День поминовения - Агата Кристи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 6
Джордж Бартон
Розмэри…
Джордж Бартон опустил руку со стаканом и, по-совиному нахохлившись, уставился на огонь в камине.
Он уже достаточно выпил и поэтому впал в состояние, когда испытываешь к себе непреодолимую жалость.
До чего все же она была прелестна! Он просто с ума по ней сходил. И она это знала. Правда, ему всегда казалось, что она не принимает его всерьез.
И даже когда он в первый раз сделал ей предложение, у него не было никакой надежды.
Он мямлил и заикался. Вел себя как шут гороховый.
– Имей в виду… в любой момент – тебе стоит сказать только слово. Я знаю, все это напрасно. Ты на меня и смотреть не захочешь. Я ведь особенным умом не отличаюсь. Да и фигурой не вышел. Но ты знаешь, как я к тебе отношусь. Я хотел сказать… Я всегда в твоем распоряжении. Я знаю, шансов у меня никаких, но все же я решился сказать тебе об этом.
Розмэри рассмеялась и поцеловала его в макушку.
– Ты душенька, Джордж. Я буду иметь в виду твое предложение. Но в данный момент я вообще не собираюсь выходить замуж.
Он сказал тогда – совершенно искренне:
– И правильно делаешь. Не торопись. Осмотрись хорошенько и выбери достойного человека.
По-настоящему он никогда не надеялся. Вот почему он был так потрясен, когда Розмэри вдруг объявила, что согласна выйти за него замуж.
Она не была в него влюблена. Он это прекрасно знал. Да и сама она не скрывала этого.
– Мне хочется покоя, счастья, надежности. И все это ты мне можешь дать. Я устала влюбляться. Всегда что-то получается не так. А ты мне очень нравишься, Джордж. Ты милый, ты смешной, ты добрый, и ты думаешь, что лучше меня на свете нет. Мне ничего другого не нужно.
Он ответил несколько невпопад:
– Тише едешь – дальше будешь. Мы еще с тобой будем счастливы.
Он не ошибся. Они были по-настоящему счастливы. Правда, он всегда чувствовал себя немного униженным. Он готовил себя к тому, что не все будет гладко в их семейной жизни. Вряд ли Розмэри удовлетворит такой скучный муж, как он. Могут быть самые непредвиденные виражи. Он старался приучить себя к этой мысли. Правда, он надеялся, что увлечения Розмэри окажутся кратковременными и она неизменно будет к нему возвращаться. Если свыкнуться с мыслью, что это неизбежно, все будет в порядке.
Розмэри была к нему очень привязана; чувство ее было ровным и постоянным и существовало независимо от всех ее романов и флирта.
Он приучал себя спокойно относиться к ее романам, понимая, что при необыкновенной красоте и бурном темпераменте Розмэри они неизбежны. Единственное, чего он не предвидел, – это своей собственной реакции.
Его совершенно не беспокоил ее постоянный флирт с молодыми людьми, но как только появился намек на более серьезное увлечение…
Он сразу уловил в ней перемену: она постоянно теперь была оживленна, еще более похорошела и вся буквально светилась. Вскоре его догадки нашли конкретное подтверждение.
Однажды он вошел к ней в комнату и увидел, как она инстинктивно прикрыла рукой страницу письма, которое писала. Он сразу понял: она писала своему любовнику.
Когда она вышла из комнаты, он подошел к столу и взял в руки бювар. Письмо Розмэри унесла с собой, но на промокательной бумаге виднелись свежие следы чернил. Он поднес ее к зеркалу и разобрал слова, написанные знакомым почерком: «Мой родной и любимый…»
Он почувствовал звон в ушах. В тот момент он понял, что должен был пережить муки Отелло[39]. Смешно говорить о каких-то разумных решениях. Естество все равно возьмет верх. Он готов был придушить ее. Готов был собственными руками зарезать этого негодяя. Но кто он? Хлыщ Браун? Или этот гордец Стивен Фарадей? Они оба пялились на нее.
Он увидел в зеркале свое лицо. Глаза налиты кровью. Вид такой, будто его вот-вот хватит удар.
И сейчас, вспомнив об этом, Джордж Бартон выронил стакан. Его снова душил гнев, кровь стучала в висках. Даже теперь.
Он с усилием отогнал воспоминания. Какой смысл все это ворошить? Прошлое есть прошлое. Он больше не хочет страдать.
Розмэри нет в живых. Покоится в мире. И он тоже успокоился. Перестал мучиться.
Как ни странно, ее смерть принесла ему успокоение.
Он даже Рут об этом никогда не говорил. Милая девушка. И голова на плечах. Даже трудно представить, что бы он без нее делал. Как она ему помогает! Как она ему сочувствует! И ни намека на секс. Не помешана на мужчинах, как Розмэри.
