Шерлок Холмс и доктор Джекил - Лорен Эстелман

Зал, в котором мы ожидали, был не особо вместителен, однако отсутствие размаха здесь с лихвой компенсировалось роскошью отделки. Изящные занавеси приглушали проникавший через окна свет. Справа от нас, в углу, за четырьмя добротными на вид деревянными и обитыми сатином стульями, которые выстроились в ряд закруглёнными спинками к стене, скромно стоял на тумбе превосходный бюст Гёте из красивейшего мрамора. Упомянутая стена и противоположная ей были увешаны равным количеством масляных холстов в подобающих позолоченных рамах, и картины эти показались мне знакомыми. Некоторое время я разглядывал их, пока наконец не понял, что они выполнены в той же манере, что и полотно, виденное нами в комнатах Хайда. Быть может, то был дар его покровителя?

— Когда речь идёт о лучших полотнах Дега,[8] слова «впечатляюще», пожалуй, будет недостаточно, — изрёк Холмс, словно откликаясь (я уже давно не удивлялся невероятной проницательности моего друга) на то самое слово, что в этот миг как раз пришло мне в голову. — А вот эти стулья принадлежат эпохе Людовика Четырнадцатого. По крайней мере, три из них. Четвёртый — копия, хотя и очень хорошая. Должен заметить, что любезный доктор — жизнелюб, в натуре которого неустанно ведут борьбу колоссальная ответственность, присущая его профессии, социальный статус и некоторая тяга к запретному. Людовик Четырнадцатый представляет стабильность и респектабельность, а Дега олицетворяет авантюризм и склонность к риску. При подобном сочетании он — сущая находка для шантажиста.

Холмс собирался сказать ещё что-то, однако двери плавно открылись, и вошёл дворецкий.

— Доктор Джекил примет вас сию минуту, джентльмены.

Он провёл нас через короткий коридор с огромными окнами и негромко постучал в простую дверь, которой этот коридор заканчивался. Приглушённый голос пригласил его войти. Дворецкий вошёл, однако оставался там ровно столько времени, чтобы доложить о прибытии гостей, после чего отступил в сторону и впустил нас. Затем он удалился, закрыв за собой дверь.

Мы оказались в кабинете, три стены которого, за исключением двери, от пола до потолка были заставлены различной толщины книгами в красивых переплётах; судя по изрядно потрёпанным корешкам, ими и вправду постоянно пользовались, а не держали, как это случается, для интерьера. Названия книг в основном были медицинскими и научными, кое-какие относились к области закона, однако на полке рядом с дверью я заметил и собрание сочинений Гёте в оригинале, подтверждавшее явный интерес хозяина к творчеству великого поэта. Большую часть единственной стены, не уставленной книгами, — напротив двери — занимали два французских окна. Они выходили на небольшой дворик, выложенный плиткой и засаженный кустами роз. И если бы не серая громада каменного здания, призрачно вздымавшаяся из тумана на расстоянии метров десяти, вполне можно было бы подумать, что мы оказались в загородном поместье в нескольких милях от Лондона.

— Шерлок Холмс, — задумчиво произнёс человек, вышедший, чтобы поприветствовать нас, из-за стоявшего перед окнами огромного письменного стола эпохи империи Наполеона I. — Не думаю, что мне знакомо ваше имя. — Они с Холмсом обменялись рукопожатием.

— Зато я определённо слышал о вас, доктор Джекил, — отозвался мой друг. — Позвольте представить вам доктора Уотсона, вашего коллегу.

Я ответил на твёрдое рукопожатие хозяина. Он был высок, почти так же, как и Холмс, и для пятидесятилетнего мужчины сохранил на удивление хорошую фигуру. Черты его лица были точёными, глаза — голубыми и твёрдыми (в противоположность того же цвета слезящимся глазам у его слуги), а вьющиеся каштановые волосы подёрнуты серебром на висках именно так, как желали бы большинство мужчин на пороге старости, хотя везёт в этом лишь немногим. Гладко выбритое лицо Джекила было широким, но не грубым; особенно обращали на себя внимание высокие скулы, правильный нос и большой, словно вылепленный рот. Если и можно выглядеть на четверть миллиона фунтов стерлингов, то Генри Джекилу это удавалось в полной мере, вплоть до последнего двухпенсовика. Однако, с удивлением отметил я, хозяин дома всё ещё был в халате, хотя время уже близилось к двум часам дня. Впрочем, как учёный, он, наверное, подобно Холмсу, привык работать в предрассветные часы, ставя химические эксперименты, а потому вставал поздно, — так что больше к этому вопросу я не возвращался. Под глазами у Джекила действительно были мешки, да и вид у него в целом был изнурённый, что как будто свидетельствовало о правильности моей гипотезы.

