Джейкоб Генри Шифф. Гений финансового мира и главный спонсор русских революций - Адлер Сайрус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
12 января 1903 г. Шифф согласился вступить в американское отделение Лондонского общества пилигримов, «которое ставит своей целью способствовать англо-американской дружбе», и в январе 1904 г., по приглашению Джона У. Фостера, он принял участие в третейской конференции в Вашингтоне. 20 сентября 1911 г. он писал Уильяму Байярду Хейлу, тогда редактору «Уорлдс Уорк», излагая свои взгляды на постепенный подход к лучшему взаимопониманию между народами и разрешению спорных вопросов мирными средствами. Он выражал надежду на то, что «постоянные и энергичные призывы к разрешению международных споров с помощью третейских судов и других мирных средств постепенно настроили общественное мнение по всему миру в пользу сохранения мира, что возымело сильное действие на правительства многих стран и… вероятно, с течением времени приведет ко всеобщему миру».
19 июня 1912 г. он писал Джеймсу А. О’Горману, тогда сенатору от штата Нью-Йорк, об ожидающих подписания третейских договорах с Англией и Францией, высказываясь в пользу их скорейшей ратификации, которая, как он надеялся, подготовит почву для такого же договора между Соединенными Штатами и Германией.
В том же году, во время неоднократных беспорядков на Балканах, он выражал надежду на то, что Австрия и Сербия договорятся мирным путем. 29 апреля 1913 г., во время конференции послов в Лондоне, он писал Касселю, что, если страны Антанты будут держаться вместе, силы мира одержат победу. В том же духе 6 января 1914 г. он писал Циммерманну, заместителю министра иностранных дел Германии, выражая надежду, что взаимопонимание между великими державами после балканских беспорядков отложит опасность вооруженного конфликта и что можно обеспечить постоянный мир в Европе.
Мировая война особенно серьезно ударила по тем гражданам Соединенных Штатов, которые родились в Германии или Австрии. В случае таких людей, как Шифф, проблемы и противоречия оказались самыми вопиющими. Он всегда хранил в сердце теплые чувства к своей родине. Там жили его братья и их семьи. В Германии у Шиффа осталось много друзей. С другой стороны, несколько его племянников были британскими подданными, и у него имелось много друзей также в Англии и Франции. Помимо личных чувств, он, будучи человеком сугубо мирным, резко отрицательно относился к любым войнам в принципе. 30 июля 1914 г. он писал Зангвиллу: «Сейчас ужасный призрак общеевропейской войны так же сильно занимает мой разум, как и разум всех здравомыслящих людей, поэтому я… не могу писать длинные письма и на сегодня лишь шлю мои самые добрые пожелания Вам и Вашим близким».
В тот день он уехал в Бар-Харбор. Обычно он уезжал туда на месяц в августе, что составляло весь его регулярный отпуск. Однако в 1914 г. Шифф прервал свой отдых раньше времени и через два дня вернулся в Нью-Йорк, потому что, по его словам, он «счел лучшим, ввиду ужасной войны в Европе, находиться на своем посту». 28 августа в письме государственному секретарю Брайану он призывал правительство «возглавить, вместе с другими заинтересованными правительствами… действия, чтобы при первом же благоприятном случае внести предложение об общем посредничестве и обеспечении справедливого разрешения вопросов, которые придется обдумывать и решать по окончании ужасного и прискорбного конфликта, развязанного различными европейскими странами».
22 сенттября он писал губернатору Мартину Г. Глинну, отказываясь от поста уполномоченного Нью-Йорка на выставке в Сан-Франциско, потому что, «имея многочисленных родственников и близких друзей, живущих в зоне военных действий, ряд из которых находятся в армии – как немецкой, так и английской, – мы, несомненно, вскоре после того, как завершится идущий сейчас ужасный конфликт, пожелаем поехать в Европу».
Очевидно, он считал, что война, скорее всего, закончится в течение года.
