Это всё ты - Елена Тодорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я в тебя влюблен, Ю…. Вдребезги, Одуван…»
Нет… Нет… Это я вдребезги. Смертельная волна прошибает с головы до ног. Она не оставляет шансов. Разносит на ошметки. Секунды длится эта катастрофа, а кажется, что вечность.
Вдох. Грудь обжигает. Заливает кровью. Горло подпирает тошнота. Из глаз выкатываются слезы.
– Почему?
Нелепый вопрос. Не должна ведь мама Яна за него объясняться. Не обязана. Да и вряд ли знает всю правду.
Милана Андреевна протягивает зайца. Кладет большую плюшевую игрушку на левую половину моего тела. Безвольно принимаю, придерживая онемевшими конечностями.
Смотрю на этот подарок… Явно прощальный… И последние струны в сердце рвутся.
Не в силах сдерживаться, громко всхлипываю и разражаюсь горькими рыданиями. Будь рядом мама, она бы явно этот приступ приняла за истерику и вызвала врачей. Но Милана Андреевна действует иначе – присев рядом, без слов обнимает.
– Он уехал? – осознаю, что легче мне от этой информации не станет, но не спросить не могу. Едва в легких задерживается кислород, рвано долблю. – Уехал???
– Пока нет, – выдыхает Милана Андреевна неохотно. – Но скоро… Скоро уедет.
– Почему он… – начинаю заикаться, захлебываться, издавать ряд непонятных звуков. – П-почему… П-почему он с-сам не при-ишел? Р-разве… Разве я не зас-служиваю объяс-снения?
Милана Андреевна кривится. Борется со слезами. Мне плевать, что так проявляется жалость ко мне. Я принимаю эту боль как своеобразное утешение.
– Если бы он мог, Ю… Если бы он только мог… – шепчет отрывисто. – Полз бы к тебе без рук, без ног… Не будь таким гордым… Полз бы…
Эти слова звучат странно. Мой воспаленный мозг не способен сложить их и осмыслить.
– Что в-вы такое говорите?.. О чем?..
– Есть дороги, которые нужно пройти в одиночку.
Эта фраза вышибает из моей головы все. Заполняет все пространство. Намеревается застрять там навсегда.
– Пообещай мне, что восстановишься, Ю. Выйдешь из больницы. Будешь жить… – задохнувшись, Милана Андреевна берет вынужденную паузу. Но тут же смягчает этот срыв улыбкой. Со слезами на глазах. – Будешь жить чудесной полноценной жизнью, – заканчивает, требуя нереального. – Пообещай.
Если до этого еще оставалась какая-то глупая надежда, то после этих слов она трескается и рассыпается в дым.
И снова такая боль накатывает. Плачу и скулю, мотая в отрицании головой.
Не хочу… Больше ничего не хочу.
Но мама Яна говорит и говорит, о том, что должна. Проникает этот голос в душу. Знакомыми интонациями отыскивает там что-то важное. Залечивает то, что ни моя собственная мать, ни врачи не смогли. Заполняет пустоту и холод, которых собралось за эти дни столько, что я вдохнуть уже не могла. Полноценно не могла. Да и не хотела. А тут… Должна.
– Никто не рождается, чтобы быть несчастным. Каждому разные испытания даются. Некоторым людям – очень тяжелые. Но не для того, чтобы сломить. Все, что уготовано, для чего-то да нужно. И ничего… Слышишь меня? Ничего непосильного нет. Ни-че-го. Результат зависит от твоих действий. Встань и иди, зайчон. Просто иди. Крошечными шагами, через боль, через «не могу»… Двигайся! Будет много людей, которые попытаются ранить словом или действием. Они сами – заблудшие души, не ведающие, что творят. Ты не останавливайся, Ю. Пусть разрушают свою жизнь. Не твою! Слушай себя, Ю. Слушай только себя. И продолжай, продолжай идти, зайчон. Постепенно твой путь будет проясняться. Тело станет крепче, и вес креста, который ты несешь, покажется легче. А в один момент ты и вовсе перестанешь замечать его, потому что будешь сильнее.
Вслушиваясь в шепот Миланы Андреевны, незаметно притихаю, успокаиваюсь и засыпаю.
А когда пробуждаюсь, ее уже нет.
Рядом мама сидит.
Мелькает мысль, что все случившееся происходило за гранью реальности. Но… Скользнув взглядом, я натыкаюсь на зайца.
– Милая какая девочка, – выдыхает мама. Впрочем, оглядывает игрушку и поправляет рюши на платье без какой-либо радости. – Кто принес?
– Валик, – первое, что я за все эти дни говорю.
Расплакавшись, по-новой поминаю свое разбитое сердце. Его самого нет в груди. Все, что есть – очаг воспаления. От него одуряющими дозами боль несется по всему остальному телу.
«Не надо… Не надо, Ян…»
Это что-то явно ненормальное, но я зачем-то вспоминаю абсолютно все, что случилось за последние четыре месяца. От дня, когда Нечаев вернулся в мою жизнь, и до той ночи, когда он лишил меня невинности. Калейдоскоп такой сумасшедший, что голова кругом.
Первая встреча глазами, первый обмен репликами, первая игра в футбол, первый физический контакт, первая ссора, первый взгляд без одежды, первый жгучий укус, первая поездка на мотоцикле, первое ощущение единства, первый разделенный чупа-чупс, первый полет на аттракционах, первое осознанное возбуждение, первая раздирающая ревность, первая совместная ночевка, первые переписки, первый полноценный поцелуй, первые признания, первый оргазм, первый раз… Все связанные с этими событиями эмоции. Столько драйва, столько нежности, столько страсти, столько огня, столько ласки, столько слов любви… А никакой любви не было. Ян получил свое и уехал. Точнее, вот-вот уедет, оставив в моей груди пожизненную кровоточащую дыру.
Как я могу с этим жить?
«Встань и иди, зайчон…»
Не представляю, как это сделать.
Позволяю себе оплакивать свою любовь… Два дня… Может, три… Слабо ориентируюсь в реальности.
А потом… Выдаю все, что нужно, только бы отпустили домой.
Трюк удается.
Только вот дома легче не становится.
Кошмары продолжаются. Не только в забытье, но и в реале. Все хорошее ведь исчезло в одночасье, а плохое продолжало множиться.
Бабушка умерла. Дедушка слег после похорон. Мама осунулась и заметно потускнела – все реже доводилось видеть ее улыбку, в глазах стоял нездоровый блеск. Папа на всю голову поседел и словно бы онемел – случались дни, когда мы не слышали от него ни слова. Агния часто плакала и бурно эмоционировала, выжимая из родителей последние соки – слухи, которые расползлись, причиняли ей очень сильную боль.
– Я всегда шла по гимназии, будто королева, – рыдала сестра. – А сейчас… На меня смотрят как на мусор!
– Не выдумывай, – отмахивалась мама, но по лицу было видно, что чувствует она примерно то же. – Не смей показывать, что чужое ограниченное мнение тебя хоть как-то задевает. Голову выше, и вперед! Только вперед! Ты по-прежнему там королева, малыш. По всем показателям ты лучше всех!
– Ма-а-ам… – продолжала всхлипывать Агуся. – Я сама больше так
