Невидимый мир демонов - Алексей Фомин

У людей обыкновенных – не подвижников, гордость проявляется в форме так называемой надменности; таких людей надменных, в особенности в последнее время – время всеобщего поклонения эгоизму, мы встречаем на каждом шагу. Св. Авва Дорофей определяет надменность (или первую степень гордости) как состояние, «когда кто кого укоряет, осуждает, бесчестит, как ничего не значащего, а себя считает выше его». В сущности такая надменность есть увлечение самим «я», заставляющее считать себя выше всех окружающих.

Гордость, нападающую на людей, ведущих подвижническую жизнь и в ней преуспевающих, авторы сборника Добротолюбия называют гордостью духовной. По определению св. Аввы Дорофея, эта гордость «гордится против самого Бога и приписывает себе свои подвиги и добродетели, а не Богу, как будто бы он (подвижник) сам собою совершил их, своим знанием и умом, а не помощью Божией». Об этой гордости св. Кассиян Римлянин говорит, что «коль скоро она овладеет бедною душою, то как какой-нибудь свирепейший тиран, по взятии самой верхней крепости добродетелей – смирения, весь их город до основания разрушает и разоряет».

Выражая все эти горячие свои протесты против гордости, некоторые подвижники, как, например, св. Ефрем Сирин, заключают свои речи такой успокаивающей сентенцией: «Сколько не превозносится человек в гордыне сердца своего, все же он попирает землю, из которой взят и в которую пойдет».

Приведенные нами человеческие страсти – тщеславие и гордость дают начало многим другим злым страстям человеческим. Из них наиболее распространенными среди людей являются страсти человека ко лжи и лицемерию. «Кто сделался рабом тщеславия, – говорит св. Иоанн Лествичник, – тот ведет двойную жизнь – одну по наружности, а другую по образу мыслей и чувств; одну – на людях, а другую – наедине с собою». Иначе говоря, этим изречением св. Иоанн Лествичник выражает мысль, что в этой двойственной жизни, происходящей от тщеславия, – та жизнь, которую тщеславные проявляют на людях (жизнь наружная) есть, по существу своему, жизнь обмана и лицемерия. В своих сочинениях св. Иоанн ничего не говорит о том, насколько такая жизнь была распространена в его время; но что касается нашей эпохи, то все мы ощущаем, что обман и лицемерие есть воистину та атмосфера, в которой мы постоянно живем и в которой, если и попадаются правдивые люди, то только как исключение.

Из сентенций св. Аввы Дорофея в его «подвижнических наставлениях» мы извлекаем определения следующих видов лжи: 1) ложь словами, когда человек придумывает лживые объяснения и факты для своих эгоистических целей, 2) самообман – ложь бессознательная, когда человек, привыкая обманывать других, начинает обманывать и самого себя и 3) ложь жизнью, когда человек притворяется своими поступками, чтобы обмануть людей.

Протест против лицемерия некоторые подвижники Добротолюбия проявляют не менее сильный, чем против тщеславия и гордости, например, Максим Исповедник говорит о лицемерии так: «Лицемерие есть притворение дружбы, или – ненависть, прикрываемая видом дружбы или – вражда, под прикрытием благоволения действующая, или – зависть, подражающая характеру любви, или – жизнь красная притворным видом добродетели, а не действительною добродетелью, или – притворение праведности, показанием только, будто она есть, соблюдаемое, или – обман, имеющий вид истины; что всё ухитряются устроить в нравственной испорченности подражающие змию».

Подвижники находят, что вступивший на христианский путь должен стремиться раньше всего и прежде всего избавиться от гордости, что, хотя и невозможно подавить в себе чувство тщеславия обыкновенными человеческими силами, но что это достижимо с помощью благодати Божией и что достигнуть чувства всеобъемлющей и Божественной любви возможно только уже после того, как гордость и тщеславие будут окончательно подавлены. Средство к подавлению этих страстей христианские подвижники видят в молитве и развитии в себе чувства смирения.

В заключение настоящей рубрики о гордости – мы считаем интересным, для возможно полного освещения этой страсти, привести здесь некоторые извлечения из статьи «Героизм и подвижничество» С. Н. Булгакова, касающиеся интеллигентского лжегероизма, представляющего собой проявление своеобразной формы душевной гордости.

