Клуб любителей фантастики, 2003 - Вячеслав Куприянов

…Сердце привычно ухнуло куда-то, Тим отступил от края и уселся на прохладный асфальт. Слева от него, облокотившись на поручни, негромко разговаривали двое ребят в медицинских комбинезонах.

— Представь себе, с первого дня пролежал, а соседи только что нашли. И никакой тебе поддержки, ни капельницы, ничего. Живой!

— Ага. Я уже слышал сегодня похожий случай.

— Да чего слышал, когда у меня этот случай в машине лежит! И наверняка он такой не единственный. Сегодня объявили рейд по нижним этажам, скольких еще притащат!

— Не говорят у вас ничего, умершие есть?

— Пока нет. Вот только — сколько это продолжаться может? Если полгорода впадет в кому, а остальная половина эвакуируется, то кто останется следить за этими?

— Мы, кто же еще.

— А может, я тоже эвакуироваться хочу.

— Хрен тебе. Подземка объявила нас карантинной зоной. Сегодня с двенадцати ни одной машины вниз не попало.

— А городские власти?

— Ты чё, с луны свалился? Они давно уже там. Здесь только военные власти остались. Так что, того и гляди, начнется.

— Чего у нас еще может начаться, все уже началось…

Тим представил себе, как холеный Николай со своей роскошной капсулой, похожей на раковину ископаемого моллюска, торчит на кордоне нижнего города, перед фильтрующим шлюзом, брызжет ядовитой слюной, кроет бюрократов подземки последними словами, потрясает кулаками и бумажником. Тиму стало смешно, противно и грустно. «Ты сама этого хотела, — подумал он и презрительно добавил: Землеройка!»

— Тим! Эй! Тим! Я здесь, третья машина от тебя!

— Принцесса?

— Ты что здесь делаешь, Тим?

— А ты?

— Я первая спросила!

— Не ори на меня!

— Я не ору, ни черта не слышно же!

— Ты как сюда попала?

— А ты?

— Друг у меня заболел, сопровождаю.

— Ясно. А я… а я — тоже. Мне было очень хорошо с тобой, Тим!

— Мне тоже, принцесса. А почему в прошедшем времени?

— Тебе — тоже? А ты что-нибудь помнишь?

— Ничего, — честно признался Тим. — Но у меня очень богатое воображение!

— Я заметила, — улыбнулась Оксана.

— Я хочу тебя видеть. Сегодня. У меня завтра смена.

— Так вот, видишь.

— Я не так хочу тебя видеть!

— Не получится, Тим. Как-нибудь потом. Все образуется, принц.

— Что значит — не получится?

— Тим, ты поймешь. Сегодня по моей вине чуть не погиб человек. У меня одеревенели руки, согнуть не смогла.

— Принцесса… Боже. Да что же вы все делаете, мать вашу!

— Я думаю, это пройдет, Тим. Не переживай. Я люблю тебя, принц.

— Все будет хорошо.

— Будет. Надежда умирает последней, правда ведь?

— Правда. — Тим почувствовал, как внутри еще что-то оборвалось. Еще одна тоненькая ниточка, на которой висела радость…

— Тим!

— Да?

— Ты чего такой красный, у тебя температуры нет?

— Ох, как же вы меня достали. Да есть у меня температура, есть. У всякого теплокровного есть какая-нибудь температура!

— Тим, освободишься — сходи к врачу обязательно, слышишь? Поправлюсь — проверю, смотри у меня, если не сходишь!

— Обязательно схожу, принцесса. Только поправляйся.

Колонна зашуршала и медленно подалась вперед.

— Будь счастлив, принц!

Чертыхаясь, Тим проталкивался между гудящими машинами и ругачими водителями. Еще пара белых корпусов отделяла его от своей бригады. Рядом прорывался парень, что рассказывал у парапета про чумного, пролежавшего три дня без капельницы. И его, и Тима заклинило между двумя машинами. Санитар, матерясь, пытался открыть дверцу своей. Наконец удалось.

— Полезай сюда, — предложил парень. — Все едино, все там будем.

Тим забрался в салон. Трехдневный стоик, похожий на мумию фараона, лежал на носилках. От него веяло покоем, но не покойником… Тим зачарованно смотрел на удивительное мертвое живое тело.

— Вы мне не нравитесь, — сообщил санитар.

— Я никому не нравлюсь, за исключением красивых женщин, и им тоже не всегда. Только, пожалуйста, про температуру не надо спрашивать.

— Дело ваше, — парень пожал плечами.

— Вы лучше на него посмотрите. Я буду не я, но ведь он дышит?

— У вас кто-то из близких болен?

— А что?

— Ничего. Это очень горько, но лучше, чем иллюзии. Не может он дышать. Пульс есть — я сам проверял. Но это — все, что отличает его от трупа.

