Английские письма или история кавалера Грандисона - Сэмюэл Ричардсон

Клементина начала опять говорить съ прежнею тихостію: скажите пожалуйте, государь мой, какъ могли вы быть столь несправедливы, что желали, дабы я оставила свой законъ, когда вы столь твердо своего исповѣданія придерживаетесъ. Не много ли несправедливости заключается въ такой надеждѣ? По истиннѣ, я думаю, что вы мущины вмѣняете ни во что совѣстное зазрѣніе въ женщинахъ; для васъ довольно и того, когда вы видите, что мы научаемся узнавать вашу волю и исполнять съ вѣрностію то что мы вамъ должны дѣлатъ. Мужчины почитаютъ себя, такъ сказать, земными Богами и думаютъ что женщины сотворены единственно для служенія имъ: такихъ жестокихъ правилъ я отъ васъ не чаяла: вы привыкли говоришь всегда съ почтительностію о нашемъ полѣ. Отъ чего могла произойти такая ваша несправедливость?

Столь мало заслуженная укоризна усугубила мученія моего сердца. Я оборотился къ ея матери и говорилъ: позволители мнѣ, Сударыня, объявить вашей любезной дочери мои предложенія? Она видно думаетъ, что я требовалъ отъ нее перемѣненія ея закона. Не было и намѣренія, отвѣчала, мнѣ Маркиза, внушишь ей такія мысли: но я помню, что при первомъ извиненіи, которое я ей учинила о всемъ произшедшемъ между вами и Епископомъ Ноцерою, не могла я отъ ея нетерпѣливости всего того досказатъ. Довольно того, говорила она, что рука ея отвергнута. Она заклинала меня, не говоритъ ей о протчемъ и съ самаго того дня была въ такомъ состояніи, что никакъ не льзя было ее подробнѣе о томъ увѣдомитъ. Ежели бы ваши предложенія были такія, чтобъ мы могли ихъ принятъ; то первое наше намѣреніе было бы то, чтобъ ее о томъ извѣститъ. Однако и теперь не вижу въ томъ я ничего худаго, естьли объявлю ей, что вы предлагали. Она увидитъ, что тутъ нѣтъ ничего такого, что она называетъ пренебреженіемъ: а сія самая мысль можетъ быть и перемѣнила ея нравъ и довела до того, что по сильныхъ колебаніяхъ въ коихъ мы ее видѣли стала она чрезмѣрно сокрушаться и задумываться.

А какъ ея матушка говорила со мною очень тихо, то отъ того показалась она опечаленною. Не нужно, сказала она мнѣ, утаевать отъ меня вашихъ разсужденій. Оказавъ мнѣ такое пренебреженіе, государь мой, можете вы повѣрить, что я могу все снести и все слушать: по томъ оборотясь къ Маркизѣ сказала, вы видите, Сударыня, какъ я спокойна. Я умѣла себя преодолѣтъ. Не опасайтесь вступать при мнѣ въ объясненія.

Пренебреженіе! дражайшая Клементина. Клянусь Богомъ при вашей матушкѣ, что такое ненавистное чувствованіе не входило въ мое сердце. Ежели бы предлагаемыя мною условія были приняты; то сталъ бы я щастливѣйшимъ человѣкомъ.

Такъ, такъ, говорила она, а и стала бы нещастнѣйшею женщиною: словомъ сказать, вы отвергли мою руку. По томъ покрывъ лице свое обѣими руками сказала, чтобъ по крайней мѣрѣ опричь нашего дома не знали, что дочь наилучшей матери должна была перенесть отказъ отъ другаго кого, а не отъ владѣтельнаго Князя. Сколько сама я презираю сію дѣвицу! какъ можетъ она казаться на глаза того, кто ее презираетъ? Я сама себя стыжусь! (отступя на нѣсколько шаговъ назадъ) О! Госпожа Бемонтъ, безъ вашихъ стараній тайна моя отсюда бы не вышла! (прижимая грудь одною рукою, а другую держа еще на лицѣ.) По томъ подошедъ ко мнѣ говорила. Но не говорите мнѣ ничего, Сударъ. Слушайте только меня. И когда окончу то, что вамъ объявить имѣю, то да будетъ мнѣ позволено хранитъ вѣчное о томъ молчаніе.

Мать ея утопала въ слезахъ и я отъ сокрушенія былъ какъ недвиженъ.

Мнѣ кажется, что я о весьма многомъ хотѣла съ вами говоритъ. Я хотѣла убѣдишь васъ въ заблужденіяхъ, коими вы омрачены. Не воображайте, Сударь, чтобъ я домогалась у васъ малѣйшей милости. Все сіе произходитъ отъ безпристрастнаго моего къ вамъ почтения. Гласъ небесный, какъ я вѣрю, повелѣваетъ мнѣ привесть васъ къ обращенію. Я готова была ему повиноваться и совершила бы его повелѣніе: въ томъ усумниться я не могу. Изъ устъ младенцевъ изводитъ Богъ себѣ славу. Вы знаете сіи слова въ нашемъ завѣтѣ. Естьли бы мнѣ позволено было выдти, такъ какъ я желала… тогда все я знала; но теперь ничего не помню. Докучливая Камиллла перебила мои мысли неотступными своими вопросами. Она со мною говорила съ такимъ видомъ, которой мнѣ казался совершенно сумозброднымъ. Она была тронута, видя что я такъ спокойна.

Я хотѣлъ ей отвѣчать; но она мнѣ сказала: будете ли вы молчать, когда я вамъ приказываю? Въ самое то время она закрыла мнѣ ротъ своею рукою, которую я удержавъ обѣими своими руками, осмѣлился прижать къ своимъ устамъ.

