Дорогие мои мальчишки - Лев Кассиль

- Римка, опять!

- Чего ты?.. Это мне флотский подарил. Юнга. Эх, вот ребята так ребята! Сто очков вам! А вы им всякие записочки посылаете... Он мне показал. Уж мы с ним смеялись-смеялись! Я думала сперва, что девчонки какие-нибудь набиваются, а оказывается, ты. Еще бригадир, "Я... я"! А сам как маленький.

- Римма, - сказал Капка так, как будто в имени сестры было по крайней мере пять "м", - Рим-м-ма, смотри у меня! Я этому флотскому твоему ленточки пообрываю, так и знай!

Он схватил с шестка зажигалку и сунул ее в карман.

Пошел он сегодня в Затон не обычной дорогой, а сделал небольшой крюк, чтобы пройти мимо школы. Хотелось посмотреть на этих флотских. У школьного двора, несмотря на ранний час, уже толпились ребята. Припав к прозорам в ограде, они любовались диковинным зрелищем. На школьном дворе были уже устроены какие-то странные помосты с продольными углублениями. В них на маленьких не то тележках, не то салазках сидели юнги - друг другу в затылок. В руках у юнгов было по длинному веслу, положенному на высокие кочетки. Седой длинноусый моряк с нашивками и орденами ходил вдоль помоста и командовал, а юнги, занося назад весла, плавно и враз наклонялись вперед (причем тележки под ними скользили по рельсам), а потом резко откидывались спиной.

- Ррраз! - отсчитывал седоусый. - Навались! Ровно! Палихин, загребной, не части!.. Ррраз!.. Дружно! От банки не отдирайся, хвостом не плюхай, сядь плотненько! Ррраз!

И юнги гребли, гребли посуху.

- Ай моряки! - кричали сквозь ограду зеваки. - Этак к вечеру до Астрахани уедете.

- Эй, флотские, гляди на мель не сядьте!

- Далеко ли плывете? А, моряки?

Юнги мрачно косились на ограду, но продолжали дружно работать веслами.

Как ни был гостеприимно настроен Капка, все же он остался в душе доволен, что флотским немножко посбивали спеси.

Встретив у табельной Ходулю, Капка подошел к нему и молча вручил зажигалку. Ходуля был так ошарашен, что долго не знал, как ответить, и невпопад выпалил несколько лермонтовских строк, все сразу:

- О други, это... Коль не ошибся я... Блеснула шашка, раз и два... - Он, не веря своим глазам, разглядывал заколдованную зажигалку, снова вернувшуюся к нему. - Ах, флотский, флотский! Ну погоди!

В этот же день на переезде произошла памятная встреча. Ремесленники направлялись по случаю субботнего дня в баню. Они шли под присмотром Корнея Павловича Матунина. На них были шинели и на форменных фуражках буквы "Р" и "У". Капка Бутырев шагал в самом заднем ряду - рост подвел бригадира. И у самого переезда, там, где шоссе пересекало заводскую железнодорожную ветку, ремесленников нагнали юнги, перешедшие пустырь. Их вел мичман сверхсрочной службы Антон Федорович Пашков. Юнги также шли в баню. Они были в черных морских шинелях, туго перехваченных кушаками, в бескозырках, пришлепнутых блином и сдвинутых на . правую бровь. Под мышкой у каждого был аккуратный сверточек с бельем. И в первом ряду, звучно печатая шаг, шел юнга Виктор Сташук. Шедший с ним Сережа Палихин, с лицом бледным, тонким, как у дe-вушки, запевал высоким, чистым голосом:

Ты, моряк, красивый сам собою,

Тебе, моряк, всего лишь двадцать лет...

Не уезжай, побудь еще со мною...

Не уезжай, побудь еще со мною...

И дружно, как один человек, откликнулась вся колонна юнгов:

По морям, по волнам!

Нынче здесь, завтра там...

По морям, морям-морям-морям!

Эх, нынче здесь, а завтра там!

Завидя еще издали флотских, Корней Павлович приосанился и прошелся пальцами по пуговицам своего драпового демисезона.

- А ну, заводские, затонские! - прикрикнул он. - А ну, волгари, ремесленнички! Подтянись. Кадровые, ходи поаккуратнее, чтоб перед моряками во всей форме пройти. Дульков! Тебя что, это не касается?

Юнги также заметили идущих с пустыря затонских ремесленников. Мичман Пашков строго оглядел ряды своего войска.

- Твердо ногу, держи равнение! Разговорчики кончай! Ать-два! Ать-два! Пускай видят мелководные, как балтийцы ходят.

Оба отряда прибавили ходу. Ремесленники не хотели пропустить юнгов к бане первыми. Но крупно шагающие морячки вскоре настигли затонских.

Когда колонны поравнялись одна с другой, юнги узнали во многих ремесленниках утренних обидчиков, которые дразнили их через ограду во время занятий по академической гребле.

- Ребята, - сообщил своим Виктор Сташук, - гляди, ручок какой в самом заднем ряду топает. Вот смех! Словно кадушка, честное слово... Эй, замыкающий, подбери корму, на мель сядешь!

