Народные мстители - Анатолий Галкин

Годунов воспринял это, как шутку, промолчал и начал активно работать.

Он уже подходил к вершине блаженства, когда за его голой спиной раздался дикий крик.

Не очень соображая, что происходит, Борис Иванович неуклюже развернулся и встал с кровати. Тамара тоже сползла на пол и встала рядом, прижимаясь плечом.

В дверях спальни стоял крепкий парень с шальными глазами. Он уже не орал, а злобно хрипел, сжимая в руке дубинку типа кухонной скалки.

Используя секунды замешательства, украинка Марчук защебетала в самое ухо Годунова: «Это мой муж. Он зверь! Он сначала меня убьет, а потом порежет тебя на отдельные органы».

Муж Тамары очнулся! Его губы исказила злорадная усмешка победившего гладиатора. Вот сейчас ему дадут отмашку и он зарубит своих соперников!

Гладиатор с поднятой вверх скалкой начал играть мускулами и приближаться мелкими шажками.

Недоделанные любовники отошли за столик и прижались спинами к стене. До развязки оставались секунды!

Тамара Марчук схватила со стола пистолет системы «Вальтер» и насильно всунула его в руку Годунова. При этом она прижалась к его плечу и зашептала: «Спаси меня, Боря! Он убьет нас! Ну, будь же мужчиной»…

Если бы строитель Годунов был внимательней, то на полке высокого комода, стоящего напротив, он увидел бы видеокамеру с зеленым огоньком наверху. Устройство работало, а объектив захватывал большую часть кровати, самого Бориса Ивановича с пистолетом и Тамарочку в пикантной одежде. Вернее — без нее!

А грозный муж в белой футболке наступал сбоку, шипя и брызжа слюной.

Когда ревнивец приблизился и взмахнул дубинкой, в Годунове закипела кровь российского самодержца. Царь я или не царь?

Он поднял пистолет и начал нажимать на спусковой крючок. Как хорошо, что кто-то заранее снял «Вальтер» с предохранителя и передернул затвор.

Он стрелял, стараясь попасть в грудь.

Годунов сразу увидел, что в центре белой футболки что-то вспучилось, разорвалось и растеклось широким красным пятном.

После каждого выстрела из ствола вылетал сноп огня, справа отскакивала горячая гильза, а муж конвульсивно хватался за грудь, но никак не падал.

Когда затвор отскочил назад, Борис понял, что патроны кончились.

И вот тут ревнивый муж развернулся кровавой грудью на камеру, зафиксировал пробоины и упал на ковер.

Годунов сгреб в охапку брюки и все остальное. Но он же не мог одеваться при трупе! И Борис Иванович, осторожно обходя тело, проскользнул в коридор.

А через две секунды там появилась голая Тома со своей одеждой.

— Я провожу тебя, дорогой!

— Да, наверное. Я совсем не знаю, где мы. А мне надо побыстрей уехать в центр. Помоги, Тома!

— Помогу, раз такое событие.

— Да, очень неудачно получилось.

— Все хорошо, Боря. Я его совсем не любила. Мне надо только труп спрятать и стереть с пистолета твои отпечатки.

Тамара шустро побежала в спальню. Годунов не сомневался, что она уничтожает улики. И зря!

Встав перед камерой, Марчук взяла двумя пальцами теплый «Вальтер» и опустила его в приготовленный прозрачный пакетик.

Когда они вышли во двор, то Тамара махнула рукой, ловя такси. И машина сразу подкатила.

Находясь в полном стрессе, Борис Иванович даже не понял, что это была та же машина, которая привезла их сюда.

Водитель часто поворачивал в незнакомые улочки, переулки и проезды…

Оставшись во дворе, Тома махнула рукой и поднялась в квартиру на втором этаже.

Артур Барыкин уже снял запачканную футболку и смыл с тела «кровь». Он ходил по спальне, массируя центр груди.

— Я не думал, Тома, что эта штука так больно взрывается. Очень натурально!

— А чего это ты, Артур, не знал? В сериалах артистов всегда так убивают.

— Это в боевиках! А я актер мелодрамы. Мы все больше любовь играем. Кстати, Тамара, мне кажется, что этот старик тебя раззадорил, но не завершил?

— Не твое дело, хам!

— Так, может быть, мы продолжим?

— Пошел вон, котяра!

Тамара подошла к комоду, нащупала на камере кнопку и нажала ее. Зеленый огонек погас.

И тогда черноволосая Тома Марчук повернулась к малоизвестному артисту Барыкину. В ее глазах опять появились увлекательные чертики.

