Иоанн Кронштадтский - Одинцов Михаил Иванович

Считается, что отказ от миссионерства во многом был связан со знакомством Ивана Сергиева с реальной петербургской религиозной жизнью. Он был поражен столичной разгульной жизнью, преобладанием везде и во всем «своих язычников», которые, и это было очевидно, нуждались в просвещении христианском. Может, и так, но следует прислушаться и к тому, что пишет сам Иван Сергиев: «Прошел я три школы: низшую, среднюю и высшую (духовное училище, духовная семинария и духовная академия. — М. О.), постепенно образуя и развивая три душевные силы: разум, сердце и волю как образ тричастной, созданной по образу Святой Живоначальной Троицы, души. Высшая школа, коей присвоено название Духовной академии, имела на меня особое благотворное влияние. Богословские, философские, исторические и разные другие науки, широко и глубоко преподаваемые, уяснили и расширили мое миросозерцание, и я, Божией благодатию, стал входить в глубину благости Божией; во мне развилось и окрепло религиозное чувство. Прочитав Библию с Евангелием и многие творения святителя Иоанна Златоуста, святителя Филарета Московского и других церковных витий, я почувствовал особенное влечение к званию священника и стал молить Господа, чтобы Он сподобил меня благодати священства и пастырства словесных овец». Миссия священнослужителя вдруг представилась ему чрезвычайно важной, высокой и ответственной: «Какое высокое достоинство, честь, счастье — молиться за людей, за это драгоценное стяжание и достояние Божие! С какою радостию, бодростию, усердием, любовию надо молиться Богу — Отцу человеков о людях Его!»[51]

Во время учебы в Санкт-Петербурге Иван любил прогуливаться по академическому саду и часто в «объятиях природы» совершал молитвенное правило. Однажды после такой прогулки ему приснился удивительно ясный — можно было разглядеть все детали и все подробности — сон. Увидел он себя в священнических ризах посреди огромного величественного собора. Вот он вошел в северные и вышел в южные врата алтаря. — Где я? — задался он вопросом. И ему было открыто, что он находится в соборе во имя святого Андрея Первозванного, в городе Кронштадте.

Студент Сергиев воспринял этот сон как указание свыше и принял для себя окончательное решение — избрать поприще приходского иерея, отдаться всецело этому делу. Но оставался неразрешенным вопрос о семье. Иван с детства видел, как трудно клирику на приходе совмещать служение Церкви Божией с заботами о семье. Он уже заранее страшился за тех, кто мог оказаться рядом с ним. Однако каноны церковные не разрешали неженатого посвящать в иереи моложе сорока лет. Возникал почти непреодолимый барьер. Именно тогда у Ивана зарождается мысль найти такую «матушку», которая согласилась бы на сохранение целомудренной жизни и после вступления в брак.

В сентябре 1855 года Иван Сергиев был причислен ко 2-му разряду академических воспитанников и после защиты диссертации «О кресте Христовом в обличение мнимых старообрядцев»[52] утвержден в степени кандидата богословия. В списке выпускников XXI курса выпуска 1855 года Сергиев оказался чуть ниже «серединки», под номером 35. Из однокурсников отца Иоанна, в будущем достигших церковных или светских высот, можно указать М. О. Кояловича — известного историка Западной Руси, доктора церковной истории; Д. А. Тихомирова — профессора Лесного института, прославившегося научно-литературными трудами; историка А. И. Предтеченского; известных протоиереев И. В. Толмачева и Д. П. Соколова, ставших членами Учебного комитета Святейшего синода; архиереев — Варлаама (Чернявского), Аркадия (Филонова) и Мемнона (Вишневского)[53]. К сожалению, никто из них не оставил сколь-либо существенных воспоминаний о своем сокурснике — Иване Ильиче Сергиеве, будто подтверждая этим, что был он среди самых «незаметных» студентов.

Лишь священник Н. Г. Георгиевский спустя время написал несколько строк, из которых явствует, что Иван Сергиев «отличался необыкновенной тихостью, редкой набожностью и смиренным характером». Добавляя, что «после обычной вечерней молитвы все мы, студенты, ложились спать, а он еще долго, стоя на коленях, молился перед иконой у самой кровати». Касаясь же отношения к «увеселениям», отметил: «Будучи не привязаны к внешней жизни, мы с о. Иоанном в течение всего академического курса ни одного раза не были ни на одной вечеринке, ни в одном театре, а все время проводили в чтении книг, нужных для сочинений»[54].

