Хищная книга - Мариус Брилл

— За всякие рамки, — сказал Фердинанд. — Психи, которые не могут жить в реальном мире, и преступники. В основе этой страны лежит геноцид.

— А в основе какой он не лежит?

Фердинанд подумал и нехотя кивнул.

— Так, дайте мне разобраться, — сказала Миранда. — Ты вовсе не был таким нищим, как прикидывался. Но ты жил в халупе в Шепердз-Буше просто шутки ради?

— Там было хорошее убежище. Могли бы найтись недоумки из бюрократических правоохранительных органов, которые назвали бы то, что я делаю, мошенничеством; а мошенников обычно ловят, когда окружающие замечают, что они вдруг разбогатели. Но это не мошенничество. Мошенничество, это когда цель — деньги сами по себе. Я только изымаю и использую средства, которые Запад, не будь он таким ограниченным, сам бы мне выделил для продолжения моих исследований. — Умолкнув, Тони посмотрел на носки своих ботинок и сказал почти шепотом: — И, и, и мне так хотелось быть рядом с тобой.

Неожиданно Фердинанд, всю жизнь не выдававший своих чувств — главным образом потому, что большую часть жизни ему и выдавать-то было нечего — хотя и сдержанно, но явственно начал злиться. Весь такой хладнокровный, бесстрастный, невозмутимый суперагент разведки очутился на пороге первого в своей жизни взрыва эмоций и не знал, как быть. Ему успели отвести спальню в западном крыле, тогда как у Тони и Миранды спальни находились в восточном. Интерес Тони к Миранде был достаточно явным, клоун этот Тони или нет; он захватил господствующие позиции в пространстве вокруг Миранды, и Фердинанд впервые обнаружил в своем скудном эмоциональном репертуаре чувство ревности. Он взрослел, мог бы сказать он, а взросление всегда болезненно. Может быть, следует сообщить Тони, в самых недвусмысленных выражениях, о своих отношениях с Мирандой. Но ведь дело не только в том, что он гость, — нет, ему действительно никак нельзя раздражать хозяина дома, если учесть, что только Тони отделяет его теперь от объединенного возмездия разъяренных сил НАТО. Потом его сразила убийственная мысль, которая до него подкосила многих, гораздо лучше него разбирающихся в чувствах: может быть, Миранде больше по душе ее старый сосед, оказавшийся в придачу мультимиллионером. И ревность еще чуть глубже запустила в него свои когти.

Во время всей экскурсии по дому Миранда замечала, что ее упорно лишают малейшей возможности перекинугься словечком с Фердинандом. Когда же Тони наконец вынужден был отлучиться в свою псевдотюдоровскую «мальчиковую комнату», Фердинанд, что было еще досадней, предложил ей не рассказывать об их взаимоотношениях. Пусть они ее не обременяют и не сковывают. Поэтому, когда все разошлись по своим комнатам, Миранда чувствовала себя несколько расстроенной из-за того, как эти двое мужчин реагируют друг на друга. Если бы она осознала, что каждый из них по-своему борется за нее, это могло бы вызвать у нее удовлетворенную улыбку. А так, в атмосфере полунамеков и полуправды она лишь боялась сплетающейся коварной паутины, в которой рано или поздно обязательно запутается. Потому что этим кончалось всякий раз, когда она пыталась солгать.

Словно беженцы из пьесы Ноэла Коуарда, все они в тот вечер переоделись к ужину. Фердинанд получил черный галстук, а Миранда нашла на своей кровати платье, которое выглядело на миллион долларов; иными словами, выглядело оно еще консервативнее, чем на эту сумму — усыпанное, как блестками, созвездиями бриллиантов и с ярлыком модельера. Несмело, как бы невзначай, примерив его и оценив, насколько дешево она сама смотрится по сравнению с этим халатиком от блестящего кутюрье, она его отложила и надела привычное и удобное черное платьице, которое носила с тех пор, как подожгла хижину.

В обеденном зале с деревянными балками высоко наверху, с поддельными гобеленами, развешанными на стенах, перед большим, весело потрескивающим камином, за длинным массивным столом из темного дуба, суп был съеден в тишине многозначительных взглядов и поощряющих улыбок. Наконец, перед подачей главного блюда, сидящий во главе стола Тони отставил свою фальшивую пивную кружку и повернулся к Фердинанду.

— Так чем вы зарабатываете себе на жизнь? — спросил он, словно скептически настроенный отец предполагаемой невесты.

— Собственно, я недавно ушел в отставку, но за исключением последних двух недель я был разведчиком.

Все солидность с Тони как рукой сняло. Впрочем, скажем честно, в этом он все равно никогда не был особенно силен.

— Правда? — воскликнул он в щенячьем восторге, раскатав губу с тем выражением, которое встречается, только когда слушают сказку. — Вау!

Фердинанд в ответ приветственно поднял свой стакан.

— Так выходит, вы за мной охотились? — спросил Тони. — Вы работаете на Государство?

— Работал.

— Так вы и научились всем этим штукам с вертолетами?

— Нет. Это была просто бравада и глупость.

— Так что же они знают?

— О вас?

Тони кивнул, и Фердинанд пожал плечами:

— Насколько мне известно, ничего. Хакер, работающий на Балканах? Такой примерно масштаб криминала?

— Я не хакер, я защитник окружающей среды, я перераспределяю богатства, награбленные в этой стране за последние столетия.

Фердинанд улыбнулся; он встречал немало доморощенных маньяков, мечтающих о мировом господстве, но этот был по-настоящему трогательным.

Тони взглянул на Миранду:

— Ты ему веришь?

Миранда кивнула.

— Тогда, — спросил Тони, — что там делали все эти коммандос?

На этих его словах маленькая плоскогрудая и черноволосая югославка, утопающая в дурно сшитом наряде квазислужанки, внесла в зал кастрюлю a la Renaissance, набитую подлинной мечтой вегетарианца — соевым творогом.

Конечно, мы, как и Миранда, успели узнать все это раньше, но не столь всеведущим личностям, реальным людям, боюсь, приходится просиживать штаны в попытках подоходчивей изложить друг другу свои истории. Книги высшей категории, не испытывающие потребности повторять одно и то же или заполнять страницы ерундой, имеют обыкновение вежливо отворачиваться в сторону, пока пережевывается эта жвачка. Поэтому, думаю, достаточно будет сообщить, что Фердинанд рассказал Тони всю правду о любви и обо мне. Как убежденный конспираноик, Тони с упоением выслушал теорию о заговоре, лежащем в подоплеке наших чувств и самих теорий о всемирном заговоре.

— Можно мне на нее взглянуть? — попросил он. — Пожалуйста.

А когда ему протянули меня, добавил:

— Дайте мне отсканировать ее, всю эту книгу. Я размещу текст в Интернете, мы обязаны поведать об этом миру, — взывая к чувствам коллективизма, которые у Фердинанда еще как-то не проснулись. Фердинанд пожал плечами.