— Дурак ты, Артур! Сначала камеру выключи, а потом в постель тяни…

После освобождения антиквара Якова Шатилова из СИЗО дела в его салоне «Сезам» пошли в гору. Много шума наделали статьи Валерии Лифановой в журнале «Новая искра». Но и другие бульварные газеты с удовольствием обсуждали посадку Якова Романовича, ловкость воров, грубые ошибки полиции и кровавую развязку в коттедже мадам Гагиной.

Особенно смачно все писали о Екатерине с Потемкиным и о драгоценном вишневом рубине, который лежал на прилавке «Сезама» по цене стекляшки.

Одним словом, магазину Шатилова была сделана бесплатная реклама, и народ повалил валом.

Кто-то вспомнил, что у него на антресолях хранится красивый мельхиоровый самовар, сделанный в Варшаве в год восстания на броненосце «Потемкин». Кто-то принес красивую кожаную папку, привезенную дедом из главного бункера разбитого Берлина.

Многие искали в своих шкафах и комодах подобие вишневого рубина. Не обязательно, чтоб это был драгоценный камень. Главное, чтоб вещь была старинная и дорогая…

У Дунаевых и Лифановых в первую неделю хватало впечатлений от перестрелки на даче в Валентиновке. Особенно обсуждали взрыв гранаты и удачное ранение Дунаева. Сквозное ранение в верхней трети бедра уже почти зажило, но Вадим еще долго не мог сидеть.

Особенно гордилась собой журналистка Лера Лифанова.

— Это из-за меня, Вадик, вся Москва знает, что ты не пощадил своей задницы, спасая любимого тестя.

— Не иронизируй, Валерия! Это боевая рана. А Яков Романович отличный тесть. У меня и теща хорошая.

— А скажи, Дунаев, ты так активно родственника спасал или боролся за правду?

— Кстати, ребята, о справедливости. Десять дней назад вы поддержали мою идею о «Народных мстителях». Пора нам подумать, как отплатить живоглоту Трощенко и его холую Сойкину…

Благородные мстители были всегда. А когда их не хватало, то обиженный бедный народ придумывал себе легенды о храбрых покровителях.

Кто сейчас точно скажет, какими на самом деле были Робин Гуд, Григорий Котовский, лихой Зорро и Юрий Деточкин.

Где тут миф, а где правда?

Но очевидно, что, видя, как наверху воруют и жульничают, народ ждет ярких действий, а не говорильни и гуляний по бульварам…

Вадим вспомнил о Владимире Трощенко, обидчике Миши Лифанова.

Это очень любопытная фигура. На первый взгляд — он вполне добродушный жуликоватый простак на уровне сельского кулака с Полтавщины.

Иногда он напускает на себя солидность, чтоб соответствовать статусу Директора большого механического завода. Но при этом только становится смешным, как сантехник в мантии профессора.

Приехав сорок лет назад в Москву, Вова Трощенко отучился в институте и начал карабкаться по заводской служебной лестнице. Используя услужливость, гибкость и преданность, он к началу девяностых дорос до главного инженера.

В рамках дикого капитализма вместе с директором завода они скупили у рабочих ваучеры и акции, постоянно задерживая зарплату. А когда завод был уже в их руках стали сокращать производство, продавать, все что можно и сдавать помещения по серой схеме.

Потом директором завода стал Трощенко. И тут у него совсем снесло крышу. Он решил, что он великий капиталист, барин и хозяин жизни.

Знающий человек рассказывал Мише Лифанову, как однажды в Крыму, покупая себе очередной коттедж, Владимир Трощенко, будучи в легком подпитии, в ресторане гостиницы «Форос» залез на стол и стал швырять во все стороны пачки долларов. Сорок тысяч баксов разлетелись, как конфетти на Новый год…

Но все это эмоции! Вадим Дунаев понимал, что этого мало. Не все складывается, как он планировал.

— Я знаю, Миша, что этот буржуй тебя уволил. Он сделал это подло и гнусно. Но тут можно лишь морду ему набить. А мы решили мстить тем, кто грабит народ. Это дело принципа!

— Да, Вадим. Я знаю, что Трощенко всю жизнь юлил, ловчил и химичил. Но последнее время он ворует по крупному. Надо только доказать.

— Вот именно! И как будем доказывать?

— Ты, конечно, понимаешь, Вадим, что у меня на заводе есть свои люди. Не друзья, а так — хорошие приятели. Но нам нужен такой человек, который вхож в кабинет директора.

— Секретарша?

— Нет, секретарша не подойдет! Мадам Кузина преданная шавка Трощенко. И Сойкин держит ее в руках. Она все еще считает, что он полковник КГБ.

— Но кто-то еще у тебя есть?

— Есть. Ты только моей Лере о ней не говори.