Похититель школьных завтраков - Андреа Камиллери

– Эй, синьора дома?

– Обождите, – ответила горничная и смерила его суровым взглядом. Комиссар явно пришелся ей не по вкусу.

Она спустилась и исчезла, вскоре на ее месте на уровне подоконника показалась голова синьоры. Не приходилось даже повышать голос, их разделяло меньше десятка метров:

– Синьора, простите меня, если я не ошибаюсь, вы говорили, что иногда этот парень, помните?…

– Да, я понимаю, о ком вы.

– Что этот парень писал на машинке. Помните?

– Да, но не на той, что стоит в конторе. У него была портативная машинка.

– Вы уверены? Это не мог быть компьютер?

– Нет, это была портативная печатная машинка.

Что за странный способ вести допрос? Монтальбано сообразил, что они с синьорой Коццо переговариваются через улицу, как две болтливые кумушки.

Попрощавшись, Монтальбано решил реабилитироваться в собственных глазах и устроить обыск. Он провел его тщательно, как настоящий профессионал. Но ни полученную из типографии посылку, ни одного бланка или конверта с надписью на английском не нашел.

Они от всего избавились.

Тому, зачем парень приносил свою машинку, хотя в конторе уже была одна, комиссар нашел вполне вероятное объяснение. Брюнету не подходила клавиатура старой «Оливетти»: ему нужен был, видимо, другой алфавит.

Глава восьмая

Комиссар вышел из конторы, сел в машину и поехал в Монтелузу. В управлении Финансовой гвардии[14] спросил капитана Алиотту, своего старого друга. Его сразу впустили.

– Сколько мы уже не виделись? Я не говорю, что ты один виноват. Я тоже хорош, – сказал Алиотта, обнимая приятеля.

– Ну, простим друг другу и наверстаем упущенное.

– Договорились. Ты по делу?

– Да. Помнишь того инспектора, от которого я в прошлом году получил ценные сведения об одном супермаркете в Вигате? Торговля оружием, помнишь?

– А как же. Его зовут Лагана.

– Я могу с ним переговорить?

– А в чем дело?

– Хочу пригласить его в Вигату на полдня. По крайней мере, надеюсь, что не больше. Надо посмотреть документацию одной фирмы, она принадлежала тому убитому в лифте синьору.

– Я его позову.

Инспектор был крепким пятидесятилетним мужчиной, с короткой стрижкой и в золотых очках. Монтальбано он сразу понравился.

Он досконально ему объяснил, что от него требуется, и вручил ключи от конторы. Инспектор посмотрел на часы:

– К трем часам могу быть в Вигате, если синьор капитан не возражает.

Поболтав немного с Алиоттой, Монтальбано решил, что ему следует позвонить в комиссариат, где он не появлялся со вчерашнего вечера.

– Доктор, это собственной персоной вы?

– Да, Катаре, собственной персоной я. Кто-нибудь звонил?

– Да, доктор. Два раза доктору Ауджелло, один…

– Катаре, мне плевать, кому еще звонили!

– Но вы собственной персоной только что спросили!

– Катаре, кто-нибудь звонил мне, моей собственной персоне?

Может, если подладиться под его язык, удастся получить вразумительный ответ.

– Да, доктор, звонил кто-то, но было непонятно.

– Что непонятно?

– Ничего не понятно. Должно быть, родственники.

– Чьи?

– Вашей персоны. Вас по имени звали, говорили: Сальво, Сальво.

– А еще что говорили?

– Плакались, очень печалились, причитали: ай-ай, ой-ой.

– Мужчина или женщина?

– Женщина, старая, доктор.

Айша! Он вылетел из кабинета, забыв даже попрощаться с Алиоттой.

Айша сидела перед домом и горько плакала. Нет, Карима и Франсуа не появлялись, она не потому звонила. Она встала и провела гостя в дом. Комната перевернута вверх дном, даже матрас распорот. Посмотреть, на месте ли книжка? Нет, успокоила Айша, ее они не нашли.

Наверху, в комнате Каримы, еще хуже: из пола местами выдраны плитки, игрушка Франсуа, пластмассовый грузовичок, разломана на куски. Фотографии исчезли, даже «портфолио» Каримы. Ну, этих не жалко, подумал комиссар. Наверное, они подняли здесь страшный шум. Где пряталась в это время Айша? Старушка объяснила, что не пряталась, она днем раньше поехала навестить подругу в Монтелузу, припозднилась и осталась ночевать. Ей повезло: если бы ее нашли в доме, прикончили бы. У них, верно, были ключи, ни одна из дверей не взломана. Конечно, они пришли только за фотографиями, хотели уничтожить все свидетельства того, как выглядела Карима.

