Путь домой - Михаил Михеев

– А как же "без пролития крови"? Или я неправ и здесь этот постулат не действует?

– Так это же не казнь, а божий суд.

– И все же, раз при нем нет оружия, то не будем терять время – я, знаете ли, тороплюсь. Приступим?

В глазах монаха, с которым Виноградову предстояло драться, мелькнуло нечто, похожее на одобрение. Одним движением он скинул рясу, под которой, как оказалось, скрывался могучий, без капли жира торс, и решительно вошел в обозначенный простой веревкой круг. Петр, не долго думая, снял перевязь с мечом, скинул куртку, благо десантный комбез его остался на корабле, рубашку, сапоги и пояс с ножом и бластером. Последнего, наверное, делать не стоило, все-таки совсем уж безоружным оставаться было чревато, ну да уж раз пошла такая пьянка…

Правила оказались до безумия простыми, человеческий мозг вообще ориентирован на стереотипы. Двое противников в одних штанах могли избивать друг друга как угодно. Запрещенным считался только намеренный удар в пах, хотя опытный боец наверняка мог провести его так, что никто бы и не понял, что это – не случайность. А дальше – бой до смерти или до невозможности продолжать сопротивление, смотря что наступит раньше. Выход из круга – поражение.

Монах и курсант стояли друг напротив друга. Оба на фоне довольно худосочных горожан выглядели внушительно – высокие, мощные, явно сильные мужчины. Монах чуть заметно улыбнулся и вежливо поклонился. Что-то этот поклон Петру напомнил, но вспоминать, что именно, времени не было. Он чисто механически ответил тем же и тут же отступил назад, уклоняясь от молниеносного удара ногой в голову. Потом от второго, третьего… Ну и все, в голове как будто щелкнуло – банальное каратэ с легким налетом местного колорита. Опасно, конечно, но не то чтобы очень – в училище им преподавали куда более жесткий и эффективный армейский рукопашный бой. Не столь красивый и эффектный, конечно, зато позволяющий расправиться с врагом быстро и навсегда. Правда, на стороне его противника наверняка был немалый опыт реальных схваток, а на стороне курсанта – лишь тренировки в спортзале, но зато он не пытался драться. Ну, не учили его драться – его учили убивать, в крайнем случае, калечить, и результат был соответствующий. Уклонившись от очередного удара, что было не так уж и сложно – реакция у него была намного лучше и движения противника казались немного замедленными – он пробил своему противнику в печень и поймал его на бросок. С трудом удержавшись от того, чтобы сломать монаху локтевой сустав, он перенаправил движение и просто вышвырнул его за пределы круга.

Вокруг все замолчали – такого финала никто не ожидал. Пожалуй, только монах понял, что случилось и чем для него должен был кончиться бой. Он спокойно встал, подвигал рукой и с удивлением посмотрел на Петра. Потом так же спокойно вновь поклонился ему и, подобрав с земли рясу, пошел прочь. Толпа расступилась перед ним – похоже, монах был местным чемпионом, и потому его поражение было сенсацией малого масштаба. Остальные монахи, те, что только что изображали судий, замерли в классической театральной немой сцене, не зная, что делать.

– Освободите ее, – спокойно сказал Виноградов, затягивая шнурки на ботинках.

– Кого? – как будто очнулся тот монах, что озвучивал условия поединка. Очевидно, случившееся стало для него шоком.

– Девушку, кого же еще. Да бегом, а не то в следующий раз никто вам просто не поверит.

Довод подействовал. Девушку на удивление быстро, курсант едва успел одеться, отвязали от столба и толкнули к Петру. Тот еле успел ее поймать – цепи с нее не сняли, хорошо хоть, изначально скованы были только руки. Правда, на ногах она почти не стояла – все-таки хорошо ее опоили. Петр одним движением забросил почти невесомое тело на плечо и сделал страшную рожу. Монахи отшатнулись, а толпа на площади моментально расступилась, давая Виноградову дорогу. В полной тишине он вышел с площади и моментально, за первым же поворотом, припустил бегом и через пару кварталов свернул в первый попавшийся переулок.

Воровато оглянувшись, он осторожно сгрузил свою вялую ношу, прислонил ее к стене и повернулся, собираясь уходить.

– Не советую, молодой человек.

Виноградов обернулся. С противоположной стороны переулка к нему неторопливо приближался тот самый боевой монах. Шел он совершенно бесшумно, и даже плотная ряса не могла скрыть кошачью плавность его движений. Подойдя к девушке, монах присел перед ней на корточки, приподнял ей веко, посмотрел, пощупал пульс на шее, зачем-то помассировал виски и тяжело вздохнул:

– Она придет в себя через пару часов и будет совершенно беспомощна, но к тому времени ее уже найдут и снова отправят на костер.

– И что? С меня, думаю, довольно того, что я ее с костра вытащил.

– Дурак ты, парень. Знаешь, в монастырской библиотеке порой встречаются очень старые книги. В одной из них мне попалась фраза: "мы в ответе за тех, кого приручаем". Имел смелость взвалить на себя эту ношу – так имей мужество нести ее до конца, иначе что же ты за мужчина?

– Так, стоп. На себя посмотри.

– А мне на себя смотреть нечего, у меня выбора нет и героя я из себя не строил. Почему – не твое дело, но помочь ей я не могу, а ты не местный, значит, сядешь на корабль и уплывешь отсюда. Забери девочку, сейчас у нее там, на площади, гибнет семья, и если она останется, то погибнет в любом случае, а так… Даже если ты просто увезешь ее на соседний остров, у нее будет шанс, а здесь она просто погибнет.

Вздохнув, Петр подошел, вновь поднял девушку на руки. Не тяжело, конечно, но долго с таким грузом все равно не побегаешь. И висит, как тряпка, что тоже изрядно мешает. Монах внимательно посмотрел на него и скомандовал:

– Иди за мной…

Какими переулками они шли, Петр так и не понял, но до порта добрались на удивление быстро. Здесь монах кивнул курсанту и, повернувшись, хотел уходить, но Петр остановил его.

– Скажи, зачем ты это делаешь?

– Зачем? Да оскотиниться совсем уж не хочу, вот и все. И потом, ты ведь меня там, на площади, тоже калечить не стал, хотя и мог. Убить, наверное, тоже мог, причем куда быстрее. Так почему не убил?

– Да потому же, наверное, – после секундной заминки ответил курсант, стараясь не выдать себя голосом. – Не хочу окончательно становиться сволочью. Ладно, удачи тебе.

– Тебе удачи.

Монах повернулся и будто растворился среди домов. Вот он стоял – и вот он исчез. Хороший человек… Петр поймал себя на мысли, что даже не узнал его имени. Хотя нет, узнал, этот на площади, назвал его отцом Федором. Интересно, настоящее это имя, или принятое при постриге? И еще, он ведь обманул монаха – не убил он его не потому, что имел на этот счет какое-то моральное табу, а всего лишь потому, что не был уверен, что после такого удастся уйти с площади без боя… А самое паршивое, что монах, похоже, это понял.