Варя - Николай Чуковский

Обе стороны бросали в битву все новые силы, и наш отряд был создан для того, чтобы участвовать в ней. Однако мы были совсем не обучены и ничего не умели. Мы ждали отправки на фронт с минуты на минуту, но нас все задерживали, чтобы хоть немного подучить. И каждое утро, вместо того чтобы отправиться на фронт, мы шли на дровяной склад по соседству — обучаться строю и штыковому бою.

На просторном дворе дровяного склада, покрытом толстым, оседавшим под ногами слоем смешанных с грязью опилок, давно уже не было ни одного полена и валялась только мокрая береста. Каждый день, приходя до рассвета и уходя в темноте, мы там под неутихавшим дождем строились, рассчитывались на первый-второй, вздваивали ряды, шагали, бегали, кололи штыками невидимого неприятеля. Измученные, голодные, мы возвращались на ночь в отведенное нам помещение и засыпали на полу не раздеваясь.

Я помню ночь, когда стало казаться, что белые вот-вот ворвутся в город — через час, через два. Мы спали тревожно, прислушиваясь к нараставшему грому орудий. Мы безошибочно чувствовали, что битва под городом достигла высшего своего напряжения. Неужели заслон наш не выдержит, будет смят, отступит? Может быть, белые уже входят в город там, на юге, возле Московской заставы? Каждую минуту мы ждали, что нас подымут по тревоге и выведут, чтобы драться на улицах.

Однако, помню, Воскобойников, с которым я спал в обнимку, чтобы было теплее, понимал все происходившее по-другому.

— Это бьют наши пушки, — утверждал он. — Неужели не слышишь? Это мы бьем, мы!

И действительно, ко второй половине ночи рев орудий не только не сделался громче, но, напротив, стал глуховатым и отдаленным. И все удалялся, стихал, и утром уже нужно было напрячь слух, чтобы расслышать его. А после подъема мы узнали от комиссара, что ночью освобождено Царское Село.

Это было немного — и это было огромно. Враг отодвинут всего на несколько километров, он еще совсем близко, но в город ему ворваться не удалось. Он потеснен впервые с начала своего наступления, и, значит, он не так уж силен и мы не так уж слабы. Ошиблись все те, которые думали, что с революцией уже покончено, ошибся Малевич-Малевский, избивший меня… В то же утро мы узнали, что последний раз идем на дровяной двор и что завтра выступаем на фронт.

Дровяной двор был отделен от улицы дощатым забором с множеством широких проломов, и там, позади забора, постоянно темнела кучка женщин, следивших за нашим учением. По большей части это были матери, пришедшие посмотреть на своих сыновей. Несколько раз приходила к забору и моя мать с моей маленькой сестренкой на руках. Я сразу замечал ее, потому что все остальные женщины были в платках, а она носила шляпку, купленную в девятьсот пятнадцатом году.

Но мамы моей у забора не было, когда в последний день наших занятий после команды «вольно» ко мне подошел Воскобойников и сказал:

— Там одна все смотрит на тебя. Заметил?

Я глянул на забор и увидел Варю.

13

Не могу передать, как я обрадовался, увидев ее. Я даже сам удивился, что так обрадовался. Тут только я почувствовал, как привык к ней за месяцы совместного сидения в библиотеке и как мне ее недоставало в эти последние, трудные для меня дни. Она сама меня разыскала, сама пришла, чтобы повидаться со мной!.. Я пролез через дырку в заборе и подошел к ней.

— Вот ты какой!

Она впервые видела меня с винтовкой за плечами. Вероятно, я показался ей повзрослевшим, и ее восклицание польстило мне.

Она тоже изменилась, хотя мы не виделись с ней каких-нибудь три недели. Голова и плечи ее были закутаны в мокрый рваный шерстяной платок. Лицо не казалось больше ни таким белым, ни таким круглым. Маленький носик заострился. В глазах, приветливо смотревших на меня, я заметил усталость и беспокойство.

— Вы долго здесь будете? — спросила она.

— Мы завтра уходим на фронт, — ответил я, понизив голос. — Рано утром.

Она взглянула за забор и сказала:

— У вас есть и девушки.

— Да. Девять девушек.

— Они тоже пойдут с вами?

— Конечно.

Помолчав, она спросила:

— Послушай… А мне можно?..

Я сразу понял, чего она хочет. И все возликовало во мне: она будет со мною в отряде! Мы завтра отправимся вместе, и она все время будет рядом… Но можно ли?.. Как это сделать?..

И я сразу принялся действовать.

— Алешка! — крикнул я.

Маленькая голова Воскобойникова торчала над забором. Он с любопытством разглядывал нас. Когда я его окликнул, он нагнулся, пролез в дырку и подошел. Я их познакомил и стал просить его помочь устроить Варю в отряд. Комиссар знает его гораздо лучше, чем меня, и непременно с ним посчитается.

