотрев своё произведение, Вован – так звали соседа – остаётся доволен своей работой. Но, как истинному художнику, ему не хватает последнего мазка: «Надо бы тебе кирпичом по морде повозить, ну да ладно, сойдёт. Сейчас я тебе сделаю укол, он не вредный, но у тебя повысится давление. Это для приёмного покоя. Не бойся, давление скоро придёт в норму, поехали».
Витю помещают в «скорую», и под сиреной с мигалкой она срывается с места. Выписали Виктора через две недели с диагнозом «сотрясение мозга второй степени».
Он получил отсрочку от призыва ещё на год, что и требовалось. Прошёл год, он в который уже раз получает повестку. Ему предстоит пройти медкомиссию. Он её, естественно, проходит. Решение комиссии – годен к строевой службе во внутренних войсках. Мой друг с радостью, немного переигрывая, говорит: «Служба в рядах Советской армии – почётная обязанность, исполнить которую я мечтал с детства!» Своим высказыванием он располагает к себе медкомиссию, его документы передаются с правого угла стола к центру. Вот они уже в руках полковника – председателя комиссии. Вот он, улыбаясь, берёт их в руки со словами: «Ну что, сынок, послужим?» Последнее слово застревает у него в глотке, багровея, он кричит: «Служить, мерзавец, мечтаешь? А про то, что тебе двадцать семь с половиной и ты уже непризывной, забыл? Вон отсюда!» Витя, как был в трусах и майке, левой рукой отдаёт честь и через правое плечо разворачивается, говоря при этом: «До свидания!».
Полковник кричит ему вслед: «К пустой голове руку не прикладывают!»
Кого он имел в виду, упоминая пустую голову?
Женские шалости
Это правдивая история о женщине, простой русской женщине, уехавшей из села, вышедшей замуж за такого же лимитчика, но уже с пропиской, родившей детей и по-своему, наверно, счастливой. Итак. Надоела мне эта суета. Командировки. Достань то, пробей это. Решил я отдохнуть этак два-три месяца. Тут наудачу подвернулась мне не работёнка, а курорт: Работать водителем в пионерлагере. Лагерь не обычный, а от Союза художников. Необычный во всех отношениях. Директор лагеря – скульптор-монументалист. Кочегар – художник-баталист, грузчик, ездивший со мной за продуктами – пейзажист. Вот такой, безусловно, творческий, коллектив, решивший, как и я, сачкануть. Что в их, да и в моей ситуации можно было придумать лучше? Свежий воздух, нагрузка минимальная, свободного времени вволю, и за это ещё платили! Немного. А кому за безделье много платили? Мой рабочий день начинался в восемь утра, а к полудню я уже был свободен. В мои обязанности входила доставка продуктов из близлежащего города в пионерлагерь. Вечером, если поварихи вели себя правильно (они были местные), отвозил их домой. При чём тут их поведение? Машина у меня была продуктовая, не предназначенная для перевозки людей, чем я, не скрою, пользовался. Они разок оставили меня без ужина и пошли, болезные, домой ночью через лес. Использовал служебные возможности в своих целях? Пусть знают, на что способен голодный мужик! Поварихи осознали своё недостойное поведение, выставили пузырь, и инцидент был исчерпан. Выражаясь казённым языком, на объекте происшествий не было, за исключением весьма странного ритуала. Наш шеф, как я уже упоминал, из деревни. Приехала в Ленинград искать счастья. Счастье своё она нашла в лице мужа-пьяницы, который каждую пятницу приезжал к ней уже в дым пьяным. Далее, как я понял, всё происходило по давно утверждённому сценарию. Выйдя из привёзшего его автобуса, он бил её в лицо, обвиняя несчастную в том, что она падшая женщина. Проведя таким образом воспитательную работу, допивал на ходу остатки водки и падал замертво, не дойдя до супружеского ложа. Всю субботу и всё воскресенье он поддерживал кондицию. Вечером в воскресенье повторялась пятничная «процедура» воспитания, но как бы в режиме обратной съёмки. На крыльце