Эликсир Купрума Эса - Юрий Сотник

— Эй! — сказал он резким голосом. — Ты записываешь в общество?

— В какое общество?

— В пионерское. В научное.

Веня объяснил ему, что никакого пионерского общества еще нет, что они просто спрашивают у ребят, кто чем занимается.

— Давай записывай меня! — приказал мальчишка. — Алька Портнов, Александр то есть. Пятый «А».

— А ты что исследуешь?

— Я ничего не исследую. Я двигатель изобрел. На самом дешевом топливе. Записывай!

— А что за топливо? — немного опешив, спросил Веня.

— Вода! Самая обыкновенная! Ты знаешь, что получается, если разлагать воду электрическим током?

— Знаю. Гремучий газ получается, — ответил Веня.

— Ну вот! Теперь смотри: нажимаем на стартер, заставляем крутиться генератор. Генератор вырабатывает ток, ток вырабатывает этот… гремучий газ… А тут — двигатель, самый простой, автомобильный… Гремучий газ попал в цилиндр, а тут искра, понимаешь… и пошло! Двигатель крутит генератор, генератор вырабатывает ток, ток разлагает воду, получается гремучий газ…

— Погоди! Постой! — сказал Веня и потер ладонью макушку. — А гремучий газ-то, взорвавшись, превращается обратно в воду!

— Ну правильно, в воду!

— Так какое же это изобретение? Это перпетуум-мобиле!

Мальчишка засверкал глазами и полез на Веню грудью.

— Какая там тебе перпетуум-мобиля! Это двигатель! Самый экономичный!

— Ну погоди. Ты же сам сказал, что гремучий газ снова превращается в воду… А эту воду снова можно разложить… Значит, что же получается? Вечный двигатель!

Мальчишка перестал налезать на Веню и просиял.

— Вот это ты правильно! Именно вечный! Я даже сам не допер до этого, а теперь понимаю: вечный! Заправил литром воды и газуй хоть вокруг света: вввжи!.. Записывай!

— А ты знаешь, что вечный двигатель невозможен? — спросил Веня.

Алька опять сжал маленькие, но, как видно, крепкие кулаки.

— Почему невозможно? Докажи!

— Н-ну… По науке невозможен, я где-то читал…

— «Где-то читал, где-то читал»! — все больше кипятился изобретатель. — Ты докажи, почему невозможен! Докажи!

Веня пятился от изобретателя, ожидая, что вот-вот придется драться, но тут он увидел Маршева, который разговаривал с Круглой Отличницей.

— Родь! Родь! — позвал Веня.

Родя подошел, выслушал своего друга и пожал плечами.

— Ну и запиши: «Изобретает перпетуум-мобиле». Нам ведь главное — записать, а прав он или нет, потом разберутся.

Вообще изобретателей вечного двигателя набралось порядочно: ровно двадцать пять человек. Это было установлено, когда Валерка Иванов, Круглая Отличница, Родя и Веня собрались вместе и перечитали свои записи. Шестеро таких изобретателей приходилось на пятые классы, и девятнадцать — на четвертые.

Вскоре обследователи перестали расспрашивать каждого о подробностях его исследования или изобретения: некогда было. На всех переменах конструкторы и исследователи сами разыскивали «социологов», и возле каждого из них образовывалась небольшая очередь. Были тут изобретатели усовершенствованных удочек, вроде удочки с лампочкой возле крючка для подманивання рыбы светом, был изобретатель миниатюрной электрической зажигалки, ради которой нужно было таскать с собой батарею для карманного фонаря. Находились и такие, кто хотел попасть в списки обследователей просто так, из тщеславия, лишь бы на него обратили внимание. Тогда происходили разговоры вроде следующего:

— Запиши меня!

— А чем ты занимаешься?

— Я? Я этим… Ну, как его? Ну… археологией.

— А что ты делаешь?

— Ну, это… копаю.

— Что копаешь?

— Ну… яму, конечно.

— Где?

— Ну, у нас… во дворе.

— Зачем копаешь?

— Ну, чтобы эти найти.

— Что «эти»?

— Полезные ископаемые.

— Отойди, гад! — Валерка Иванов переложил шариковую ручку из правой руки в левую и плюнул в правую ладонь. «Археолог» испарился.

В конце большой перемены Ляле принес тетрадку с результатами опроса Петя Клюквин из пятого «А» (Круглая Отличница с ним вчера говорила). За ним явился Юра Николаев из шестого «А», тот самый, который строил «электронную черепаху». А на предпоследней перемене к толпе выбежавших из кабинета пятиклассников подошел здоровенный угрюмый малый с широким лицом и с челкой над самыми глазами.

— Э!.. — сказал он низким голосом. — Позовите Данилову!

Лялю стали звать, но та уже куда-то убежала.

— А кто тут еще опросом занимается? — спросил малый.

