02 Дракон 3. Иногда они возвращаются - Игорь Алимов

Странно начавшийся день был наполнен суетой: после того как Котю проводили к надлежащей стойке и виза наконец была оформлена, встречавший друга Дюша усадил Чижикова в такси, и они промчались по скоростной платной автостраде до кольцевой дороги. Затем некоторое время ехали по ней — и Котя с интересом разглядывал открывающиеся справа и слева виды Пекина, а Дюша без устали пояснял, где именно они сейчас едут. Из окна такси Пекин показался Чижикову одним громадным гостинично-офисным небоскребом. Дороги, правда, оказались чертовски хорошими — по прежнему, краткому и поверхностному, визиту в Поднебесную Котя таких подробностей не помнил. «Ну! — прогудел Громов. — Так тут уже шестое кольцо построили!»

Потом свернули с кольцевой, постояли в паре пробок, попетляли и остановились на улице с множеством вывесок и магазинов. «Вот, — сказал Дюша, расплатившись с водителем и подхватывая чемодан Чижикова. — Знакомься. Героическая улица Маляньдао. Местный эпицентр торговли чаем. Тут я, кстати, и живу», — кивнул Громов на один из высотных домов неподалеку.

Лифт вознес их на девятый этаж, и взору Чижикова открылась светлая и вместительная квартира с большой, как ее назвал Дюша, гостиной и двумя спальнями, а также с двумя балконами. То, что Громов живет тут один, чувствовалось во всем: в углу гостиной, неподалеку от выхода на балкон, прямо на полу громоздилась гора разнообразного барахла — сумки, коробки, свертки, пара игрушечных вертолетов; отдельно стояли великанские кроссовки — несколько пар. На низком длинном столике у громадного плоского телевизора столпились в беспорядке разнообразные бутылки — в основном виски, частью початое, — а также мытые и немытые стаканы; отдельным рядком выстроились мелкие зеленые бутылочки с пекинской народной. Картину всеобщего бардака довершала пластмассовая миска с крекерами.

С огромного холодильника, в который, наверное, Котя мог бы войти не нагибаясь, свисало махровое полотенце легкомысленной расцветки… Чижиков с кошачьей переноской в руках с любопытством обошел всю квартиру, а потом водрузил переноску на стол и, спросив у Громова разрешения («Да конечно, какие вопросы! Ты же знаешь, я люблю этого кота как родного!»), открыл дверцу. Шпунтик, однако, выходить не спешил, и это стало для Чижикова еще одним сюрпризом. Кот безмятежно возлежал в клетке, невозмутимо наблюдая окружающее через щелки прикрытых глаз, и… равномерно мурлыкал. И это Шпунтик, которого правдами и неправдами приходилось уговаривать войти в переноску, соблазняя посулами грядущей изобильной еды и прочих изысканных удовольствий?!

«Что это с ним? — спросил Дюша. — Я знаю, кот у тебя немного псих, но, по-моему, добровольно сидеть в клетке — это даже для психа слишком, не так ли, брат?» Котя только руками развел: Шпунтик вел себя ненормально. «Эй! — позвал Чижиков кота и для убедительности несильно ткнул его пальцем в лоб. — Братан, выходи, мы на тебя смотреть пришли!»

Шпунтик лишь благостно закрыл глаза, легко уклоняясь от пальца, а потом глаза открыл — уже во всю ширь — и внимательно уставился на хозяина. «Кажется, он чем-то удолбался, — предположил Дюша. — Или нанюхался чего». однако опытный котовладелец Чижиков был готов поклясться, что Шпунтик — счастлив! Ну, настолько, насколько может быть счастлив кот, то есть когда он сыт, ухожен и ему есть где обуютиться. Но не в клетке же! Получающий удовольствие от сидения в узилище кот — полный нонсенс. Это уже не кот, а кошачий извращенец, хвостатый мазохист.

«Послушай, — проникновенно обратился к Шпунтику Котя. — Я знаю, что вел себя плохо и ты на меня сердишься. И ты прав. Я посадил тебя в клетку, я обманул тебя и не дал рыбы, я оставил тебя одного, а там было страшно и вообще… гудело. Извини, но это все было совершенно необходимо. Потому что мы летели на самолете, а на самолете иначе нельзя. Котам запрещается разгуливать на борту. Котов вообще-то в багажном отсеке возят, а тебе свезло пересидеть полет в салоне. Смекаешь? Зато теперь мы уже прилетели, мы в Китае, и ты можешь выйти, а заодно и меня простить. хорошо?»

