К суду истории. О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

В январе 1923 г. Ленин не раз возвращался к оценке этого конфликта, причем, как можно судить по запискам его дежурных секретарей, Сталин препятствовал получению больным Лениным запрашиваемых им материалов.

5 марта 1923 г. Ленин пишет письмо Троцкому: «Уважаемый тов. Троцкий! Я просил бы Вас очень взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии. Дело это сейчас находится под “преследованием” Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив. Если бы Вы согласились взять на себя его защиту, то я бы мог быть спокойным. Если Вы по че му-ни будь не согласитесь, то верните мне все дело. Я буду считать это признаком Вашего несогласия. С наилучшим товарищеским приветом. Ленин» [75] . Но Троцкий, ссылаясь на болезнь, отказался принять на себя это поручение Ленина.

Ничего не сделал и Л. Б. Каменев, когда Н. К. Крупская еще 13 декабря 1922 г. обратилась к нему с жалобой на грубость Сталина. Она писала: «Лев Борисович, по поводу коротенького письма, написанного мною под диктовку Влад. Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил себе вчера по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину. Сейчас мне нужен максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичем, я знаю лучше всякого врача, т. к. знаю, что его волнует, что нет, и во всяком случае лучше Сталина… прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз. В единогласном решении Контрольной комиссии, которой позволяет себе грозить Сталин, я не сомневаюсь, но у меня нет ни сил, ни времени, которые я могла бы тратить на эту глупую склоку. Я тоже живая, и нервы напряжены у меня до крайности. Н. Крупская» [76] .

Ленин узнал об этом конфликте только в начале марта, вероятно, от Каменева. Возмущенный до глубины души, хотя со времени конфликта прошло более двух месяцев, он вызвал секретаря и продиктовал следующее письмо:

«Уважаемый т. Сталин! Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против моей жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением Ленин. 5-го марта 1923 года» [77] .

Сталин немедленно принес Крупской извинения и взял свои слова обратно. Он не посмел пойти на разрыв с Лениным.

На следующий день утром В. И. Ленин продиктовал еще одно письмо, в котором говорилось:

«тт. Мдивани, Махарадзе и др. Копия – тт. Троцкому и Каменеву. Уважаемые товарищи!

Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речь. С уважением Ленин. 6-го марта 23 г.» [78]

Приведенные нами три письма Ленина от 5 и 6 марта 1923 г. были его последними письменными документами. 6 марта в состоянии здоровья Ленина произошло новое ухудшение, а 10 марта его поразил еще один удар, который вызвал потерю речи и усилил паралич правой руки и ноги. Вряд ли следует сомневаться, что ухудшение здоровья было ускорено душевным состоянием Ленина. Впрочем, летом и осенью 1923 г. его здоровье улучшилось, он стал принимать у себя многих людей, совершать прогулки, однажды побывал в Москве, в Кремле. Он виделся и разговаривал с некоторыми крупными партийными и государственными деятелями. Но уже ни разу не встречался со Сталиным.

Как генсек Сталин занимался в конце 1922 и в первой половине 1923 г. многими делами, не забывая при этом об укреплении своих личных позиций в партии. Он имел свой план строительства партии, который был начерно изложен в заметке «О политической стратегии и тактике», написанной в июле 1921 г. и впервые опубликованной лишь в 1947 г. Эта заметка составляла развернутый план брошюры, и часть изложенных здесь мыслей Сталин использовал в своих последующих статьях. Но многие свои мысли он не решился предавать гласности по крайней мере до 1947 г. Уже слова «партия – это командный состав и штаб пролетариата» могут вызвать ряд возражений, ибо понятия «авангард» и «командный состав» далеко не идентичны. Но Сталин идет еще дальше и пишет: «Компартия как своего рода орден меченосцев внутри государства Советского, направляющий органы последнего и одухотворяющий их деятельность.

Значение старой гвардии внутри этого могучего ордена. Пополнение старой гвардии новыми закалившимися… работниками» [79] .