В означенной статье С. Н. Булгаков, между прочим, пишет, что в последнее время героизм этот вылился в такую форму: «герой есть до некоторой степени сверхчеловек, становящийся по отношению к ближним своим в горделивую и вызывающую позу спасителя», и при всем своем стремлении к демократизму интеллигенция, по мнению Булгакова, есть лишь особая разновидность сословного аристократизма, надменно противопоставляющая себя обывателям. Кто жил в интеллигентских кругах, замечает С. Н. Булгаков, хорошо знает это высокомерие и самомнение, сознание своей непогрешимости и пренебрежение к инакомыслящим и этот отвлеченный догматизм, в который отливается здесь всякое учение. Далее С. Н. Булгаков говорит, что своеобразная природа интеллигентского героизма выясняется для нас полнее, если сопоставить его с противоположным ему духовным обликом христианского героизма или точнее христианского подвижничества. Герой, ставящий себя в роль Провидения, благодаря этой духовной узурпации, приписывает себе и большую ответственность, нежели может понести, и большие задачи, нежели человеку доступны. Христианский подвижник верит в Бога-Промыслителя, без воли Которого волос не падает с головы. История и единичная человеческая жизнь представляются в его глазах осуществлением, хотя и непонятного для него в индивидуальных подробностях, строительства Божьего, перед которым он смиряется подвигом веры. Благодаря этому он сразу освобождается от героической позы и притязаний. Его внимание сосредоточивается на его прямом деле, его действительных обязанностях и их строгом, неукоснительном исполнении. Конечно, и определение, и исполнение этих обязанностей требует иногда не меньшей широты кругозора и знания, чем та, на какую притязает интеллигентский героизм, однако, внимание здесь сосредотачивается на сознании личного долга и его исполнении, на самоконтроле, и это перенесение центра внимания на себя и свои обязанности, освобождение от фальшивого самочувствия непризванного спасителя мира и неизбежно связанной с ним гордости, оздоровляет душу, наполняя ее чувством здорового христианского смирения. К этому духовному самоотречению, к жертве своим гордым интеллигентским «я» во имя высшей святыни призывал Достоевский русскую интеллигенцию в своей Пушкинской речи: «смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость… Победишь себя, смиришь себя и станешь свободен, как никогда и не воображал себя, и начнешь великое дело и других свободными сделаешь, и узришь счастье, ибо наполнится жизнь твоя».

Чтобы закончить рассмотрение главных злых страстей человеческих, мы должны здесь сказать несколько слов о страсти, именуемой подвижниками «сребролюбием». По существу своему эту страсть – сребролюбие, подвижники понимают в широком смысле: это не есть страсть собственно к деньгам, как к металлу звенящему, а есть чрезмерная приверженность человека к имуществу вообще, приверженность, как говорит Нил Синайский, превышающая телесную потребность.

В те отдаленные времена, когда писались сочинения цитируемых нами подвижников, власть денег, власть богатства были еще в зародыше. Тогда властвовала сила меча, а не злата. Деньги, хотя и значили много в мире, но их всесокрушающее значение не проявлялось в ту эпоху в такой степени, как оно проявляется теперь; поэтому подвижники Добротолюбия приписывали страсти к деньгам и богатству второстепенное значение, например, Кассиян Римлянин говорит, что сребролюбие легче, чем другие страсти, может быть предотвращено и извергнуто.

До чего слабо проявлялась в те времена, например, в IX веке, в монастырях страсть сребролюбия, это видно из следующего случая, о котором упоминает подвижник IX века св. Феодор Студит в одной из своих проповедей. «Поведать вам хочу, – сказал св. Феодор Студит, – печаль души моей о брате Василии скончавшемся, что он отошел, не очистив совести своей, так как у него нашли два сребренника. Увы! Какое ослепление! На чем удержал его диавол? Два сребренника почел ценными более Царствия Небесного… Где же отречение? Помолимся убо о нем и одну неделю будем каждодневно класть за него по три поклона и творить тридцать молитв, да простит ему Господь прегрешение его».

В настоящее время мы знаем, как могущественна эта страсть, которая представляет собою не только страсть к приобретению имущества или драгоценностей в узком смысле этого слова, а в болышинстве случаев является, как стремление к властолюбию, к удовлетворению тщеславия, гордости и других злых человеческих страстей. Поэтому она и развита в настоящее время наиболее сильно, чем когда-нибудь.