Возвышение Китая наперекор логике стратегии - Эдвард Люттвак

Итак, провал Китая на уровне большой стратегии, а также отсутствие государственного руководства со сверхчеловеческой проницательностью и отвагой, имеет много причин:

♦ проведение более скромной внешней политики было бы для Китая не только неправильным, но и абсурдным в силу стремительного роста страны во всех областях;

♦ сокращение военных расходов также было бы неправильным, поскольку быстрый рост экономики Китая делает возможным их быстрый рост;

♦ для НОАК было бы неправильным согласиться на уменьшение своего влияния на процесс принятия решений.

С точки зрения китайского общественного мнения (если у него вообще есть какое-либо влияние), было бы также неправильным поддержать односторонний отказ от военной мощи, тем более, если принять во внимание воспоминания о военной беспомощности страны. И впрямь, есть серьезные доказательства поддержки обществом военных расходов, причем даже еще более амбициозного их роста, например, приобретения авианосцев.

Согласно результатам опроса общественного мнения, проведенного для Глобал таймз, которые были опубликованы в мае 2011 года45, «более 70 % респондентов» одобрили приобретение авианосца; 68 % одобрили строительство более чем одного авианосца в будущем, и только «четверть» была против. Что касается целей использования авианосца, то 77,8 % выбрали «защиту территориальной целостности и отражение агрессии», но 81,3 % предпочли «усиление Китая». Однако «более половины» согласились с высказыванием, что «постройка авианосца может вызвать гонку вооружений в Азии». Что касается расходов, то лишь 41 % согласились с высказыванием, что «строительство авианосца жизненно необходимо Китаю», в то время как 35,5 % сказали, что это «того стоит…несмотря на огромные затраты на постройку». И 75,2 % ответили, что постройка авианосца «придаст импульс китайской военной технологии и модернизации вооруженных сил (sic!)».

В связи с этим было процитировано высказывание Пен Гуанцзян (Peng Guangqian) из Военной академии НОАК, адаптированное к расхожей в Китае формулировке: «Китайский авианосец, если таковой появится, явился бы только частью развития военного потенциала страны по принципу оборонительной политики. Он не будет служить никакой стратегии глобальной экспансии или борьбы за лидерство в мире». С другой стороны, Сун Сяочжун (Song Xiaojun) («пекинский военный эксперт») предложил экономическое обоснование: «Потребности Китае в сырье и энергоносителях растут, и часть из них приходится импортировать из-за границы. Если их транспортировка и торговля будут находиться под угрозой, будут поставлены под вопрос индустриализация и урбанизация Китая».

«Четыре ненормальности», как говорит типично китайская формулировка, уже сегодня являются мощными препятствиями на пути формирования правильной, не угрожающей никому большой стратегии. Но еще большее значение имеет рассмотренная выше нынешняя форма великодержавного китайского аутизма, которая продолжает усугубляться под влиянием до сих пор живой традиции вассальной системы, возникшей благодаря исходному положению о формальном неравенстве государств, которые изначально были безнадежно ниже Китая. Менее аутичный Китай, более расположенный прислушиваться к чувствам и взглядам других стран, уже снизил бы темпы своего военного роста, учитывая сильную реакцию, которую этот рост вызывает даже на своей эмбриональной стадии – реакцию, которую китайская политическая элита до сегодняшнего дня попросту демонстративно игнорирует. По иронии судьбы, в данном случае преградой на пути к стратегической мудрости является одна из исконных особенностей ханьской стратегической культуры.

9. Стратегическая глупость древних

Таким образом, мы достигли типично китайского и самого странного препятствия формирования успешной большой стратегии: упрямой веры в собственную стратегическую мудрость, которую можно отыскать еще в древних текстах, и вытекающую отсюда убежденность, что Китай всегда сможет обыграть своих противников хитроумными приемами, преодолев их комбинированное сопротивление его подъему

Странным образом игнорирующая собственную китайскую историю, содержащую много примеров покорения Китая небольшими ордами примитивных кочевников, эта большая вера в китайские стратегические способности отражает невероятный авторитет древних китайских писаний о стратегии и военном искусстве, и в особенности, семи текстов, собранных в канон шестым императором династии Сун – Сун Шеньцзуном (Song Shenzong) в 1080 году46. Эти тексты, многократно воспроизводимые и часто цитируемые, хотя и в разных версиях, датируются периодом от нескольких столетий до н. э. до времен династии Тан. Помимо прочего, они служили экзаменационными материалами, что также способствовало их сохранению во времени.