— Думаете, я офигел от горя? Или все дело в моей температуре? А сами присмотреться не хотите?

Но парень уже смотрел как зачарованный — туда же, куда и Тим. Мумия… нет, не дышала, но явно что-то делала, причем не в ритм хода машины. Движения становились все быстрее, резче… и тут деревянная оболочка лопнула. Человек, освободившийся от коросты, сел на носилках и оглядел пространство мутным взглядом. Как бы прислушался к чему-то внутри себя… глаза его стали совершенно растерянными, такие Тим видел у Светкиных друзей-трансплантов, когда те очухивались после операции. Человек потянулся — и за спиной у него развернулись кожистые, кривые, как у нетопыря, крылья.

— Бог ты мой… — прошептал санитар.

— Дверцу… откройте, — попросил человек непослушными губами.

Пальцами — тоже непослушными — Тим кое-как открыл дверцу.

…Забавно смотреть, когда птицы поднимают на крыло своих подростков. Но жалкое зрелище, когда подросток пытается подняться на крыло сам, без чужой помощи. Человек заваливался, его крутило через голову. Приземляясь на капот, автоматически твердил одно и то же, видимо, самое любимое, ругательство.

А поблизости еще несколько машин выпустили наружу таких же крылатых людей…

— Принцесса! — истошно заорал пробудившийся от оцепенения Тим, — Принцесса, ты слышишь?

Ни черта она, конечно же, не слышала. Но наверняка видела…

— Увидимся, принцесса! Я тебя тоже очень люблю!

«Мама, Юрка, нет никаких всадников! Есть земля, вода, воздух — и…»

…Огонь не жег — он ласкал, мягко прикасаясь к телу. Тим уходил все дальше и дальше в пылающий сектор, глаза его, наверно, были безумно-растерянные, а на плечах, ладонях, волосах плясали игривые язычки пламени…

Эльвира Вашкевич

КОШКА

«Я мыслю, следовательно, я существую», — сказал когда-то Рене Декарт. Вот я и думала, подтверждая мыслительным процессом факт своего существования. Получалось плохо. Может, что-то не так было со мной, а может, подводила окружающая среда. Я прошлась по квартире, споткнулась о брошенный посреди комнаты пылесос, выключила свет и села на ковер. Закрыв глаза, попыталась расслабиться, но и это не получалось. Маленькие молоточки выбивали серебряную дробь, вспыхивающую под веками радужными пятнами. Я старалась. Вдох — пауза — выдох… И опять, и еще… Молоточки не успокаивались, а пятна начали сливаться в какие-то совершенно невозможные своим неприличием картины. Я была слишком взволнованна.

Собственно говоря, а кто не был бы взволнован на моем месте? Мне сделали предложение. Да-да, то самое, руки, сердца и земного шара в придачу. К тому же это предложение сделал мой любимый, единственный и ненаглядный Алеша. Любой нормальный человек сказал бы, что я должна быть на седьмом небе от счастья. Ну, я там и была. Но все дело в том, что я никак не могла решиться — то ли выходить замуж, то ли подождать еще. Понимаете, уж как-то все развивалось слишком быстро и слишком гладко. Мы вроде бы идеально подходили друг другу, работали в одном институте, вкусы у нас совершенно схожие, даже такая мелочь: мы оба любим жареного цыпленка, но Алеша любит ножки, а я — крылышки, так что и тут — абсолютная гармония. Да. Но меня мучили сомнения: не слишком ли все гладко? Обычно не бывает такой безоблачной любви. Вон у Ирки из лаборатории привиденческих аномалий каждую неделю скандал. То она хочет идти в ресторан, а ее Мишка взял билеты в театр, то Ирка мечтает попасть на симфонический концерт, а он заказал столик в ночном клубе. И каждый раз ругаются навсегда. И через полчаса после скандала уже идут под ручку с совершенно сияющими глазами. Куда? Ну, разумеется, в кино. Это у них такой нейтральный запасной вариант. Ирка говорит, что эти ссоры являются залогом прочной семейной жизни. А мы-то с Алешей ни разу даже не поспорили. Все время соглашаемся друг с другом.

Ох, не к добру это. К тому же на днях лаборантка из группы целителей рассказала, что Светка перевелась в исторический отдел. Та самая Светка, которая все время вокруг Алеши крутилась, пока он со мной не познакомился. Теперь она работает с ним вместе, подает ему кофе и строит глазки. Не нравится мне это. Вот и сижу, думаю. То ли начинать завтра составлять список гостей на свадьбу, то ли подождать немного. Может, если я скажу, что не собираюсь выходить за него замуж, получится тот самый вожделенный скандал, который покажет, насколько прочной будет наша семья.