Розмэри… Розмэри за круглым столиком в ресторане. Похудевшая после гриппа, немного расстроенная, но прелестная. И кто бы подумал, что через час…
Нет, только не об этом, не сейчас. Основное теперь – план. Лучше думать о плане.
Первым делом он поговорит с Рейсом. Покажет ему письма. Интересно, какая у него будет реакция. Айрис была ошеломлена. Ей, видимо, в голову не приходила такая возможность.
Сейчас он хозяин положения. Все уже рассчитано и размечено. Его план разработан до мелочей. Выбрано время и место.
Второе ноября. День поминовения[40]. Это даже удачно. И конечно, «Люксембург». Нужно попытаться заказать тот же столик.
И тот же состав гостей: Энтони Браун, Стивен Фарадей, Сандра Фарадей, затем, разумеется, Рут, Айрис и он сам. Седьмым надо пригласить Рейса. Рейс ведь должен был присутствовать на том обеде.
И одно место останется пустым. Все должно получиться великолепно, как в театре.
Повторение преступления. Не совсем точное повторение…
Он снова вспомнил тот вечер.
День рождения Розмэри…
Розмэри, замертво рухнувшая.
Часть вторая
День поминовения
Вот розмарин – это для памятливости…
Глава 1
Люсилла Дрейк щебетала. Именно этим вполне подходящим термином в семье было принято обозначать поток звуков, который изливался из непорочных уст тети Люсиллы.
В то утро она была одновременно занята таким множеством дел, что ей никак не удавалось сосредоточиться на чем-то одном. Предстоящий переезд в город и связанные с ним хлопоты – хозяйство, слуги, заготовка продуктов на зиму, не считая сотни более мелких проблем, – все время перемежались с заботами об Айрис.
– Меня ужасно беспокоит твой вид, дорогая, ты так бледна, измучена – такое впечатление, что ты всю ночь не спала. Ты хорошо спишь? Имей в виду, есть прекрасное средство – снотворное доктора Уайли или, кажется, доктора Гаскелла. Да, кстати, я, пожалуй, должна сама пойти к бакалейщику и выяснить, в чем дело: то ли наши горничные делают закупки не спросясь, то ли он сам приписывает к счету лишнее. Стирального порошка просто не напасешься, а я велю тратить не больше трех пачек в неделю. А может быть, тебе лучше принять тонизирующее? Когда я была девушкой, обычно прописывали сироп Итона. И шпинат, конечно. Я скажу кухарке, чтобы к ленчу она сделала шпинат.
Айрис уже успела привыкнуть к манере тетушки Люсиллы перепархивать с предмета на предмет, к тому же сейчас она была в подавленном настроении, иначе не преминула бы спросить, какая связь существует между доктором Гаскеллом и бакалейщиком. Впрочем, можно не сомневаться, что она тут же услышала бы в ответ: «Дорогая, дело в том, что бакалейщика зовут Крэнфорд»[41]. Логика тети Люсиллы была всегда предельно ясна для нее самой.
Вместо того чтобы задавать вопросы, Айрис с трудом выдавила:
– Я совершенно здорова, тетушка.
– Но у тебя круги под глазами. Ты себя перегружаешь.
– Я ничего не делаю вот уже несколько недель.
– Это тебе так кажется. Теннис очень изнуряет молодой организм. И кроме того, я считаю, что здесь сам воздух действует на нервы. Это слишком низкое место. Если бы Джордж нашел нужным посоветоваться со мной, а не с этой девицей…
– С девицей?
– Да, с мисс Лессинг, о которой он такого высокого мнения. На службе – пожалуйста, но совсем незачем было приучать ее к дому, вводить в семью. Впрочем, таких вводить и не нужно – они сами найдут дорогу.
– Тетушка, но ведь Рут действительно почти что член семьи.
Миссис Дрейк презрительно хмыкнула:
– Она на это рассчитывает – ясно как божий день. Бедный Джордж – когда дело касается женщин, он не лучше грудного младенца. Но так не годится, Айрис. Джорджа нужно оградить от него самого. На твоем месте я дала бы ему понять, что, какой бы распрекрасной ни была мисс Лессинг, о браке с ней не может быть и речи.
С Айрис как рукой сняло всю апатию.
– Мне в голову не приходило, что Джордж может жениться на Рут.
– Ты не замечаешь того, что происходит у тебя под носом, дитя мое. И неудивительно: у тебя ведь нет моего жизненного опыта.
Айрис невольно улыбнулась. Смешные вещи иногда говорит тетя Люсилла.
– У этой особы намерения недвусмысленные.