В письме от 9 октября своему племяннику, Мортимеру Г. Шиффу, жившему в Лондоне, он спрашивал: «Почему страны ведут жестокую, безжалостную борьбу? Я в самом деле не могу этого понять и даже сейчас считаю, что они могут собраться – что, правда, вряд ли произойдет – пусть даже только ради того, чтобы положить конец бойне и разрушениям, в попытке уладить разногласия и найти modus vivendi по принципу «живи сам и давай жить другим», ибо, в конце концов, в корне всего конфликта лежит единственно желание существования, а не увеличения своей территории до огромных размеров… за исключением России, которой одной нечего терять и которая приобретает все».
В письме Жюлю Филиппсону из Брюсселя он выражает сочувствие Бельгии: «Какое ужасное испытание выпало на долю Вашей страны! И на какой бы стороне кто-то ни находился, невозможно не испытывать ничего, кроме сочувствия и сострадания к маленькой Бельгии, которая так отважно боролась за свою независимость. Никто пока не понимает, когда и как завершится этот ужасный конфликт, и все же я надеюсь, что, когда бы ни была в конце концов одержана победа, независимость Бельгии и, насколько возможно, ее материальное положение будут восстановлены, а ее доблестные граждане снова будут процветать».
В письмах родным в Германию он защищал позицию Америки, хотя насколько возможно избегал обсуждать свои взгляды с кем-либо из живущих в Европе. 15 декабря в письме Максу Варбургу он выражал сомнения относительно быстрого окончания войны: «Я был особенно рад получить письмо, написанное твоей собственной рукой, в котором так проницательно объясняется вся обстановка. Боюсь, время для взаимопонимания между странами еще не пришло и – что самое ужасное – придется пожертвовать многими жизнями, прежде чем воюющие стороны, правительства и народы прислушаются к голосу разума и поймут на собственном опыте пяти ужасных месяцев… что им лучше собраться вместе и попытаться что-нибудь предпринять, чтобы положить конец причинам, вызвавшим войну, и добиться постоянного понимания между европейскими странами на будущее. Нечто в таком роде рано или поздно должно быть сделано, и мне кажется, особенно в интересах Германии, чтобы это произошло скорее, даже ценой жертвы».
Он ужасался продолжению войны; несмотря на возможные неверные истолкования, которые он предчувствовал, он согласился дать большое интервью газете «Таймс», которое было опубликовано в воскресенье, 22 ноября 1914 г. В интервью Шифф давал свою оценку предпосылкам и причинам войны, указывал, какие шаги, по его мнению, необходимо предпринять, чтобы достичь мира, и выражал надежду, что война не окончится превосходством какой-либо одной из великих держав или таким миром, который перекроит карту Европы, потому что ему казалось, что такой мир станет предвестником других войн.
Интервью окончилось длительной перепиской с президентом Элиотом, которая почти вся была опубликована в «Таймс» в воскресенье, 20 декабря. Война затягивалась, и его прежняя точка зрения претерпела кардинальные изменения. В следующем отрывке из письма Элиоту от 14 декабря 1914 г. не только подытоживается его тогдашнее мнение, но и отмечается, что Шифф один из первых разграничил противоборствующие правительства и их народы: «При всей моей привязанности к моей родине и ее народу я не испытываю враждебности к Англии, питаю теплые чувства к Франции и очень сочувствую храброй поверженной Бельгии. Итак, «без какого-либо злого умысла» и испытывая высочайшее уважение к выраженным Вами взглядам, я все же считаю, что невозможно оказать человечеству большей услуги, чем сделав попытку, либо используя силу общественного мнения двух Америк, либо иным путем, собрать воюющие правительства вместе как можно раньше, пусть даже не прекращая конфликта, чтобы они попытались понять, можно ли теперь, на дорогом опыте последних пяти месяцев, сделать что-нибудь, чтобы ликвидировать лишние вооружения на суше и на море… и заложить основу, на которой можно добиться постоянного и устойчивого разоружения в будущем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});