Последний крестовый поход - Ксавье Элари

оба пострадали от болезни, а короля, кроме того, поразила сильная диарея, им обоим удалось спастись, отчасти благодаря помощи египетских врачей. За несколько недель, проведенных в плену у мамлюков, Людовик подвергся многочисленным мучениям. Ему угрожали пытками, а его тюремщики даже обещали предать его смерти, если он не примет ислам. Однако, согласно Жуанвилю, который утверждает, что услышал это от самого короля, сарацины хотели прежде всего заставить Людовика сдать крепости, принадлежащие военным Орденам, тамплиерам и госпитальерам, в Святой Земле и для этого они были готовы подвергнуть его пытке bernicles (раковина), "самой жестокой пытке, какую только можно претерпеть; это две сложенные доски, утыканные по краям зубьями; они входят одна в другую и связаны по концам ремнями из бычьей кожи. И когда в нее хотят поместить человека, его кладут набок и помещают ноги между шипами; а потом сажают человека на доски; после чего не остается и половины ноги, кости которой не были бы совершенно раздроблены". Людовик, всегда бывший во всем образцом, как говорят, просто ответил сарацинам, "что он их пленник и что они могут делать с ним все, что захотят". К последствиям болезни и шока от плена следует добавить, после возвращения в королевство, лишения и унижения, которым Людовик подвергал себя как вечный кающийся — несмотря на предупреждения своих духовников, которые советовали ему, например, есть мясо по понедельникам, когда он уже не принимал его по пятницам. Таким образом король был человеком преклонного возраста, страдающим болями в правой ноге, периодической глухотой, с расшатанными зубами, иногда настолько слабым, что его нужно было поддерживать при ходьбе[62]. Жуанвиль с умилением вспоминал короля, которого он знал в юности: "Никогда я не видел более красивого человека при оружии, ибо он выделялся высотой своих плеч над всеми своими людьми с золотым шлемом на голове и немецким мечем в руке". Двадцать лет спустя красивый 35-летний рыцарь, который в июне 1249 года отплыл на своем корабле, чтобы сразиться с сарацинами, стал не более чем далеким воспоминанием[63].

Однако этот человек по-прежнему производит впечатление. Один из его агиографов, Гийом  де Шартр, отмечает, что многие были поражены, увидев "человека столь скромного, столь кроткого, без силы в теле, без суровости в обращении, способного спокойно управлять таким королевством". В ходе расследования добродетелей Людовика брат Симон дю Валь, настоятель доминиканского монастыря в Провене, уточнивший, что он сам посещал великих людей мира, королей, принцев и прелатов, вспоминает, что никогда не был в присутствии Людовика "без большого почтения и страха, как если бы посещал святого". Этот король, который близко общался к бедными и больными, который прикасался к золотушным и кормил прокаженных, озадачивал окружающих и восхищал своих современников, как в королевстве, так и за его пределами, в том числе в арабо-мусульманском мире. "Он обладал рассудительностью, твердостью и религиозностью в понимании франков, которые очень доверяли ему и у него был прекрасный рост", — так говорит один египетский историк, современник Египетского крестового похода[64].

При дворе Людовика было мало развлечений. Король отказывался говорить о ком-либо плохо и запретил кому-либо сквернословить Бога или Деву Марию. Жоффруа де Болье сообщает, что, например, он приказал прижечь нос и губы парижскому горожанину, который богохульствовал. Правда, столкнувшись с непониманием, которое многие в его окружении и в других местах проявили к его суровости, Людовик объяснил, что с радостью согласился бы "быть заклейменным каленым железом при условии, что в его королевстве не будет мерзкой божбы". Однажды, Людовик был подвергнут тайному бичеванию духовниками, чтобы искупить свои грехи в пятницу, день памяти смерти Христа. В этот день, каждую неделю, король даже запрещает себе смеяться. В Страстную пятницу он запретил своим детям носить головные уборы "из любви к Иисусу Христу, Который в этот день был увенчан терновым венцом". Его благочестие также отражалось в его скрупулезном посещении богослужений, которое даже его агиографы считали чрезмерным, поскольку этот человек, который был весьма авторитарным, буквально навязывал свой ритм жизни окружающим. Его дети должны были слушать мессу, канонические часы на которыми разбит день и регулярно слушать проповеди, большим поклонником которых был их отец. Более того, он предназначил двух сыновей, родившихся у него во время первого его крестового похода, Жана и Пьера, к монашеской жизни. Один должен был стать доминиканцем, а другой францисканцем — но оба выбрали другой путь, против которого их отец в общем-то не возражал. Людовик также хотел, чтобы его родственники омывали ноги бедным и у его сыновей не было выбора, но Жуанвиль, также приглашенный на это упражнение в смирении, согласился более чем неохотно!

При королевском дворе трезвость была в порядке вещей. Людовик позволял своим поварам решать выбор подаваемых к королевскому столу блюд, но что еще хуже, он подливал воду в соусы, чтобы ослабить вкус. После возвращения из Святой Земли король больше не носил драгоценных тканей и украшений, ни беличьих мехов, ни тонкого сукна, не использовал ни золотых стремян или шпор. "Его одеяния были из грубой неокрашенной или синей ткани", — говорит Жуанвиль. "Меховая отделка его одеяний и мантий была из замши, заячьего или бараньего меха и вся его одежда была темная, черная или синяя", —  сообщает его духовник Жоффруа де Болье. То, что король не тратил на свою одежду, питало его неиссякаемую щедрость к бедным и внимание к больным[65].

Однако Людовик не отказался от пышности когда это было необходимо. Хотя сам он придерживался строжайшей трезвости, его винный погреб содержался в порядке. Когда он собирал своих баронов и рыцарей или принимал короля или посольство, Людовик знал, как показать свою щедрость, неотъемлемую королевскую и рыцарскую добродетель. Он также велел своим сыновьям заботиться о своей одежде, "дабы жены ваши сильнее вас любили, а ваши люди больше уважали", — говорил он им, согласно Жуанвилю[66].

Королевство в покаянии

Аскетизм, который король налагал на себя, отражался на его семье и окружении. Все королевство должно было покаяться. В 1240-х годах, готовясь к своему первому отъезду в Святую Землю, Людовик отправил по королевству следователей, чтобы проверить поведение своих офицеров и получить жалобы от своих подданных. В 1254 году Людовик опубликовал амбициозный указ о реформе королевства, призванный обеспечить "мир и спокойствие подданных, без которых нет покоя самому королю". Целью реформы было как усиление контроля за честностью королевских бальи, сенешалей и прево, так и морализация общества путем максимального ограничения ростовщичества, богохульства, проституции и азартных игр. Как часто отмечают историки, "дух реформ" Людовика был формой искупления его грехов, которые стали причиной неудачи его крестового похода[67].

Негативная реакция баронов на объявление о повторном принятии креста показывает, что Людовик принимает решение единолично. "И кажется, что когда ему излагали что-либо, он не говорил: «Я об этом посоветуюсь», но видя