Каждый из семи текстов имеет своих поклонников47 и свои особые достоинства. Некоторые посвящены искусству высшего уровня государственного управления, другие подробно разбирают тактические детали и стратегемы, но самым известным текстом является, конечно, Sunzi Bing Fa, который обычно переводят как «Искусство войны» и приписывают автору, известному под именем Сун Цзы (Sunzi), Сун By или Сун Цзу, известному также и под другими именами. Сегодня этот трактат стал звездой экрана и сцены48. Он знаменит, по крайней мере, уже два тысячелетия: очень похожая версия этого текста была найдена на бамбуковом свитке, обнаруженном в гробнице династии Хань в 1972 году. «Искусство войны» в переводе стало известно даже в отдаленной Европе в 177 249 году и гораздо раньше в Японии, где оно вдохновляло самых знаменитых японских полководцев, например знаменитого Такэду Сингэна, и где этот текст публиковали даже в виде комикса («манга»).

Несомненным достоинством «Искусства войны» является описание универсальной и неизменной парадоксальной логики стратегии в более четкой форме, чем возникшие в то же время эпиграммы Гераклита (единство противоположностей и так далее), а также большая краткость и сжатость, чем книга «О войне» Карла фон Клаузевица. Нужно, правда, подчеркнуть, что последняя выше в интеллектуальном смысле, так как Клаузевиц разъясняет ход своих мыслей шаг за шагом, начиная с первого принципа, при этом делает это в философской и в то же время увлекательной манере, в то время как «Искусство войны» безыскусно провозглашает свои постулаты как высшую мудрость. Тем самым «О войне» дает нам систематическую методологию, которая отсутствует в «Искусстве войны», но, несомненно, этот китайский трактат предлагает нам те же (парадоксальные) истины, но делает это более четко.

Одно обстоятельство делает этот блестящий текст наряду с некоторыми другими древним китайскими текстами, посвященными стратегии, способным ввести в заблуждение и даже потенциально опасным, а именно игнорирование исторического контекста: данные предписания делались в течение двухсот пятидесяти лет, в течение всей эпохи «воюющих царств» (Zhànguó Shíidà), которая закончилась их объединением в 221 году до н. э.

То, что основным боевым оружием в «Искусстве войны» остаются собратья гомеровских колесниц, хотя к тому времени китайских границ уже достигли целые армии наездников с копьями и конными лучниками, не является проблемой, поскольку фундаментальные стратегические концепции переживут любые военные технологии!

С другой стороны, вполне естественно, что все противники в этом трактате – китайцы: и правители, и генералы, и советники воюющих друг с другом китайских государств – все они действуют в рамках одних и тех же культурных норм, имея одинаковые цели, приоритеты и ценности. Поскольку межгосударственные отношения трактата разворачиваются в рамках одной и той же культуры, то все участники войн обладают исключительно широкими возможностями для дипломатии, шпионажа, секретных операций и политической подрывной деятельности, которые облегчаются и одновременно ограничиваются общим языком, менталитетом и едиными культурными ценностями.

Примерно так же обстояло дело в Италии эпохи Возрождения, когда государства постоянно принимали участие в войнах, дипломатической борьбе и переворотах. Результатом в обоих случаях была быстрая смена войны и мира в отношениях между государствами, которые могли заключать и расторгать союзы с одинаковой легкостью, борясь друг против друга сегодня, чтобы стать союзниками завтра: ведь ни между итальянцами, ни между китайцами не было расовой, этнической или религиозной вражды. Более того, когда «воюющие царства» воевали друг против друга, исходное сходство их армий и тактики лишь усиливало ритуальный элемент боевых действий50.

Весьма краткий рассказ только об одной короткой фазе (301–284 гг. до н. э.) из истории «воюющих царств» достаточен, чтобы проиллюстрировать природу войны и мира той эпохи и ее конкретные проявления.