Герой должен быть один - Генри Олди

— Они дураки.

— Кто?

— Герои. Они боятся свататься и не боятся умирать под обломками кораблей, падать со скалы в море и резать друг друга. А боги смеются. Не спорь, маленькая, я лучше знаю героев.

— А ты?

— Я не из героев. Другая порода, понимаешь? И я не боюсь никаких оракулов. Я их просто не слушаю.

— А как же — умереть молодым?

— Мне это не грозит.

— Почему?

— Потому что я уже однажды умер. Старым. Я так хорошо умер тогда, что теперь мне уже ничего не страшно.

— Ты странный. Странный и… надежный. Мне с тобой спокойно. Почти как с отцом, но все-таки по-другому. А ты старше меня всего на год… на два? На пять, не больше…

— Не больше. Я старше тебя на целую жизнь, а это гораздо меньше, чем пять лет.

— Так не бывает.

— Только так и бывает. Спи.

— Я уже сплю. Ты знаешь, раньше я хотела родить ребенка от бога. Лучше — от Зевса. Как Семела — Диониса или Алкмена — Геракла. А теперь не хочу. Теперь я хочу родить ребенка от тебя…

— Правильно, девочка, — шепчет Иолай, накрывая свернувшуюся калачиком Лаодамию плащом. — Если как Алкмена — Геракла, то мы уж как-нибудь обойдемся без Зевса. В первый раз, что ли? Спи…

Дождавшись, пока дыхание девушки станет ровным и тихим, он поднимает голову, смотрит в просвет между ветками на умытое небо и видит то, что ожидал увидеть.

Мертвый палец насмешливо указывает на юго-запад.

На Элиду, владения Авгия — куда только что вторгся Геракл.

4

Иолай спешил.

Он должен был успеть.

Позади осталось прощание с Лаодамией в пыльной Филаке — прощались прямо на улице, у дома ее дяди, в дырявой тени чахлых олив, не обращая внимания на ехидные или удивленные взгляды, не в силах разомкнуть объятия…

Но Иолай спешил.

Филака осталась за спиной, колеса грохотали по горным дорогам каменистой Фокиды — к Истмийскому перешейку, связывавшему материк с Пелопоннесом. Где-то по правую руку, должно быть, мелькнули невидимые за горами священные Дельфы, и тут Иолаю неожиданно повезло: он почуял присутствие Дромоса. Не задумываясь, он направил безумно ржущих коней прямо в возникшее перед ним переплетение призрачных нитей, как тогда, на Косе, — и вломился в Дромос, даже не успев сообразить этого. Через мгновение Иолай был уже на той стороне, почти сразу узнав дорогу, на которую выплюнул его возмущенный такой бесцеремонностью Дромос.

Чуть дальше, за поворотом, должны были находиться Мегары, и сразу за ними — Истм.

Он должен был успеть!

Но, не желая насмерть загнать храпящих коней, Иолай заночевал в Мегарах, въехав на знакомый по прошлым приездам постоялый двор и бросив поводья выбежавшему навстречу слуге.

…В таверне было шумно, пахло дешевым вином, мужским потом и подгорелым мясом. Иолай спросил себе малый кувшин белого, ячменную лепешку и баранью ногу, поинтересовался свободной комнатой, невежливо отказался от предлагаемой в придачу девочки — и уселся в углу.

То, что его интересовало, он узнал быстро: слухами полнилась вся Эллада, а завсегдатаи таверны были не из молчунов.

Войско Геракла успешно, хотя и неторопливо, продвигалось по Элиде. Отряды Авгия двинулись навстречу захватчикам — и тут, как выяснилось, на помощь элидскому басилею выступили Нелей Пилосский и спартанец Гиппокоонт со своими людьми. В таверне немедленно разгорелся спор о том, правда это или нет, но Иолай знал — правда. Салмонеевы братья спешили поддержать Авгия, не сомневаясь, что следом за Элидой придет и их черед.

Впрочем, новость эта не слишком взволновала Иолая. Амфитриады отправились в поход с целой армией опытных солдат, ядро которой составляли воинственные аркадяне под предводительством бывшего аргонавта Кефея с сыновьями. А по дороге к ним примыкали безработные наемники, мечтающая о подвигах молодежь и просто искатели счастья всех мастей. Опять же, впереди войска летела слава любимца богов непобедимого Геракла, сына Зевса, за плечами которого всегда плещут крылья Тюхэ-Удачи.

И только проклятый палец в небе, насмешливо грозящий палец не давал покоя.

«Перст Судьбы», — нелепо мелькнуло в голове у Иолая.

5

Проснулся он с рассветом, наскоро перекусил — и когда нежно-розовый, не вполне проснувшийся диск Гелиоса выкарабкался из-за гор, копыта Иолаевых коней уже дробно стучали по Истмийскому перешейку, с каждой оргией приближая бывшего лавагета к Пелопоннесу.

Неподалеку от Коринфа Иолай снова направил упряжку в жерло очередного попутного Дромоса — и вылетел на новую дорогу, словно демон Тараксипп,[79] подняв облака пыли и едва не врезавшись в семейство хилых акаций.

Скоро открылся мощенный булыжником въезд в белостенный Аргос, и Иолай шагом пустил коней к ближайшим воротам, надеясь узнать в городе свежие новости.

Но аргосцам было наплевать и на Геракла, и на Элиду — они сами собирались в поход на семивратные Фивы. Почему именно на Фивы, чем они так досадили или, наоборот, приглянулись аргосцам, осталось для Иолая загадкой.

К басилею города Амфиараю-Вещему — бывшему аргонавту и бывшему союзнику Геракла — Иолай не пошел. Не хотел быть в чужом пиру похмельем. Тем более, что Вещий Амфиарай наотрез отказывался идти на Фивы, а его двоюродный братец Адраст вкупе с целой компанией ахейских буянов усердно толкал аргосского басилея в спину.

— Прорицатель! — шептались на улицах. — Небось чует, что пахнет жареным!..

Как всегда, дело не обошлось без женщины — Эрифила, жена басилея (сводная сестра воинственного Адраста, которую Амфиарай когда-то поклялся слушаться во всем) благословила мужа на войну, и теперь басилей-прорицатель, не в силах нарушить клятву, заперся во дворце и пил горькую, проклиная жену, себя, Адраста, Фивы и вообще все на свете.

— Подкупили дуру-бабу! — шептались на улицах. — Ожерельем Гармонии[80] подкупили!..

— Адраст посулил его Эрифиле, чтобы та уговорила мужа идти в поход!

— Сам ты Адраст… просто у кого что на роду написано…

— Проклятое ожерелье… проклятый поход, — бормотали старухи, делая охранные жесты.

«Кажется, еще одна скамья на «Арго» скоро опустеет», — подумал Иолай, покидая Аргос.

Уже у самого выезда из города до него донесся обрывок спора:

— …из всех смертных!

— Врешь! Все знают, что сильнейший из смертных — великий Геракл, мой дальний родственник!

— Ха! Мой козел тебе родственник, и не дальний, а близкий! Говорю тебе — Молиониды теперь самые сильные! Потому как СРОСШИЕСЯ! Понял?! И двое их, и не разлучить их никак…