Ее самое горячее лето - Элли Блейк

В этот момент подлетел официант:

– О, замечательно, ваш спутник наконец прибыл.

Не хотите сделать заказ?

Джона глянул на Эйвери, которая покраснела как помидор и уткнулась носом в меню.

– Э-э… он еще… я полагаю. Хотя… Подождите секундочку, пожалуйста. Извините.

Наконец она подняла взгляд и одарила официанта лучезарной улыбкой, заставив встрепенуться и Джону. Его словно по голове ударили, отчего мысли у него надолго спутались.

– Я здесь впервые, – посетовала она. – Что ты посоветуешь?

Джона ткнул пальцем в строку меню:

– Ромштекс, – вспомнил о своем друге под столом и добавил: – Мне два.

– Пусть будет три. – Эйвери отодвинула свой бокал с коктейлем.

Когда официант удалился, она медленно положила меню, чуть нахмурилась, потом вздохнула и посмотрела на Джону. Очевидно, слегка озадаченная тем, что они оказались здесь. Вдвоем. И обедают.

Он и сам не знал, как так получилось.

Эйвери переменила позу и спросила:

– Слушай, Джона, ты всегда мечтал о прогулочных судах?

– Прогулочных судах? Больше не о чем поговорить?

– Да, о судах. О погоде. Улавливаешь? – Она развела руки с досады. – Или ты продолжишь сидеть здесь как воды в рот набрав? В таком случае буду счастлива пообедать одна, а ты можешь идти своей дорогой.

– Точно будешь счастлива?

Она выстрелила в него взглядом, и у обоих открылись глаза на происходящее.

Она взяла свой бокал и осушила его. Ее потребность выпить подняла ему настроение. Затем она облизала капельки коктейля с губ. А Джона почувствовал себя хорошо, как никогда.

Он потер рукой подбородок, чтобы колючая щетина окончательно привела его в чувство, но обнаружил, что у него уже выросла короткая бородка. Привычка редко бриться – едва ли не единственная, оставшаяся у него от прежней жизни. А вот обед с симпатичной девушкой не составлял для него проблемы и отнюдь не пугал, как нечто таинственное и смертельно опасное.

Он сжал ладонь в кулак, чтобы спрятать загрубелые пальцы, так похожие на пальцы его отца.

Она хочет поговорить о морских судах? Почему бы и нет?

–  Мой отец ходил в море.

–  О, семейная традиция.

Джона усмехнулся. Его отец так бы не сказал. Он вряд ли бы понял, почему его сын так гордится своим «Северным чартером». И всеми остальными судами, их количеством. Карл Норт владел лишь одним катером, «Мэри-Джейн», названным в честь матери Джоны. И в конце концов этот катер его погубил.

– Он ловил крабов, – продолжил Джона. – Нырял среди рифов. Все делал своими руками. Больших сетей у него не было, он много времени проводил в океане, не отличался общительностью, о себе не рассказывал и сильно уставал.

Эйвери спросила:

–  Был?

– Он погиб в море. Мне и восемнадцати не исполнилось. Хотя успел меня кое-чему научить. Я в четырнадцать лет мог разобрать и потом собрать двигатель катера.

–  Считаешь это большим достижением? Я в четырнадцать лет свободно говорила по-французски и составляла меню из пяти блюд для двадцати человек.

–  Ты сама готовила?

–  Я составляла меню. А готовил повар.

–  Ну да, конечно.

Она улыбнулась. Как солнечный лучик. Затем ее пальцы скользнули по бусинкам ожерелья, а самой ей почудилось, что они скользят по чему-то другому.

– А твоя мать?

– Она ушла от нас, когда мне было одиннадцать. С тех пор ее не видел. Трудно быть замужем за мужчиной, который сильнее всего на свете любит синий океан. Когда летние штормы вот-вот перевернут его катер. Когда то и дело меняются квоты на вылов крабов или просто от него отворачивается удача. Он возвращался и на следующий день уходил в море, чтобы снова испытать судьбу. Так устроены все мужчины.

И они были счастливы, подумал Джона и сокрушенно вздохнул. Он имел в виду своих земляков. Их образ жизни. Рейч никогда его об этом не расспрашивала. А Эйвери вытянула все из него одним взглядом.

Джона поежился в своем кресле.

– Моя очередь? – спросила она.

– А почему, черт возьми, нет?

Улыбнувшись, на сей раз не лучезарно, а даже с дерзинкой, она хотела глотнуть коктейля, но бокал оказался пуст, и на его краешке лишь остался след от ее губ.

– Мои родители еще живы. Отец – инвестиционный банкир, человек занятой, фанат «Янкиз»… – Она вскинула руку. – «Вперед, Янкиз!» Мать благодаря разводу обеспечила себя средствами для жизни на Парк-авеню, и она фанат расходования денег моего отца. А я стараюсь быть хорошей дочерью для обоих: ободряю их, придаю сил, пытаюсь примирить.

Джона силился вообразить такую язвительную женщину примиряющей. Потом вспомнил, как она обнимала Клаудию и пританцовывала, махая рукой Люку. Люк! Джона помрачнел. Постарался сразу об этом забыть или хотя бы загнать неприятные мысли в дальний уголок сознания.

– И моя квартира расположена на равном расстоянии от них, – продолжила она.

– В Швейцарии?

Она рассмеялась и, подперев рукой подбородок, сказала:

– Быть «Швейцарией» утомительно, даже если располагаться посередине между мной, тобой и якобы не твоей собакой. Я только здесь поняла, как устала быть такой равноудаленной «Швейцарией» в Америке. Знаешь, чем моя мать занимается в эти самые минуты? Устраивает вечеринку по поводу десятилетия своего развода. На крыше манхэттенского небоскреба, больше сотни гостей. А вчера похвасталась, что наняла известного комика для пародирования моего отца, которого даже не пригласила.

Официант принес ей вина, и она обхватила пальцами бокал, словно кубок с живой водой.

– Сомнительное представление, не правда ли? И она воображает, что я жажду ей помочь. Будто я не хочу поддерживать никаких отношений с отцом.

Она заморгала, и по ее щекам скатились две слезы. А когда тряхнула головой, словно сбросила маску, за которой скрывалась истинная Эйвери. Девушка, старающаяся вести себя достойно вопреки обстоятельствам.

Это очень его тронуло.

Поведя плечами и чуть надув свои очаровательные губки, она робко на него посмотрела.

Он открыл рот, чтобы сказать… что-то, но не успел. С рычанием поднялся Халл, избавив его от ответа. Через секунду подлетел официант. Повар раскрошил для пса ромштекс. А Эйвери и Джона получили мясо в проперченном грибном соусе.

Когда официант удалился, Джона спросил:

– Знаешь, что «Швейцарии» теперь следует сделать?

– Что? – переспросила она и положила на колени салфетку. Ее рука слегка дрожала.

– Поесть. – И он поддел вилкой кусок ромштекса.

Она улыбнулась по-новому: мягко, доброжелательно, с симпатией. А Джона вздохнул с облегчением. Хотя бы уходить через минуту-другую ему не надо.

В очередной раз эта девушка спутала все его карты, и ради нее он был готов на все.