Белый Коршун - Наталия Никульшина

Страхи мои спрячь у себя.

Полной луной в комнату мне

Загляни... твоё дыханье слышу...

Я расскажу, как мне порой

Хочется к маме, к маме домой...

Долгая ночь, подруга моя,

Усни со мной... я снова чувствую здесь тебя...

Слишком много пустых окон,

Слишком много закруженных улиц.

День назад сны о нас

Вернулись.

Все тревоги таких ночей

Исчезают наутро с рассветом.

Я у всех, но, увы, я ни с кем,

Я где-то...

Когда зазвучал второй припев, я решительно двинулась к Диме. "Хочется к маме..." — брат точно грустит, надо его обнять. Неужели, опять не сложилось?

Первым меня заметил Киля, лежащий на полу у Диминых ног, преданный пёс, грустивший сейчас вместе с хозяином. Оба обнаружились, как я и думала, на балконе.

— Дим..., — тихонько позвала я брата.

— Ты чего не спишь? — он выключил музыку. — Я разбудил?

— Нет, я... до этого не спала. Можно я с тобой немножко посижу?

— В школу же завтра.

— А тебе на работу.

— Я привык, — улыбнулся он, подвигаясь в кресле. — Одеяло только возьми у меня с кровати, а то замёрзнешь.

Я радостно кивнула, сгоняла за одеялом и вскоре уже сидела под боком печального брата. Мы немного помолчали, пока я решалась спросить.

— Как прошёл вечер?

Вряд ли он станет со мной откровенничать, Илья прав, из моего брата, порой, и слова не вытянешь. Дима всегда все переживания в себе держит, но вдруг сегодня решит со мной поделиться. Человеку же нужно хотя бы иногда выговариваться.

Брат вздохнул:

— Хреново.

— Не спрашивать?

— Да не о чем спрашивать, Карин. Я устал...

— Устал от чего? — осторожно уточнила я.

А он чмокнул меня в макушку, натянуто засмеялся:

— Отныне я только твой, малявочка!

— Мне радоваться, или посочувствовать?

Теперь его смех зазвучал более естественно, чего я и добивалась.

— А как хочешь?

— Радоваться! — выпалила я.

— Маленькая стерва! — уже в голос смеялся он. — Ну, тебе есть, в кого!

— Ну, а чего? Нафиг их всех! Я вот тебя никогда не брошу, честно-честно! С этой ты что-то очень быстро...

— Да это та же, что и на Новый год была, — усмехнулся Дима.

— А-а-а..., — протянула я. — Пытались помириться?

Брат пожал плечами:

— Да мы и не ругались.

— Ну, она с тобой — может, и нет, — засмеялась я. — Ты же, когда орать начинаешь — там и слова вставить нельзя!

Дима поддержал мой смех, но потом вздохнул:

— Чего не спишь-то?

Понятно, тема закрыта. Но я и не хочу продолжать, зачем давить на больную мозоль?

— Не знаю, не спалось...

— Кто он? — вдруг спросил Дима.

Я тут же напряглась:

— Чего?

— Ну, не спалось... наверное, это тот, кто в голове сидит, и не давал уснуть.

— В сердце, — машинально поправила я.

— Любят сердцем?

— Конечно! А чем же ещё?

— Откуда мне знать? — хмыкнул брат. — Так кто он? Одноклассник?

— Да, — соврала я, стыдясь.

Я ведь всем вру, долго уже. Сколько ещё я буду это делать? Точнее, сколько ещё мне придётся всех вокруг обманывать, стыдясь своего чувства? Почему вообще человек не может просто признаться в том, что ощущает к другому человеку? Зачем все эти препятствия? Возраст, жена...

— Ты ведь скажешь мне, когда у тебя появится парень?

Я немного подумала над ответом.

— Скажу, — наверное.

Смотря, кто это будет. Пока кандидат Диме точно не понравится. Хотя, Илья ведь и не кандидат...

Дима опять чмокнул меня в макушку:

— Не грусти, малявочка, у тебя ещё всё впереди, не спеши взрослеть. Давай спать?

— Может, посидим ещё немножко? — попросила я. — Просто... помолчим... музыку твою послушаем.

— Хорошо, — согласился он, крепче прижимая меня к себе. — Только не замерзай, ладно?

— Не замёрзну, — пообещала я, прикрывая глаза.

На балконе снова тихонько заиграла музыка. Так вот бы я и сидела с ними. Лучший в мире человек и лучшая в мире собака.

ГЛАВА 8

ГЛАВА 8

Утром Дима сначала отвёз меня в школу, потом уехал на работу. Мы, как всегда, встретились со Светкой у дверей. Настроение у нас обеих было прекрасное, ведь на уроки сегодня нам идти не придётся. Мы прибыли пораньше, чтобы успеть на свой пост в гардеробной, где Татьяна Николаевна (женщина, что здесь работает) расставила нас с подругой по двум окошкам, объяснила удобный порядок номерков, чтоб мы не путались, и заняла третье окно. И вот вскоре мы уже вовсю трудились.

Уже через десять минут я поняла, что стоять с этой стороны гардероба — просто ужасно. Множество рук одновременно тычут мне в лицо куртками, голоса смешались в нереальный гул и подгоняют, чтобы я быстрее шевелилась, и народ вообще себя ведёт так, словно они — первобытные люди. Нет, не все, конечно, но большинство. Мне раньше как-то не доводилось здесь дежурить, и больше уж точно не захочется. Лучше бы я на уроки пошла.

Кстати, судя по лицу Светки, она сейчас думает точно так же. А вот Татьяна Николаевна — сама невозмутимость. Ходит по гардеробной неторопливо, успевая гавкать на слишком нетерпеливых и наглых школьников. Железные нервы у женщины!

А меня радовало сейчас только одно: скоро прозвенит звонок на урок, и эти исчадия ада разбегутся по классам. Странно, что, находясь по ту сторону гардероба, я вела себя точно так же, как и эти... дети. Тоже торопила дежурных, ругалась им в спину, обзывая улитками и черепахами. А теперь мне за это стыдно, и карма настигла.

За несколько минут до звонка народу значительно поубавилось, мы со Светкой выдохнули.

— Девочки, это ещё ничего, — усмехнулась Татьяна Николаевна, наблюдая, как моя подруга устало прислонилась к вешалке. — Они ж еще обратно вернутся, за куртками своими. Вот тогда будет намного веселее!

— Чёрт! — простонала Светка.

Собственно, я подумала так же. Нам же куртки потом выдавать, когда народ спешит поскорее убраться из школы. Ладно, зато мы теперь знаем, где дежурить больше не стоит однозначно. Уж лучше я, как и раньше, буду за десять минут до окончания урока ходить в столовую, на столы накрывать.

— Привет! — раздалось над ухом.

Я очнулась