— Чем обязан вашему визиту? — спросил он у Холмса.

— Насколько я понимаю, вы знакомы с человеком, который называет себя Эдвардом Хайдом, — начал Холмс. Его манера говорить неожиданно сменилась с вежливой на холодную. Вдобавок в тоне моего друга зазвучала также и некоторая официальность, весьма схожая с той, что напускают на себя хорохорящиеся детективы Скотленд-Ярда, с коими он сам частенько конфликтовал.

— Могу я узнать, почему вас это интересует?

При всей видимой прямоте и искренности Джекила поза его всё же казалась напряжённой, словно он знал наперёд вопрос, который собирался задать мой друг. С другой стороны, этот человек лишь недавно проснулся и, возможно, ещё не обрёл должную ясность восприятия. Рассудив подобным образом, я успокоился.

— Хайд проявил интерес к небольшому имению под Лондоном, — спокойно объяснил мой друг. — Он назвал вас в качестве поручителя. Продавец нанял нас, дабы выяснить, способен ли этот человек заплатить требуемую сумму.

— Понимаю. — Доктор отвернулся и уставился в окно. — Странно, что в данном случае решили привлечь третью сторону. Согласитесь, что в конторе по продаже недвижимости вполне могли бы с тем же успехом проделать это самостоятельно.

— Речь идёт о весьма значительной сумме. Наш клиент не желает рисковать и прибег к услугам специалиста. Когда у вас течёт крыша, для ремонта нанимают плотника.

Джекил не возразил.

— Так вы знакомы с упомянутым джентльменом? — повторил вопрос Холмс.

— Да.

— Могу я узнать, в каком качестве?

— Мы друзья.

— А давно ли вы знаете друг друга?

— Думаю, год. Может, дольше.

— Как вы познакомились?

— Нас представил общий приятель.

— Могу я узнать имя этого приятеля?

— Нет, не можете.

— Очень хорошо. — Сыщик неохотно кивнул. — А когда вы с Хайдом виделись в последний раз?

— Думаю, я ответил на достаточное количество вопросов. — Джекил повернулся к нам. Его голубые глаза были холодны как лёд. — Сэр, вы презренный лжец! — воскликнул он. — Ваш клиент вовсе не тот, за кого вы его пытаетесь выдать! А Хайд в жизни не собирался покупать никакого имения под Лондоном! Не знаю, чего вы надеялись добиться этим фарсом, но я определённо не намерен помогать вам! Пул! — Он дёрнул шнур звонка над столом.

В следующий миг появился старый дворецкий.

— Да, сэр?

— Пул, проводи джентльменов до дверей. Нам больше нечего обсуждать.

— Да, сэр. — Пул поклонился и, подняв брови, повернулся к нам.

— Мне жаль вас, доктор Джекил, — холодно произнёс Холмс. — Несчастен тот человек, кто не узнаёт друга, когда видит его. Пойдёмте, Уотсон. — Он развернулся и пошёл перед почтенным слугой.

— Ну, доктор? — начал мой товарищ, когда мы уже направлялись домой в кэбе. — Что скажете о нашем последнем достижении?

Подобный поворот дела удивил меня:

— Лично мне не показалось, что мы чего-то достигли.

— И тем не менее это именно так! А каким образом, по-вашему, Джекил распознал обман?

— Полагаю, Хайд рассказал ему о нашей встрече.

— Вполне возможно. Но почему Джекил был столь уверен, что его друг не интересуется недвижимостью под Лондоном?

— Видимо, и это ему известно со слов Хайда.

— Если доктор и впрямь осведомлён обо всех подробностях жизни Хайда, то эти двое друг другу ближе, чем родные братья. Подобная близость, как мне кажется, опровергает теорию шантажа: вряд ли с человеком, который вымогает у вас деньги, возможны доверительные отношения. Хорошо, пусть так. Но тогда возникает вопрос: почему Джекил разоблачил нашу маленькую ложь не сразу? Чем вы это объясните?

— Ничем, — признался я.

— Ему нужна была информация, Уотсон! Приняв наши условия игры, доктор надеялся выяснить, что именно нам известно: в противном случае разоблачение последовало бы немедленно! Теперь ясно, зачем Хайд нанёс ему визит нынче утром. Он предвидел, что мы навестим доктора, и велел тому выяснить, насколько мы опасны. — Холмс потёр руки. — У этого дела появляется больше граней, чем у бриллианта. Возможно, оно самое захватывающее из всех, в каких я участвовал. Однако у нас посетитель.

Мы как раз остановились перед домом 221-b, и внимание Холмса сосредоточилось на окне нашей гостиной, в котором горел свет. За опущенными занавесками туда-сюда нервно расхаживала угловатая тень.