И пошло, посыпалось:

- Ручок! Держись за шинель, а то выпадешь!

- Полы подбери, малый! Чего улицы метешь! В дворники записался, что ли? Шпиндель!..

А Сергей Палихин, запевала и озорник, громким своим голосом пропел:

Рано, рано поутру,

Пастушок...

И все юнги подхватили, рявкая "в ногу":

Ру! Ру! Ру! Py!..

Капка не стерпел.

- Молчи, закройсь! - огрызнулся он, не поворачивая головы. - Морями! Поперек борща на ложке плавали!

Ходуля, обозленный на всех моряков после коварства Римы, заметил, что у шагающих в последних рядах младших юнгов нет ленточек на бескозырках.

- Эй, стриженые моряки, тесемки-то еще не пришили?

- Что такое? - ответил за младших Сташук. - Я тебе вот сейчас пришью!

Мичман Пашков, который вначале ограничивался лишь замечаниями вроде: "Разговорчики, разговорчики слышу в строю, разговорчики", - окончательно рассердился:

- Это что за базар такой? Слушай мою команду! Рота, стой!

У бани пришлось стать и дожидаться, когда кончат мыться военные курсанты. Мичман скомандовал своим "вольно".

- Стой, ребята! Повернись! - скомандовал и своим мастер Корней Павлович.

Обойдя голову колонны, он приблизился к Пашкову.

- Доброго здоровья. В нашей местности, значит, обучаться приехали, заговорил он первым, как полагалось местному человеку при встрече с приезжим. - Очень приятно: Матунин, мастер.

Моряк козырнул:

- Пашков, мичман. Сверхсрочной службы. Будем знакомы. Нас сюда из-под Питера перевели. А вы, значит, на заводе тут, так получается?

- Именно. Молодые кадры готовлю. Помаленьку работают ребята. Дело свое делают. И довольно-таки неплохо, могу сказать. Так что я, извиняюсь, считаю, дразнить их неуместно со стороны флотских. Как по-вашему?

Мастер строгим взглядом окинул ряды юнгов.

- Точно! - сказал мичман. - Недопустимый факт. Форменная ерунда. Не сознают положение. Какие тут могут быть дразнилки? Что вы, что мы - в одну точку долбим.

- Вы разрешите, я им по-своему два слова скажу?

- Очень хорошо будет, - согласился мичман. - В самый раз уместно. Рота, смирно, слушай!

Мастер подошел к морякам.

- Вот вы, ребята, как истинные доподлинные сыны коренных моряков нашего Балтийского флота, должны сами понять, какое есть у нас теперь общее положение. Не в том суть, кто на воде, кто на тверди земной, а в том суть, что немца надо побить, шут его дери, паразита, совсем! И тут уж, конечно, никаких таких дразнилок у нас с вами допустить невозможно. Вот ребятки затонские, заводские наши, они есть, так сказать, поколение нового кадрового рабочего класса и приставлены к делу, каковое я вместе с их батьками достигал тут же, на Судоремонтном. Понятно? Понятно, В девятнадцатом году тут с Красной Армией Царицын отстаивать ходили со всей, конечно, нашей затонской рабочей гвардией. Понятно? Понятно. А вы нынче моих же, выходит, воспитомцев в смехотворный оборот ставите. Это никак не возможно. Вот вам и ваш командир то же самое скажет.

Мичман Пашков поправил фуражку, одернул рукава с нашивками и шевронами, откашлялся и начал, обращаясь, впрочем, скорее к ремесленникам, чем к юнгам:

- Правильно говорит вам товарищ руководитель. Но хочу коснуться, по ходу действия, одного вопроса. Чтобы вышла полная ясность. Кто в исторический момент, в октябре семнадцатого года, своим выстрелом дело решил? На это ответ имеется: крейсер "Аврора". На весь мир известный. И кто был на том славном крейсере "Аврора" в этот исторический момент? Кондуктор Пашков был тогда на крейсере "Аврора" и не забудет вовек этой ночи и до деревянного бушлата, до гроба своего, будет гордиться ею. Выходит, мы с вашим товарищем руководителем с двух сторон на одну дорогу вместе пришли, одним курсом идем, и всякие, конечно, эти дразнения давно кончать надо.

Дул ветер с Волги. Гитарным строем гудели провода над линией. Ветер был теплый, но сильный. Он отворачивал полы шинелей у ремесленников и теребил ленточки юнгов.

Все было уже хорошо, но мичман сам неосторожно чуть было не испортил дело под конец.

- Да, - промолвил он после паузы и расправил усы,- наше дело морское, конечно, тонкое, с ним, конечно, равнять что-либо трудно. У нас боевая флотская выучка строго поставлена... Между прочим, рота, можете стоять вольно... Ну, я говорю, вот, например, компас: ведь ежели спросить ваших ребят, то они и насчет азимута, секстанта или, скажем, к примеру, "девияции" вряд ли что соображают. Сташук!