«Красиво излагаешь, — усмехнулся Громов, с интересом наблюдая эту сцену. — Ты думаешь, он что-то понял?» — «он вообще-то умный, — отвечал Чижиков. — Иногда даже слишком». — «Может, он у тебя заболел? — предположил Дюша. — Укачало его там, к примеру. Или шок у кота. Может, его за шкирку вытащить?» — «Можно, конечно, — кивнул Котя, — но только наши отношения всегда строились на взаимном уважении. Вот тебе бы понравилось, если бы тебя за шкирку?» — «Слышь, брат, — положил тяжелую руку на плечо Чижикову Дюша. — Это всего лишь кот! отношения, то-сё, это я понимаю, но если коту дурь в голову ударила, нужно с ним не разговаривать, а взять и вытащить. хочешь, я вытащу?» Шпунтик посмотрел на Громова с легким интересом. «Видишь? — указал на кота Чижиков. — он все понимает. Вон как на тебя зыркнул». — «Ну как хочешь, — махнул рукой Дюша. — Словом, вон та спальня в твоем распоряжении, коту я лоток подготовил, стоит в туалете. Как только твой кот придет в себя и соизволит выйти, ознакомь его с дислокацией лотка. Чтобы не гадил мне по углам, ясно? — погрозил Громов Шпунтику пальцем. Кот и ухом в ответ не повел. — Так что сейчас давай распаковывайся, и пойдем деньги менять, регистрировать твое пребывание, а потом я тебе нашу чайную лавку покажу». — «А как с котом быть? — спросил Чижиков. — Нет, не как его из клетки выковырять, а вообще: как тут принято с котами? ошейник ему надеть перед выходом на улицу и на поводке водить или можно прямо так, без ошейника?» — «ошейник купить можешь, — усмехнулся Дюша. — Но лучше бантик. Бантик с люрексом и бубенчиками, чтобы красиво было и чтобы звенело при ходьбе. Тут такое любят». Котя представил Шпунтика в бантике с бубенчиками и тяжело вздохнул. «А без бубенчиков можно?» — «Можно, — великодушно разрешил Громов. — Так насчет аэропорта и погранцов…» — «Дюша, давай потом, а? — взмолился Котя. — У меня и без того голова пухнет». — «ладно, — хмыкнул Дюша, — тогда пойду сварю твоему вредному коту рыбы. Выманим его едой». И ушел на кухню. Чижиков же, пристально оглядев счастливого Шпунтика, непонимающе пожал плечами и поволок чемодан в отведенную ему комнату.

Ощущения счастья от посещения страны мечты не было.

Оно и понятно: когда летишь и предвкушаешь, а тебя берут и засовывают на пару тысяч лет в прошлое и заставляют выполнять миссию по спасению мира, благополучное возвращение в свое время как-то уже не гарантирует дальнейшей безопасности. Движуха может начаться в любой момент и по любому поводу. Сейчас Котя был бы рад оказаться не в Пекине, но в своей до последней половицы знакомой квартире на Моховой — и ничего не знать ни про спасение мира, ни про удивительные предметы, ни про загадочных людей, которые за ними охотятся. Странный временной сдвиг, объединивший его рейс с рейсом Сумкина, «Илиада» на древнекитайском, Борн на борту самолета, наконец, невероятное происшествие при прохождении границы — есть отчего навернуться головой человеку, куда более искушенному. И как со всем этим теперь разбираться, Чижиков совершенно не представлял. он бы с удовольствием с кем-нибудь обсудил события последних дней, рассказал историю, в которую влип с головой, от начала и до конца — и не ради совета, но просто чтобы выговориться. однако кандидаты на задушевную беседу в ближайшей перспективе не просматривались. есть Сумкин, который усвистал улаживать свои дела, но он и без того в курсе большей части событий, потому как принимал в них непосредственное участие; была Ника, а уж она-то явно могла если не выслушать, то по крайней мере поведать Коте нечто такое, что, возможно, внесло бы хоть какую-то ясность в происходящее, да только Ника пропала невесть куда во время межвременного перехода. оставался один Дюша Громов, но Котя не был уверен, что имеет право обременять приятеля ворохом опасной информации. Дюша жил спокойной и налаженной жизнью, и Котя вовсе не хотел причинять ему неудобства, а то и неприятности. Это было бы не по-товарищески.