Путешествие вокруг света на корабле «Бигль» - Чарльз Дарвин

После этого они начали разводить огонь и стряпать ужин. Огонь был добыт путем трения: тупой конец палки быстро двигали по проделанной в палке канавке как будто для того, чтобы углубить ее, пока от трения не загорелось раскрошившееся дерево. Для этой цели используется только одно особое, белое и очень легкое дерево (Hibiscus tiliaceus)[306], то самое, из которого делают жерди для поклажи и плавучие аутригеры[307] для каноэ. Огонь был получен в несколько секунд, но тому, кто не сведущ в этом искусстве, требуется, как я убедился, приложить величайшие усилия; в конце концов, однако, мне, к моей великой гордости, удалось зажечь древесную крошку.

Гаучосы в пампасах употребляют иной способ: взявши гибкую трость длиной около 18 дюймов, они упирают один ее конец в грудь, а другой, заостренный, в ямку в куске дерева и затем быстро вращают ее, ухвативши рукой прогнувшуюся часть, как плотник вертит коловорот. Таитяне, разведя небольшой костер из веток, положили на горящее дерево десятка два камней размером с крикетный шар. Минут за десять ветки сгорели, а камни накалились.

Таитяне уже заранее завернули в листья куски говядины, рыбу, спелые и неспелые бананы и верхушки дикого аронника[308]. Эти зеленые пакетики разложили в ямке между двумя слоями горячих камней, а потом ямку засыпали землею, чтобы сберечь и дым, и пар. В какую-нибудь четверть часа все чудесно испеклось. Тут отборные зеленые пакетики были положены на скатерть из банановых листьев, при помощи скорлупы кокосового ореха мы напились прохладной воды из ручья и насладились нашей непритязательной трапезой.

Я не мог без восхищения смотреть на окружающие растения. Со всех сторон росли целые леса банана, плоды которого, хотя они и употребляются в пищу в разнообразом виде, лежали кучами, сгнивая на земле. Перед нами раскинулись обширные заросли сахарного тростника, а ручей осеняли темно-зеленые узловатые стебли авы, столь знаменитой в дни прошлого своим опьяняющим действием[309].

Я пожевал кусочек и нашел, что она горька и имеет неприятный вкус, сразу же наводящий всякого на мысль, что она ядовита. Благодаря миссионерам это растение процветает теперь только в этих глухих ущельях, не причиняя никому вреда. Рядом я увидал дикий аронник, корни которого в печеном виде очень вкусны, а молодые листья вкуснее шпината. Тут же росли дикий ямс и одно лилейное растение, называемое ти; последнее растет в изобилии, и его мягкий коричневый корень, по форме и размерам напоминающий огромную деревянную колоду, послужил нам десертом, потому что он сладок, как патока, и приятен на вкус[310].

Тут были и другие дикие плоды и полезные овощи. Ручей кроме своей холодной воды доставил нам угрей и раков. Я не мог не восхищаться этим местом, сравнивая его с какой-нибудь невозделанной местностью в умеренном поясе. Тут я почувствовал всю справедливость замечания, что человек, по крайней мере дикий человек с его лишь отчасти развитыми умственными способностями, – дитя тропиков.

К концу вечера я пошел прогуляться под сумрачной сенью бананов вверх по течению ручья. Вскоре моей прогулке положил конец низвергавшийся с высоты 200–300 футов водопад, над которым находился другой водопад. Я упоминаю обо всех этих водопадах по течению одного только этого ручья, чтобы дать общее представление о наклоне местности. В этом уголке, где падает вода, казалось, никогда не дует ветер. Тонкие края огромных банановых листьев, влажных от водяной пыли, были целы, а не разодраны на тысячи лоскутьев, как то обыкновенно бывает. С нашего месторасположения, которое чуть ли не висело над пропастью, в просветах виднелись глубокие соседние долины, а высокие пики центральных гор, вздымавшиеся до 60° к зениту, наполовину заслоняли вечернее небо. Я сидел и с восхищением следил, как ночные тени постепенно окутывали последние, самые высокие, вершины.

Прежде чем мы улеглись спать, старший таитянин упал на колени и, закрыв глаза, прочел длинную молитву на своем родном языке. Он молился, как подобает христианину, с надлежащим благоговением, без страха перед насмешкой и без показной набожности. За нашими трапезами ни один таитянин не прикасался к еде, не произнеся наперед краткой молитвы. Тем путешественникам, которые думают, что таитянин молится только тогда, когда на нем останавливается взор миссионера, следовало бы провести с нами эту ночь на склоне горы. К утру пошел сильный дождь, но благодаря доброй крыше из банановых листьев мы остались сухими.

19 ноября. На рассвете мои друзья, прочитав свою утреннюю молитву, приготовили превосходный завтрак таким же способом, как накануне. Конечно, они и сами съели изрядную часть его; я даже никогда не видал, чтобы люди так много ели. Я полагаю, что такая громадная вместимость их желудков, должно быть, следствие их пищи, состоящей по большей части из фруктов и овощей, содержащих в том же объеме сравнительно мало питательных веществ.

Оказалось, что я, как узнал впоследствии, невольно заставил своих спутников нарушить одно из их правил и решений: у меня была с собой фляжка с водкой; и они не в силах были отказаться от того, чтобы выпить со мной; но всякий раз, отпивая понемножку, они прикладывали палец к губам и произносили слово «миссионер». Года два назад, несмотря на запрещение употреблять аву, очень широко распространилось пьянство вследствие ввоза спиртных напитков.

Миссионеры уговорили нескольких порядочных людей, видевших, что их родина быстро идет к гибели, основать вместе с ними Общество трезвости. Благодаря ли здравому смыслу или же от стыда, но в конце концов все вожди и сама королева присоединились к Обществу. Немедленно был издан закон о запрещении ввоза спиртных напитков на остров и наказании штрафом как продавцов, так и покупателей запрещенного товара.

С удивительной справедливостью было разрешено в течение определенного срока распродать имевшийся на руках запас, прежде чем закон вступит в силу. Но когда подошел срок, был устроен повальный обыск, от которого не были избавлены даже жилища миссионеров, и всю аву (как туземцы называют все спиртные напитки) вылили на землю. Если вспомнить о тех последствиях, какие принесла невоздержанность коренному населению обеих Америк, то, мне кажется, нельзя не признать, что каждый доброжелатель Таити должен быть глубоко признателен миссионерам.

Пока маленький остров Св. Елены оставался под управлением Ост-Индской компании[311], ввоз спиртных напитков, ввиду приносимого ими огромного вреда, не разрешался; впрочем, виноградное вино привозилось из колонии Мыса Доброй Надежды. Весьма замечателен, но отнюдь не удивителен тот факт, что в тот самый год, когда была разрешена продажа спиртных напитков на острове Св. Елены, их употребление было изгнано с Таити по доброй воле самого народа.