Монтальбано велел старушке собирать вещи, он отвезет ее обратно к подруге в Монтелузу. Там придется пробыть несколько дней, на всякий случай. Айша грустно согласилась. Комиссар кое-как объяснил, что, пока она собирается, он заскочит в соседнюю табачную лавку, это займет не больше десяти минут.

Перед начальной школой, по пути в табачную лавку, собралась шумная толпа бурно жестикулирующих мамаш и плачущих детей. Двое полицейских, откомандированных в Вилласету из Вигаты, – Монтальбано их знал, – попали в окружение. Комиссар прошел мимо, купил сигарет, но на обратном пути любопытство взяло верх. Комиссар потребовал, чтобы толпа расступилась перед вовремя прибывшим на помощь стражем закона, то есть перед ним.

– Неужели вас отправили сюда из-за такой ерунды? – удивился один из полицейских.

– Нет, я здесь случайно. Что стряслось?

Мамаши, услышав вопрос, стали наперебой отвечать. В результате из их хора Монтальбано не понял ровно ничего.

– Тихо! – закричал он.

Женщины притихли, но малыши от испуга завопили еще громче.

– Комиссар, да это курам на смех, – принялся объяснять полицейский. – Кажется, вчера утром появился парнишка, который нападает на других ребят по дороге в школу, отнимает у них еду и убегает. Вот и сегодня утром та же история.

– Поглядите, поглядите, комиссар, – вмешалась одна мамаша, демонстрируя синяки под глазами одного из детей. – Мой сын не хотел отдавать ему яичницу, так и получил под глаз. Бедный ребенок!

Комиссар наклонился и потрепал по голове мальчишку.

– Как тебя зовут?

– 'Нтонио, – карапуз замялся, смущаясь, что из всех выбрали его.

– Ты знаешь того, кто украл у тебя яичницу?

– Нет, синьор.

– Кто-нибудь его узнал? – громко спросил комиссар. Хор ответил «нет».

Монтальбано наклонился к «'Нтонио».

– Что он говорил, чтобы ты ему отдал завтрак?

– Он не по-нашему говорил. Я не понял. Тогда он схватил мой ранец и открыл его. Я хотел отобрать, но он мне как вмажет! Забрал яичницу и сбежал.

– Продолжайте расследование, – приказал Монтальбано полицейским и ушел, чудесным образом сохраняя серьезный вид.

В эпоху, когда Сицилия была населена мусульманами, а Монтелуза носила имя Керкент, арабы отстроили на окраине городка квартал, в котором никого, кроме них, не было. Когда мусульмане бежали, в их домах поселились монтелузцы, и название квартала переиначили по-сицилийски: Рабато. Во второй половине нашего века здесь случился страшный оползень. Немногие уцелевшие дома были наполовину разрушены, перекошены, в общем, едва сохраняли равновесие. Арабы, вернувшиеся на сей раз в роли городской бедноты, снова заняли их, заменяя недостающую черепицу жестяными листами, а разрушенные стены – картоном.

Сюда Монтальбано привез Айшу с жалким собранным ею узлом. Старуха в благодарность обняла и расцеловала «дядю», как она продолжала его называть.

Было уже три часа, а Монтальбано так и не поел, и в животе у него уже урчало. Он зашел в ресторанчик Сан-Калоджеро и сел за столик.

– Найдется что-нибудь поесть?

– Для вас – всегда, комиссар.

В этот самый миг он вспомнил про Ливию. Она совершенно вылетела у него из головы. Монтальбано бросился к телефону, на бегу лихорадочно подыскивая себе хоть какое-нибудь оправдание. Ливия говорила, что приедет к часу. Наверняка она уже рвет и мечет.

– Ливия, дорогая.

– Я только что вошла, Сальво. Самолет задержался на два часа, даже ничего не объяснили. Ты волновался, дорогой?

– Еще бы не волновался, – бесстыдно соврал Монтальбано, чувствуя, куда ветер дует. – Звонил домой каждые пятнадцать минут, и никто не поднимал трубку. Вот недавно позвонил в аэропорт Пунта-Раизи, и мне сказали, что рейс задерживается на два часа. Только тогда наконец успокоился.

– Прости меня, милый, я не виновата. Когда ты приедешь?

– Как назло, прямо сейчас не могу. Я в Монтелузе, совещание в самом разгаре – продлится еще не меньше часа. Потом сразу поеду к тебе. Ах да – сегодня мы ужинаем у начальника полиции.

– Но мне даже нечего надеть!

– Пойдешь в джинсах. Поешь – наверняка Аделина что-нибудь приготовила, посмотри в духовке или в холодильнике.

– Да ладно, я подожду, поедим вместе.

– Я уже перекусил бутербродом, так что не голоден. До скорого.

Он вернулся за столик, где его ждали полкило хрустящих жареных султанок.