Тайны Парижа - Понсон Террайль

– Итак, вы хотите, чтобы я дала вам совет? – спросила Фульмен.

– Давайте…

– Вернитесь домой, забудьте эту загадочную женщину и позвольте мне самой распутать всю эту путаницу и доискаться истины. Что-то подсказывает мне, что эта женщина, которая, по-видимому, избегает вас, замышляет против вас что-то ужасное.

– Вы с ума сошли! – рассмеялся Арман.

– Быть может.

– На что я ей нужен?

– Ах, почем я знаю! – воскликнула Фульмен. – Но что-то говорит мне, что с вами случится несчастье.

В голосе Фульмен звучали волнение и грусть, и Арман невольно вздрогнул.

– Так что же, – прошептал он, – я люблю ее… и я хочу ее видеть!

– Согласны вы еще раз послушаться меня? – спросила Фульмен.

– Я готов.

– Она сказала вам: «Приходите завтра в восемь часов».

– Да.

– И вы пойдете?

– Разумеется!

– Я пойду с вами.

– Вы?

– Я!

– Но это невозможно! – вскричал Арман.

– О, будьте покойны, – успокоила его Фульмен, – я не войду… я останусь на крыше.

И прежде чем молодой человек, растерявшийся от этого решения Фульмен, успел ответить, она обернулась к студенту.

– Господин Дюлонг, – сказала она, – вы уступите еще раз вашу комнату на сегодняшний вечер, не правда ли?

– Иначе говоря, – ответил студент, – я не посмею войти в свою комнату после того, что случилось со мною вчера.

– Вы правы, – сказала Фульмен, – ведь вы еще не рассказали нам своего вчерашнего приключения. Быть может, ваш рассказ прольет луч света на все эти таинственности.

– Обыкновенно, – начал рассказывать Фредерик Дюлонг, – я выходил из дому в восемь часов, шел в кафе Табурэ и играл там в домино или на биллиарде до одиннадцати. Но вчера, в то время, когда я поворачивал за угол улицы Вожирар, меня остановил посыльный и подал мне письмо. Я подошел к газовому фонарю и прочитал его.

«Старинный друг г-на Фредерика Дюлонга, – писали мне, – очень желающий увидеться с ним, просит его последовать за подателем этой записки».

– Я хотел было отказаться, объяснив посыльному, что меня ждет неотложное дело, но он поспешил предупредить меня, сказав почтительным тоном.

«Карета барыни ожидает вас на площади Одеон».

«Карета! О-го, – сказал я себе. – Это другое дело!».

Я последовал за посыльным и увидал светло-голубую карету, запряженную великолепными лошадьми. Ливрейный лакей открыл дверцу, а посыльный удалился. Я сел в карету; тогда лакей сказал мне:

«Сударь, вы позволите мне сесть рядом с вами, потому как мне поручено сообщить вам нечто».

«Как хотите», – ответил я.

Карета покатила. Лакей поднял окна, стекла которых, к моему удивлению, оказались матовыми, так что я не мог узнать, куда меня везут. Затем он вынул фуляровый платок и сказал:

«Если господин желает видеть мою госпожу, то он должен позволить завязать ему глаза».

Я нашел это предложение оригинальным и согласился. Подобные истории я читал только в романах.

– Дальше? – спросила Фульмен.

– Карета ехала около двадцати минут и остановилась; слуга сказал мне:

«Не угодно ли вам, сударь, выйти и опереться на мою руку…»

Я вышел, и меня повели. Я шел так несколько минут, в течение которых чувствовал, как хрустит песок под моими ногами, и это навело меня на мысль, что я иду садом; затем я поднялся по ступенькам лестницы…

– Погодите, – перебил Арман студента, – нечто подобное случилось когда-то со мною.

Сын полковника вспомнил любовь, которую он питал к маленькой баронессе де Сент-Люс.

– Продолжайте, продолжайте! – вскричал он.

Он надеялся, что завеса, окружавшая все эти события тайной, наконец разорвется хоть отчасти.

– Когда я поднялся по лестнице, – продолжал студент, – мой проводник открыл дверь и провел меня в комнату, пол которой был покрыт ковром, заглушавшим шум моих шагов; усадив меня в кресло, он сказал:

«Через пять минут вы можете снять повязку».

Я слышал, как он ушел и запер дверь, повернув два раза ключ; сердце мое стучало. На меня нашел страх… Наконец, я снял повязку.

– И тогда, – перебил его во второй раз Арман, – вы очутились в прекрасном будуаре, обитом шелковой материей, меблированном с замечательным изяществом и освещенном алебастровой лампой, спускавшейся с потолка.

– Так, именно так! – подтвердил удивленный студент. – Но откуда вам это известно?

– Слушайте дальше, – продолжал Арман, – по стенам висели прекрасные картины испанской школы. В амбразурах окон стояли лакированные жардиньерки; занавеси были задернуты.

– Совершенно верно.

– Посреди комнаты стоял круглый стол с мраморной подставкой.

– Так, именно так!

– Наконец, после десятиминутного ожидания, – продолжал Арман оживленно, – вы увидели, что дверь отворяется…

– Да…

– И входит женщина в маске…

– Нет, – сказал студент, – я не видал женщины. На этот раз крик удивления вырвался у Армана.

– Кого же вы увидали? – спросил он.

– Мужчину, – ответил студент.

– Да рассказывайте же, – торопил Арман. – Я вижу, что туман, который должен был рассеяться, сгущается все больше и больше. Кто же был вошедший?

– Погодите, – сказал г-н Фредерик Дюлонг в то время, как Фульмен внимательно слушала его. – Прошло не десять минут с тех пор, как я остался один, а целый час. На круглом столе, о котором вы говорили, стояла бутылка с вином. От ожидания я начинал терять терпение; осмотрев обстановку будуара, я остановил свое внимание на бутылке и ее содержимом. Что вы хотите? Я немного алкоголик; под рукою у меня был стакан, и я начал пить, чтобы убить время; таким образом я опорожнил один стакан за другим, и уже начал слегка пьянеть, как вдруг увидел отворившуюся дверь и, вместо ожидаемой мною женщины, мужчину, лицо которого было закрыто бархатной маской. Волосы на голове у него были совершенно седые.

Арман и Фульмен переглянулись. Интрига еще более запутывалась.

– Дальше? – проговорила танцовщица. – Что было дальше?

Фредерик Дюлонг продолжал.

XXIX

– Этому человеку было лет около шестидесяти. Он был высокого роста и одет во все черное.

– Это русский майор.

– Тс! – остановил Арман. – Будем слушать.

– Он подошел ко мне и сказал: «Потрудитесь сесть, сударь, – потому что при появлении его я встал с места, – и выслушать меня». Голос его звучал так властно, что я невольно повиновался.

«Вы пришли сюда, – спросил он меня, – по анонимному письму?»

«Да».

«И вы думали, идя сюда, что встретите женщину?» «Как! – вскричал я. – Разве она не принадлежит к моим старинным знакомым?»

Он пожал плечами с надменным видом, как бы говоря:

«Разве может женщина, живущая так роскошно, любить вас?»