— Я за нее ручаюсь! — пылко говорил я торопясь. — Я с ней работал и все про нее знаю. Ее отец был большевик, сидел на каторге и прошлый год убит в бою. Нужно, чтобы она пошла с нами!

Воскобойников внимательно оглядел ее.

— Хорошо, — сказал он. — Я пойду спрошу комиссара.

Он уже нагнулся, чтобы нырнуть в дырку.

— Постойте… — остановила его Варя. — Я не одна… Есть еще человек…

Я сразу понял, о ком она говорит, и вся радость моя погасла: опять Лева Кравец… Она хочет, чтобы Лева Кравец пошел с нами… Не будем мы с ней вместе, не будем вдвоем. Всюду с нами потащится Лева Кравец…

— Зачем ему к нам в отряд? — спросил я. — Да он и сам не захочет.

— Нет, он хочет, хочет! — сказала она торопливо. — Конечно, его не отпускают, но он говорит, что в такое время не может сидеть в городе. Я сегодня его видела, и он сказал, что хочет в отряд, и просил меня найти тебя… Это замечательный человек! — говорила она, обращаясь к одному Воскобойникову, так как верила, что от него все зависит. — Большой человек! Он мог бы у вас быть комиссаром, кем угодно, но он хочет пойти рядовым бойцом…

— Ты знаешь его? — спросил меня Воскобойников.

Она не дала мне ответить.

— Он знает, знает! — сказала она поспешно. — Мы все трое друзья — Коля, я и Лева.

— Правда? — спросил меня Воскобойников.

Она умоляюще на меня взглянула.

— Правда, — сказал я.

И Воскобойников пошел к комиссару. Через десять минут он вернулся и сказал, что комиссар сам хочет повидать обоих.

— В общем, я ему напел, и он согласился, — сказал Воскобойников. — Только приведите вашего парня не позже чем через два часа.

Варя сразу же заторопилась и забеспокоилась. Оказалось, она не была уверена, найдет ли Леву Кравеца за два часа. Он так редко бывает дома… Она сунула мне руку и побежала. Но сразу остановилась.

— Слушай… Пойдем со мной… — попросила она.

— Зачем? — удивился я.

— Я хочу, чтобы ты ему сам все сказал.

— А тебе он разве не поверит?

— Нет, поверит, конечно. Но будет беспокоиться. Он стал такой нервный, беспокойный… Он на меня кричит.

— Чего ж он беспокоится? — удивился я.

— Ну, просто у него нервы не в порядке… Трудная работа, и он изнервничался… Если ты ему скажешь, будет совсем другое дело… Пойдем!

У меня не было ни малейшего желания видеть Леву Кравеца. Но я никогда не умел отказать Варе, если она меня просила.

Меня отпустили. И мы пошли.

Снова шагал я с Варей по Фонтанке к далекому дому Левы Кравеца. Шел дождь, совсем стемнело, и очертания огромных зданий смутно вырисовывались на темном небе. Город жил без электричества, и мутные огоньки, которые кое-где мерцали в окнах, были еле различимы. Прохожих мы почти не встречали. Изредка, мерно шагая, проходил патруль — несколько человек с винтовками за плечами. У меня за плечом тоже была винтовка, и благодаря ей я с гордостью чувствовал, что иду по родному городу уже не мальчиком, а мужчиной.

Варя не поглядывала на номера домов, как в прошлый раз, потому что дорога была ей хорошо известна. Она быстро шагала впереди, я еле поспевал за ней. Уверенно свернула она под арку дома, где жил Лева Кравец. Во дворе она остановилась и, подняв голову, стала разглядывать его окна.

— Нет света, — сказала она.

Было еще слишком рано, чтобы там могли лечь спать. Быть может, мама Левы Кравеца ушла из дому?

— Нет, она в темноту никогда не выходит, — сказала Варя.

Мы стали подыматься по лестнице. Несомненно, эта лестница была теперь хорошо известна Варе, так уверенно она по ней шагала. Она первая дошла до квартиры Левы Кравеца и дернула звонок.

Звонок задребезжал на всю лестницу, но нам никто не открыл. Мы стояли перед запертой дверью и прислушивались. Варя звонила еще и еще. Было мгновение, когда мне показалось, будто я слышу за дверью чьи-то шаркающие шаги. Мы подождали. Но нам опять никто не открыл. А между тем у меня было такое чувство, что кто-то стоит за дверью, очень близко. Мне даже чудилось, что я слышу через дверь чье-то дыхание. Мы звонили, ждали, опять звонили.

— Пойдем, — сказал я, не выдержав.

— Куда? — спросила Варя. — Я не знаю, где его искать.