Ахъ! Кавалеръ, продолжала она не отнимая ее, вы ничто инное, какъ льстецъ! развѣ забываете вы, что льстите такой дѣвицѣ, которую пренебрегли?

Теперь, Сударыня, позвольте мнѣ сказать два слова. Не прозносите больше ни одного изъ оныхъ, дабы не могъ я послѣ васъ ихъ повторять, я прошу васъ изъ милости выслушать предложенія, учиненныя мною вашей фамиліи. Она дала мнѣ время ихъ объяснить, и я присовокупилъ къ тому, что одному Богу извѣстны мученія моего сердца.

Постойте, прервала она, и обратясь къ своей матери сказала: я ничего, Сударыня, не понимаю, что говорятъ мужчины. Должна ли я имъ вѣрить, матушка? По виду его кажется, что ему повѣрить могу; скажите, Сударыня, могу ли я положиться на его слова?

Мать ея отъ сердечнаго сокрушенія не въ силахъ была ей отвѣтствоватъ.

Ахъ? Государь мой: моя матушка, которая вамъ не неприятельница, опасается за васъ ручается. Но я хочу васъ къ тому обязать собственною вашею подпискою. Она побѣжала въ свой кабинетъ и принесла перо, чернильницу и бумагу. Увидимъ, Сударь, вы конечно не думаете мною игратъ. Напишите все то, что я отъ васъ слышала. Но я сама ето напишу, и мы увидимъ, подпишите ли вы свое имя.

Она тотчасъ написала слѣдующія слова: "Кавалеръ Грандиссонъ торжественно объявляетъ, что предлагалъ съ усильною прозьбою и по движенію своего сердца оставить одной дѣвицѣ, которую думали совокупить съ нимъ бракомъ, свободное отправленіе ея закона, предать въ ея волю выбрать благоразумнаго человѣка ея духовникомъ, никогда ее не принуждать ѣхать въ Англію и жить съ нею въ Италіи черезъ каждой годъ, которой проведетъ въ своемъ отечествѣ."

Подпишите ли вы ето предложеніе, Сударь? я подписалъ свое имя.

Она прочла въ другой разъ то, что написала. Какъ? Вы предлагали такія условія? Правда ли ето, Сударыня?

Правда, моя дорогая: и я бы тебѣ прежде о томъ сказала: но ты такъ была поражена тою мыслію, что отвергаютъ твою руку… О Сударыня, прервала она, въ самомъ дѣлѣ очень было мучительно почитать себя отверженною!

Однако желалалибъ ты, моя любезная, чтобъ мы подали свое согласіе на его представленія? Моглалибъ ты рѣшиться быть женою Протестанта? Дѣвица такой породы!

Она отвела свою мать на сторону; но въ движеніи своемъ говорила такъ громко, что я могъ все слышатъ.

Я соглашаюсь, Сударыня, что я не хорошо бы поступила: но я очень радуюсь, что не съ презрѣніемъ отвержена. Я радуюсь, что мой наставникъ и избавитель моего брата не почиталъ меня презрѣнія достойною. Откровенно сказать, я подозрѣвала, что онъ любитъ Оливію и ищетъ однихъ только увертокъ.

Не увѣрена ли ты, моя дочь, что ты въ разсужденіи своего закона подверглась бы великой опасности, естьлибъ мы приняли предложенія Г. Грандиссона?

Почему! Сударыня? Со всемъ ни мало. Не могла ли я надѣяться привести его къ обращенію, такъ какъ и онъ надѣялся вовлечь меня въ свои заблужденія? Я законъ свой вмѣняю себѣ въ славу. Онъ не менѣе и къ своему приверженъ, моя дорогая. Ето его вина, Сударыня. Кавалеръ, говорила она подошедъ ко мнѣ, вы чрезмѣрно упорны. Я ласкаюсь мыслію, что вы нашихъ речей не слышали.

Ты обманываешься, душа моя; онъ не упустилъ ни одного слова и я о томъ не жалѣю.

Дай Богъ, сказалъ я тогда Маркизѣ, чтобъ мнѣ можно было отъ васъ надѣяться хотя нѣсколько милости! нѣкоторыя слова произнесенныя любвидостойною Клементиною подали бы мнѣ смѣлостъ…

Не заключайте ни чего изъ моихъ словъ, Сударь, прервала Клементина покраснѣвши. Я не могу недоумѣвать въ такомъ дѣлѣ, которое касается до моего спасенія.

Я просилъ ея мать на минуту со мною удалишься отъ Клементины и говорилъ ей со всемъ жаромъ, какой только могъ совокупить съ своимъ голосомъ. Ради Бога, Сударыня, не супротивляйтесь отчаяной моей надеждѣ. Не видите ли вы уже нѣкоей перемѣны въ состояніи вашей дражайшей дочери? Не примѣчаете ли въ ней большаго спокойствія съ того самаго времени, когда начала она усматривать, что ничего въ разсужденіи своей чести и совѣсти страшишься не можетъ? Посмотрите на нее: какая пріятная веселость видна въ глазахъ ея кои доселѣ показывали нѣкое заблужденіе!

Ахъ! Кавалеръ, вы у меня требуете того, что не въ моей власти; а когда бы ваше щастіе и отъ меня зависѣло; но я не могла бы желать для своей дочери супруга столько прилѣпленнаго къ своимъ заблужденіямъ: да и для чегожъ, Сударь? Естьлибы, я въ васъ усматривала менѣе ревности къ вашему закону; то бы имѣла болѣе надежды, а слѣдственно менѣе и возраженій.