Точно так же и Иван не вспоминал своих сокурсников, за весьма и весьма небольшим исключением, хотя судьба уготовит ему неоднократные встречи с ними, а к помощи некоторых он сам будет прибегать. Так, Варлаам (Чернявский) станет викарием Санкт-Петербургской епархии и примет участие в освящении пристроек к расширяющемуся Андреевскому собору, свершавшихся в 1870-х годах.

Все же на страницах воспоминаний современников можно «открыть» удивительные примеры молитвенности и веры студента Ивана Сергиева. «Это было давно! Я тогда был студентом Духовной академии, — читаем мы воспоминания Д. Озерова, записавшего рассказ Иоанна Кронштадтского. — За несколько дней до 9 мая ко мне зашел мой товарищ по академии и сообщил мне горестную и ввергшую его в отчаяние весть, что совершенно и безнадежно оглох. Все врачи, к которым он обращался, объявили ему, что он не излечим. Я ему говорю: «А как же выпускные экзамены? Как же ты их будешь держать?» — Пишу ему на бумаге; он прочел и говорит: «Как же я могу держать экзамены, когда я ничего не слышу?» — И пишу ему на той же бумажке: «Приходи ко мне 8-го вечером, и мы всю ночь с тобой помолимся святителю Николаю Чудотворцу, затем отслужим литургию, молебен с акафистом». Так мы и сделали, и мы вдвоем так молились, так просили, так убеждали Николая Угодника нам помочь, что после акафиста мой товарищ вдруг услышал, и мы друг друга поздравляли, плакали и обнимались. И он успешно выдержал все экзамены. Вот это событие я никогда 9 мая не забываю и всю жизнь благодарю угодника Божия за его помощь и заступление»[55].

Завершились годы академические… Нужно было выбирать путь служения в миру, в обстоятельствах земной юдоли плача и печали… Иван должен был думать о себе, о своей церковной карьере сам. Не было у него богатых родственников, как не было «родного человечка» и среди иерархов. Близких и друзей среди влиятельных в церковном мире людей — тоже не было.

Не было и денег, чтобы искать в консисториях нужных людей, могущих «порадеть», а в противном случае и надеяться не на что было. Ибо в те годы, и это не было секретом, взяточничество, всякого рода должностные проступки и злоупотребления процветали во всех консисториях. Как писалось в одной из записок Николаю I: «Грабительство сделалось всеобщим». Всякое решение в пользу просителя обложено было податью, данью, которые нужно было платить консисторским чиновникам. Вымогательство процветало и в какой-то мере даже превосходило все то, что творилось в канцеляриях других ведомств.

Процветала в Церкви и семейственность. Каждый из архиереев стремился продвинуть на нужное и теплое местечко своих родных и семейственников: им доставались лучшие приходы, места в правлениях, консисториях, в архиерейской свите; их ожидали быстрое продвижение по карьерной лестнице, награды, почет, слава, деньги! Что говорить о «простых» архиереях, даже маститые из них не избежали этого. Митрополит Московский Филарет (Дроздов) протежировал отцу и мужу своей сестры. Митрополит Киевский Арсений (Москвин), уроженец Костромской губернии, приложил немало усилий, устраивая списком своих родственников на выгодных местах, напоминая местному епископу о знаках внимания и наградах для них. Епископ Иннокентий (Вениаминов) перевел своего сына из Иркутской семинарии в Петербургскую, а по окончании курса забрал его в свою епархию, дав сразу несколько оплачиваемых должностей. Будучи же переведен в Москву, привез с собой и сына, определив его на выгодное место, а затем и сделав протоиереем.

Решать надо было и другую, для молодого выпускника довольно сложную проблему: найти подругу жизни, так как получить священство можно было только в браке. Иван же никогда не уделял внимания розыску возможной супруги, нигде и никогда не был он замечен, как его товарищи по старшим курсам, в участии встреч, празднествах и прочих обстоятельствах, в которых молодые люди могли найти спутницу по жизни.