дома он бил жену, допивал остатки водки по пути к автобусу и отбывал до следующей пятницы. Что поразительно, эта женщина держала себя в строгости, всем объясняя, что муж у нее хороший, любящий, к тому же он отец её детей. Финал этой истории трагикомичен. Вечером в воскресенье, отправив мужа домой, она готовилась к раздаче ужина. Настроение у неё было хорошее, муж, как я уже говорил, уехал, обошлось даже без обычных синяков: он оба раза элементарно промазал. У окошка раздачи толпились девочки из первого отряда. Они дежурили по столовой и ждали подносы с ужином, которые должны были разносить по столам. На ужин были пирожки с мясом. Готовил их повар-грузин – молодой прекрасно сложённый юноша. Местные художники увивались за ним, предлагая позировать, но он категорически отказывался, заявляя, что это недостойное мужчины занятие. Дикий народ – дети гор. Девочки, я думаю, ждали не столько пирожков, сколько его самого. Он на кухне всегда был одет в трико, мускулистый торс спереди прикрывал передник. И вот он появился. В руках у него был поднос с пирожками, которые подпрыгивали в кипящем масле. Девчонки, позабыв обо всём, замерли, разглядывая его. И, когда он оказался в двух метрах от окна раздачи, повариха подкралась к нему сзади, схватила его за бока и резко рванула трико вниз, до щиколоток! Представьте картину: бедный парень стоит со спущенными штанами, руки разведены в стороны – держат поднос, ниже… ну, что выросло, то выросло. Поставить поднос на стол он не может по понятной причине. Он инстинктивно подпрыгнул, но это ему не помогло. Тогда он скрестил ноги, чтоб хоть как-то прикрыть наготу. Стоит он, значит, обалдевший от неожиданности и пунцовый от позора. Лицо пылает так, что он готов повариху как минимум убить! Но как? Повторюсь, он обездвижен и вынужден стоять с видом Аполлона во второй балетной позиции, но с пирожками. А со стороны раздачи несётся девичий визг (восторга?)! Это визжат, закрыв лицо, почему-то растопыренными пальцами, девочки из первого отряда. На шум появляется кочегар – художник-баталист. Быстро оценив ситуацию, он двумя полотенцами берёт у несчастного поднос. Разъярённый грузин одним движением надевает трико, хватает со стола нож для разделки мяса и с воплем «убью!» (он всегда был немногословен) бросается за орущей от ужаса шеф-поварихой. Спортсменкой она не была, да и комплекция не позволяла ей быстро бегать. Но охвативший её ужас придал ей такое ускорение, что, засеки кто-то её результат в беге от обуреваемого праведным гневом повара, уверен, он, результат, обогатил бы спортивную славу СССР!
Теперь представьте такую картину. Живописный берег озера, на котором расположился пионерлагерь. Солнце уже зашло за верхушки деревьев, но ещё не скрылось за горизонт. Покой, тишина, нарушаемая пением птиц. И вдруг. Истошный вопль: «Ой, мамочки, убивают, спасите!» Ему вторит рык грузина: «Убью, мамой клянусь!» Понятно, что обращались они к разным мамам. Но ситуация нешуточная, ни у кого не возникло сомнений в серьёзности намерений оскорблённого юноши. Дурёху надо было спасать. Но как остановить обуреваемого праведной жаждой мести вооружённого ножом грузина?
Ситуация принимала нешуточный оборот – он настигал обезумевшую от ужаса повариху! На своё счастье, она выбежала на берег озера, где сушились браконьерские сети директора лагеря. Ими-то, как гладиатора и поймали повара! Дальше было проще. Спасённую отпоили валерьянкой. Она пила лекарство приговаривая: «Я хотела только пошутить». Тем не менее за двадцать минут собрала вещи и отбыла в город. Грузина напоили. Остался неразрешённым вопрос: зачем она так пошутила? Я думаю, просто от радости, что драчливый муж уехал, всё обошлось, как я уже говорил, даже без обычных синяков. А возможно, решила хотя бы посмотреть на мужика. Маленькие простые радости советских женщин.