Ларец Самозванца - Денис Субботин

— Ты не сдержал своего слова! — голос у неё, она знала, был красивый, с лёгкой хрипотцой и очень нравился Мареку. — Не привёз ежа! Тоже мне, мужчина! А я-то размечталась… Наградить по достоинству хотела!

На беду свою, Зарина не была снаружи, когда Марек возвращался, иначе подробности, им рассказанные, навели бы её на мысль попридержать язык. Марек внезапно ухмыльнулся и добыл из-за пазухи небольшой свёрток, немедленно выразившим своё неудовольствие происходящим громким и частым стуком сердечка. Тёмная мышиная мордочка торчала из свёртка, самый кончик, маленький и чёрный, быстро двигался. Ёжик приходил в себя, обнюхивая воздух…

— Ой! — вскрикнув, Зарина, однако, быстро пришла в себя. — Марек, это же ёж!

— Не ёж, а ёжик! — возразил Марек солидно. — Он ещё маленький. Но — храбрый… как я! Представляешь, что ему пришлось пережить, когда на нас напали сначала эти тупые сервы, а потом — волки!

Забыв про рубаху хозяйки, которая начала медленно уплывать вниз по течению, восторженная Зарина схватила ёжика на руки и начала его разглядывать.

— Ой, какой красавчик! — прошептала она. — Марек, ты — чудо!

— Заслужил награду? — поинтересовался Марек, с вожделением разглядывая её круглые, обнажённые колени.

— Заслужил! — весело признала Зарина. — Ой, заслужил! Иди-ка сюда!

Поцелуй, которым она наградила героя, вознёс отрока на небеса счастья. Мареку не впервой, несмотря на свой юный, пелёночный возраст, приходилось целоваться с девушками… да и не только целоваться, по правде говоря. Но вот чтобы так долго добиваться её!

Получив возможность, Марек постарался ей воспользоваться и Зарина, к своему вящему изумлению, довольно быстро оказалась на траве. Ещё через некоторое время нахальная рука Марека оказалась у неё за пазухой. Зарина взбрыкнулась и, оттолкнув Марека, уселась, лихорадочно запахивая раскрытую рубаху. Марек с большим трудом оторвал взгляд горящих зелёных глаз от её груди, может, не слишком пышной, но очень красивой.

— Ты что? — спросил, тяжело дыша и не в состоянии побороть эту тяжесть.

— Не многовато ли, за ёжика одного? — спросила Зарина, в голосе её был яд.

Марек сердито повёл плечами.

— Не многовато! — возразил. Попытки приблизиться, впрочем, оставил. Обиделся…

Зарина помолчала немного, ожидая продолжения, но надувшийся Марек был непривычно молчалив и очень сердит. Кажется, ему и впрямь взбрело в голову, что Зарина сегодня вечером станет его… Ну, если так, он сильно просчитался! Она если кого и любила, так уж точно не щуплого, прыщавого, мерзкого, наглого юнца! Ей нравятся мужчины постарше. Вот, например, пан Роман… Богатырь, красавец, храбрый и благородный! И возраст вполне подходящий. Двадцать три года — не юнец, хотя и не старик! Свою госпожу как соперницу Зарина отметала со всем присущим юности пылом. Впрочем, имея на то все основания. Татьяна никогда доселе не отличалась постоянством в чувствах и Зарина не сомневалась, что года через два-три она остынет к любовнику… Тем более что, человек православный, пан Роман не сможет, даже если захочет, жениться на венчанной жене. Ему будет два пути: или искать и убить — в поединке или подло, в спину, боярина Совина, или искать себе другую жену, а с этой расставаться… На Волыни, говорят, процветают женские монастыри! Зарина же, пленница из благородной крымской семьи, вывезенная чуть ли не с самого полуострова, дочь аргыня [6] Мехмета, вполне разумно полагала, что шансов у неё ничуть не меньше… Хорошо, наверное, что совершенно уверенная в себе Татьяна Совина, мирно спящая сейчас в палатке, ни единым духом не подозревала о мыслях своей верной служанки!

— Зарина… — наконец-то нарушил тишину, а вместе с ней и уверенный, спокойный ток мыслей, приободрившийся за время её размышлений Марек. — Зарина, я тебя обожаю! Ты — богиня моих мыслей…

— …Фу, наслушался у хозяина! — безжалостно оборвала его Зарина. — Замолчи уже, надоел!

Марек, растерянный, запнулся и замолчал. Ему доселе не доводилось слышать таких слов, тем более — от женщины, которую он только что обнимал и целовал. Губы, пухлые по-детски, но прикрытые сверху густым каштановым пушком, предтечей будущего украшения каждого настоящего мужчины — усов, дрогнули обиженно. Как если бы Марек собрался заплакать.

Впрочем, нет. Выучка ли хорошая, характер ли крепче, чем казалось… Марек, крепко сжав побелевшие губы, резко встал во весь свой невеликий рост. Лицо его не видно было — его заслоняла тень.

Только его Зарина и видела…

— Вот так! — протянула она, несколько разочарованная. Впрочем, теперь можно было заняться делом… Боже, как же далеко успела уплыть рубаха!

10

И это утро тоже выдалось морозным в Москве. Лужи, вода в канавах и даже мелкие речушки Москвы покрылись хрупким, громко и грозно хрустящим под копытами коней ледком. Впрочем, вряд ли даже лютый мороз мог бы остановить отряд Кирилла Шулепова, выдвигавшийся сейчас из Москвы на Тулу. Пока на Тулу… Отряд — пёстрая смесь из тяжёлой панцирной конницы, казаков и посаженных на конь стрельцов, впечатлил воротную стражу. А главное, грамота, подписанная великим мечником, князем Михаилом Скопиным, вполне удовлетворила стрелецкого полусотника, командовавшего стражей. Ворота открылись…

Вороной аргамак-пятилетка Кирилла — давний подарок отца, привезённый ещё жеребёнком из Литвы, застоялся в конюшне и теперь рвался в скок. Жаль, но приходилось его сдерживать… Путь был долгий, а кони далеко не у всех походили на аргамаков… Особенно у стрельцов. Часть бородачей в зелёных кафтанах, вполне возможно, впервые в жизни села в седло. Другие, может, сидели, но не на боевых. Настоящий конь всё же отличается от того одра, на котором в отрочестве охлюпкой выезжаешь в ночное. Что до конников, коих в отряде было всё же большинство, так тут и вопроса не возникало. Что воины Кирилла, что казаки Дмитро Оленя, были сплошь прирождёнными всадниками. Таких не стыдно бросить в сшибку. Даже против гусар польских! Впрочем, к последним Кирилл относился со всем возможным презрением, искренне полагая неверным общее мнение, будто эти гусары ротой могут разогнать полк русской или татарской конницы. Это ещё смотря, какой полк! И смотря какой — конницы! Московская дворянская конница, почти двадцатитысячный полк отборных всадников, ту роту и не заметил бы. Стоптал, не вынимая сабель…

— Эй, сотник! — окликнули его со спины, и обернувшийся Кирилл увидел, как, неловко подпрыгивая в седле перешедшего на мелкую рысь коня, к нему поспешает Павел Громыхало, полусотник стрелецкий.