— Я занимаюсь, — ответил Родя.

— На! Передай Даниловой! Скажешь — от Столбова из шестого «Б». — Парень сунул в руки Маршеву тетрадь и пошел было прочь, но вдруг приостановился и оглянулся на Родю: — Ну-ка пойдем.

Родя прошелся с ним до окна в торцовой стене коридора. Тут Столбов остановился, положил локоть на подоконник.

— Что Генкина сестра вам говорила? Нас пустят в «Разведчик» до каникул? Хотя бы тех, которые в шестом?

— Она ничего такого не говорила, — ответил Родя и добавил, что, по его мнению, этот вопрос решится не скоро.

— Плохо дело, — проворчал Столбов.

— Тебе-то что! Ты осенью в седьмом уже будешь, а вот нам…

— А мне осенью не нужно. Мне сейчас…

— А что у тебя за работа?

Столбов расстегнул портфель.

— Ты про биологическую борьбу с вредителями растений слыхал?

— Слышал такое выражение, но что это — не знаю.

— Есть химическая борьба, когда их ядами травят, — заговорил Столбов, роясь в портфеле, — только это дело вредное: людей можно потравить, домашних животных… А есть, значит, биологический метод. Это когда на вредителей всяких паразитов напускают, а эти паразиты вредных гусениц губят… А есть еще способ, когда этих гусениц всякими ихними болезнями заражают. — Столбов извлек из портфеля закупоренную стеклянную баночку, на две трети заполненную каким-то желто-бурым порошком. — Видал?

— Что это?

— Гусеницы. Толченые.

— ?

— У нас огородный участок за городом, и на капусту прошлым летом вредитель напал — капустная совка. Мы давай гусениц вручную собирать. Только поздно хватились: треть капусты пропала. А потом я заметил, что много гусениц больных или вовсе дохлых. Я их, значит, насобирал…

— Дохлых?

— И дохлых и больных. Больным дал подохнуть от болезни, а потом высушил всех на солнце и истолок.

— Ну и что?

Столбов прищурил один глаз, разглядывая содержимое банки.

— А то! Может, тут у меня бактерии или микробы, от которых гусеницы погибли. В сушеном виде, значит. Если гусеницы летом снова появятся, я это дело в воде размешаю, капусту опрыскаю и здоровых гусениц, может, всех перезаражу. — Столбов спрятал банку обратно в портфель и еще больше помрачнел. — Только я ведь наобум работаю… Мне бы хоть микроскоп… Хоть бы посмотреть, живые они или нет, эти микробы! Я бы на них водой капнул — и под микроскоп!

— А ты у биологички попроси!

— Просил. В три шеи выгнала. Грозилась директору сказать, что я заразу в школу таскаю.

Родя живо представил себе сцену между Столбовым и преподавательницей биологии. Это была женщина довольно молодая, но очень неприятная, которая и ребят не любила, и свой предмет.

— Пока! — сказал Столбов. — Гене привет передай.

И уже на самой последней перемене Ляля подвела к Маршеву и Рудакову маленького русоволосого мальчонку. Друзья подумали, что он второклашка, но это оказалось не так.

— Вот, знакомьтесь! — сказала Круглая Отличница. — Сам опрос в четвертом «Б» провел, по своей инициативе. Толя Козырьков зовут.

Веня взял у мальчишки тетрадку. Отдав ее, тот опустил голову и начал краснеть.

На первой странице ребята прочли:

«Козырьков Толя. Четвертый кл. „Б“

Ленейка для разризання пластмассы».

День выдался утомительный, и Веня был не в духе.

— Козырьков Толя. Это ты, значит? — спросил он.

— Я, — ответил Толя, глядя в пол.

— У тебя что — двойки по русскому?

— Тройки, — ответил Толя и еще сильней покраснел.

— Ведь «линейка» от слова «линия» происходит, а ты пишешь «ленейка»!

— Хватит тебе придираться! — сказал Родя и обратился к мальчишке: — Что это за линейка?

Толя еще ниже опустил голову и заговорил тихим прерывающимся голосом, словно отвечая трудный урок:

— Мой папа любит мастерить, и он режет пластмассу… Он пластмассу режет… Он положит на пластмассу линейку и по этой линейке режет… такой железкой с зазубринкой… Он проведет по линейке железкой, и получается царапина на пластмассе… Потом он еще раз проведет, и… глубже станет… царапина. А потом… потом совсем разрежет. Только пластмасса скользкая, и линейка скользит… Соскользнет, и царапина — не туда… Папа очень много пластмассы испортил… — Толя умолк и стоял не подымая головы, словно ожидая получить двойку.

— А что ты придумал? — спросил Родя.

— А я придумал, чтобы к линейке наждачную бумагу приклеивать… Нарезать полосочками и приклеивать… Клеем «БФ»… И тогда она не скользит…