Сравнение коммунистической партии с церковно-рыцарским орденом «Братьев Христова воинства» (официальное название ордена меченосцев) могло прийти на ум бывшему семинаристу, но не Ленину или Марксу, который называл все эти ордена «крестовой сволочью». Несомненно, что Сталину импонировало строго иерархическое построение ордена меченосцев по четырем рангам. Тот факт, что заметка Сталина была опубликована только в 1947 г., показывает, что мысль о превращении партии в подобие религиозного ордена, а затем и о создании внутри партии и государственного аппарата какой-то тайной элиты ордена, особой касты «посвященных» долго не оставляла Сталина. Эту мысль он высказывал в узком кругу еще в конце 30-х гг. Создание тайно оплачиваемой при помощи «пакетов» (о чем речь впереди) номенклатуры было, несомненно, шагом именно в этом направлении.

Болезнь Ленина, исход которой становился все более очевидным, а также усиление власти Сталина беспокоили многих лидеров партии. Осенью 1923 г. в Кисловодске в одной из пещер близ города состоялось неофициальное совещание отдыхавших там руководителей партии, в котором приняли участие Зиновьев, Бухарин, Евдокимов, Лашевич, Ворошилов и некоторые другие. Формально речь шла об укреплении коллективного руководства партии. Зиновьев предложил тогда ликвидировать Политбюро и создать для руководства партией своеобразный триумвират в составе Сталина, Троцкого и его, Зиновьева (вместо себя Зиновьев предлагал также Каменева или Бухарина). Мнения разделились, и план Зиновьева встретил возражения. Решили запросить самого Сталина. Позднее, на XIV съезде партии, касаясь этого эпизода, Сталин говорил: «В 1923 году, после XII съезда, люди, собравшиеся в “пещере”… выработали платформу об уничтожении Политбюро и политизировании Секретариата, т. е. о превращении Секретариата в политический и организационный руководящий орган в составе Зиновьева, Троцкого и Сталина… На вопрос, заданный мне в письменной форме из недр Кисловодска, я ответил отрицательно, заявив, что, если товарищи настаивают, я готов очистить место без шума, без дискуссии, открытой или скрытой» [80] .

Вполне возможно, что Сталину пришлось бы действительно «очистить» место главы партии. Однако вскоре внутри партии началась острая дискуссия с Троцким и его сторонниками, и положение в верхах ВКП(б) изменилось. Личная вражда между Зиновьевым и Троцким тогда была еще очень велика, и потому Зиновьев и поддержавший его Каменев не только решительно выступили против притязаний Троцкого, но и активно поддержали Сталина, в котором они видели тогда своего главного союзника в развернувшейся политической борьбе.

СМЕРТЬ В. И. ЛЕНИНА

В то время как Сталин использовал предоставившиеся ему возможности для укрепления своих личных позиций в партии, Ленин, прикованный болезнью к постели, диктовал (иногда всего по 5 – 10 минут в день) свои последние статьи и предложения. Основная их идея – борьба против растущего бюрократизма и опасности раскола партии. Часть ленинских записок была адресована определенным лицам и, естественно, не предназначена для печати. Некоторые письма и предложения Ленин считал строго секретными. Но большую часть своих последних статей он просил немедленно опубликовать в газетах, которые с разрешения врачей ежедневно просматривал. Это относилось, в частности, к статьям «Как нам реорганизовать Рабкрин» и «Лучше меньше, да лучше», в которых Ленин резко критиковал Наркомат РКИ, во главе которого еще недавно стоял И. Сталин. «Будем говорить прямо, – писал Ленин. – Наркомат Рабкрина не пользуется сейчас ни тенью авторитета. Все знают о том, что хуже поставленных учреждений, чем учреждения нашего Рабкрина, нет и что при современных условиях с этого наркомата нечего и спрашивать» [81] .

Ленин предлагал поэтому полностью реорганизовать органы партийно-государственного контроля и создать сравнительно небольшой контрольный аппарат, члены которого должны пользоваться всеми правами членов ЦК и избираться в основном из рабочих и крестьян. Эти члены ЦКК, по мнению Ленина, «обязанные присутствовать в известном числе на каждом заседании Политбюро, должны составить сплоченную группу, которая «невзирая на лица» должна будет следить за тем, чтобы ничей авторитет, ни генсека, ни кого-либо из других членов ЦК, не мог помешать им сделать запрос, проверить документы и вообще добиться безусловной осведомленности и строжайшей правильности дел» [82] .