Россия и русские в мировой истории - Наталия Нарочницкая

Учитывая нелегитимность первых правительств прибалтийских республик, а также незавершенный статус Советской России, которая еще не была никем признана и не контролировала даже всей будущей территории, можно утверждать, что межвоенный статус прибалтийских государств юридически ущербен, а события 1940 года, как бы ни была приятна либералам их форма (ввод советских войск), есть правовосстановительный акт, ибо никакого легитимного отделения от Российской империи не было, а была временная утрата территории в результате Гражданской войны и революции.

Приняв западную концепцию, российское правительство само лишило себя всяких инструментов для отстаивания своих позиций и прав русского населения. Ибо оно признало, что данные республики в течение 50 лет были оккупированы и, следовательно, находящиеся там войска являются оккупационными и подлежащими безоговорочному выводу, а демографическая ситуация — итог «оккупационного режима», что оправдывает якобы прибалтийские правительства в их политике лишения «колонизаторов» политических прав.

Очевидный провал «демократической» внешней политики начала 90-х годов в этом важнейшем регионе сегодня обернулся некомпенсированной утратой выхода к морю на Балтике и реальной перспективой членства прибалтийских республик в НАТО. Вопиющее попрание прав русских, а также унижение российских военнослужащих при безразличии и поощрении европейских правозащитных организаций со всей очевидностью демонстрируют двойной стандарт в отношении Европы к России. Но никакие спорадические резкие заявления российского руководства не способны радикально изменить ситуацию, ибо сама концепция «отделения» прибалтийских республик, навязанная народными фронтами, поддержанная «цивилизованной» Европой и безропотно принятая российскими либералами, лишает всех основ для отстаивания ее законных исторических преемственных интересов в этом регионе. В дополнение к уже изложенному СССР и сегодняшняя Россия — правопреемники исторической России — обладают неоспоримыми правами на эти территории, вытекающими из международно-правовых условий их вхождения в состав России.

Известно, что Северная война между Россией и Королевством Швеция закончилась поражением Карла XII по Ништадтскому мирному договору 1721 года, входящему в никем не оспариваемый корпус международно-правовых актов, на которых основана легитимность территорий всех государств мира, Россия навечно получала эти территории не просто как победитель в Северной войне, но в результате их покупки. — уплаты Его Царским Величеством Шведскому Королевству «двух миллионов ефимков исправно без вычета и конечно от е. к. в. с надлежащими полномочными и расписками снабденным уполномоченным»[583]. Вопрос о компенсации не поставлен.

Находясь в подданстве «Короны Свейской», латыши и эстонцы не были субъектами национально-государственной воли. Они, тогда никому не известные этносы, не только никогда не имели собственной государственности, но и литературного языка, национальной элиты и национальной культуры, кроме фольклора, ибо все бароны были немецкого происхождения и образование велось на немецком (наследие крестоносцев), а на эстонском и латышском языках говорили лишь крестьяне. В «тюрьме народов» при Александре II появились учебные заведения с обучением на латышском языке, географические указатели были заменены с немецких на русские, что называют русификацией. Подобно Францышеку Духинскому, провинциальному поляку, в прошлом веке витийствовавшему с парижских кафедр о туранской московщине и арийско-польской Украине, рожденная пролетарским интернационализмом прибалтийская элита уверена в своем культурном превосходстве. На международном форуме бывший премьер-министр Латвии М. Гайлис просвещал, как на протяжении веков в Латвии встречались «северная демократия и восточный тоталитаризм, западный конституционализм и восточная деспотия, рыночная экономика и социалистическая бесхозяйственность, протестантский рационализм и византийский мистицизм, наследие германской культуры и славянская традиция»[584]. Учитывая опыт истории, можно с уверенностью утверждать, что «протестантский рационализм и западный конституционализм» в составе Германии вообще стерли бы эти этносы с карты подобно десяткам другим, жившим в Пруссии еще в XVIII веке.

Без полного концептуального пересмотра стратегии или предложения о приведении территориальных реалий в соответствие с довоенным статусом вряд ли можно осуществить эффективную защиту российских интересов и воспрепятствовать вступлению Прибалтики в североатлантические структуры, что еще возможно, пока никто не оспаривает Заключительный акт Хельсинки, в котором Европа признала легитимность, территориальную целостность всех послевоенных государств в границах Ялты и Потсдама, то есть тот факт, что прибалтийские республики — часть СССР.

Очевидно, что геополитические интересы Российской Федерации по существу учитываются в течение последнего десятилетия лишь в той мере, в какой она сохраняет роль державы с пока еще мощным, вторым после США, ракетно-ядерным потенциалом. Теоретически после ратификации Договора СНВ-2, вхождения Польши и потенциально — Эстонии в НАТО с их территории можно из гаубиц доставать ядерными маленькими ракетами до Петербурга, а крылатыми ракетами воздушного базирования (КРВБ) — до Москвы, если Россия уничтожит все главное, сдерживающее США, оружие. Расширение НАТО окончательно изменяет подорванные военностратегические симметрии и конфигурации Договора об ограничении обычных вооружений (ОВСЕ). Последствия этого стали основой для радикального слома мирового порядка, когда США и НАТО сочли возможным совершить агрессию против суверенного государства — основателя ООН и участника Заключительного акта Хельсинки.

На этом фоне успехи СНГ как структуры, связывающей геополитическое пространство и способной противопоставить энергичной и тщательно продуманной геостратегии, геоэкономике и военно-стратегическому продвижению свою внятную концепцию равновесия, выглядят более чем скромными. Договор о коллективной безопасности, подписанный в Ташкенте 15 мая 1992 г. десятью участниками — Россией, Белоруссией, Арменией, Азербайджаном, Казахстаном, Киргизией, Молдавией, Таджикистаном, Туркменистаном и Узбекистаном был единственным структурным элементом. Но Украина уже тогда стала лишь наблюдателем, символизируя отход от России.

На том этапе важнейшим элементом договора была ст. 1, в соответствии с которой государства-участники обязывались «не вступать в военные союзы или принимать участие в группировках государств, а также действиях, направленных против другого государства-участника». Это означало невступление в расширяющееся НАТО. В остальном договор недостаточно соответствовал уровню совместной обороны и не предполагал автоматическую совместную защиту каждого из членов, хотя и утверждал, что агрессия против одного из них «будет рассматриваться как агрессия против всех государств-участников».

Такому договору противопоставлена со стороны НАТО программа «Партнерство во имя мира». Присоединение республик бывшего СССР к этой программе мыслилось шагом к превращению части военно-стратегического пространства России в объект многостороннего регулирования, а также ограничением стратегической инициативы.

Неслучайно в эту программу сразу же устремились Украина, Грузия, Молдавия, с которыми у России есть проблемы (Крым, Севастополь, Приднестровье, Осетия и Абхазия). Их правительства не возражали бы против интернационализации этих проблем, а США получили бы возможность играть на противоречиях и затем выступать в роли «миротворца». Но на некоторых российских адвокатов программы, по-видимому, оказала воздействие дискуссия в конгрессе США по этому вопросу, в которой именно «ястребы» — Джесси Хелмс и другие — резко выступали против нее, утверждая, что программа выгодна Москве и будет подменой расширению НАТО[585].

Присоединение России к «Партнерству» не предотвратило ни дальнейшее сползание под эгиду НАТО российских соседей, ни эрозию самой российской позиции. Об этом предупреждали на слушаниях в Государственной Думе по вопросу о принятии программы «Партнерство во имя мира» все эксперты[586]. К 1999 году расширение НАТО стало реальностью, как и четкая установка на втягивание в нее не только восточноевропейских государств, но и стран Прибалтики, а также частей исторического государства Российского, то есть членов СНГ.

Все это развивалось на фоне ратификации Договора СНВ-2 в 2000 году, оставившей двойственное впечатление о мотивациях руководства, которое, как полагают, сделало этот шаг, уже зная об отказе США от Договора ПРО, что позволит России не уничтожать свое оружие — единственное, против которого практически бессильна система ПРО США. До СНВ-2 американской системе ПРО требовалось для защиты запустить на орбиту 100 тыс. перехватчиков, что невозможно и практически делает их ПРО неуправляемо громоздкой. При выполнении СНВ-2 американской ПРО потребуется запустить всего 5 тыс. перехватчиков, что вполне осуществимо, и, значит, территория США становится неуязвимой. Наличие 154 тяжелых МБР — гениального создания академика Уткина делает разговоры о кончине биполярного мира и России как великой державы известным пропагандистским преувеличением, хотя заметим, что в Договоре ПРО 1972 года единственный раз за всю историю удалось внести принцип равенства и одинаковой безопасности. С тех пор этот принцип забыт, а США называют процесс не разоружением, а контролем над вооружением.