Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси - Лев Черепнин

Наконец, рассматриваемая редакция повести о «Щелкановщине» выдвигает в качестве лозунга тверского восстания месть за кровь убитых в Орде тверских князей Михаила Ярославича и Дмитрия Михайловича, осуществляемую с тем, чтобы подобные убийства не повторялись (в Ермолинской и Львовской летописях указание на подобный лозунг отсутствовало). «И съзва князь тферици и поиде на Шелкана, рек тако, — читаем в разбираемом летописном тексте: «не аз начал избивати, но он, и да будет отместник бог крови отца моего Михаила и брата моего Дмитреа, зане пролья кровь праведноу, егда мне се же сътворить?»»[1642]. Выше мы видели, что в действительности тверские горожане в 1327 г. выступили не потому, что хотели отомстить ордынским ставленникам за гибель своих князей, а потому, что отстаивали городские «вольности». Но поскольку в процессе литературно-политической переработки первоначальной редакции «Щелкановщины» акту национально-освободительной борьбы горожан все более придавался характер движения, инициатором и вдохновителем которого являлся тверской князь, соответственным образом приноравливались к этой версии и мотивы, движущие стимулы антитатарского движения. Его национальный характер по-прежнему подчеркивался, но значительно суживалась его социальная база, умалялось его общенародное значение.

Редакция «Щелкановщины», относящаяся, по-видимому, к первой половине XV в., получила, по всей вероятности, общерусское признание, ибо в ней выдвигались общие задачи борьбы с Золотой ордой. В Псковской первой летописи она была использована применительно к потребностям местного летописания (тверской князь Александр Михайлович после побега из Твери долгое время княжил в Пскове; в связи с этим в Псковской первой летописи под 1327 г. помещена похвала ему)[1643].

Та же редакция «Щелкановщины» воспроизведена и Московским летописным сводом конца XV в. и Воскресенской летописью. В этих летописях мы встречаем одну интересную деталь, отсутствующую в ранее изученных текстах. Чол-хану приписывается мысль перебить всех тверичей, причем для этого он выбирает специальный день — 15 августа — праздник успения богородицы, вследствие которого в городе было скопление народа. «Бывъшу же ему во граде Тфери на самый праздник успенья богородици, и хотя тогда всех ту избити, собрал бо ся ту бяше весь град праздника ради пречистые». Далее в Московском летописном своде конца XV в. и в Воскресенской летописи содержится фраза (которой нет в других рассмотренных нами летописных вариантах) о вмешательстве божественного промысла, не давшего Чол-хану осуществить его злые замыслы[1644]. А затем уже следует рассказ о том, как тверской великий князь Александр Михайлович призвал тверичей к выступлению.

Вновь появившаяся деталь о задуманном Чол-ханом избиении горожан, конечно, вымышлена. Уж слишком неправдоподобен этот замысел. Какую цель он мог преследовать и почему о нем не упоминают другие летописные тексты? Вероятно, эта деталь введена, с одной стороны, для того, чтобы подчеркнуть все зло татаро-монгольского ига, а с другой стороны, чтобы показать, что самые коварные замыслы Орды все равно не получат осуществления. Думаю, что подобные идеи могли возникнуть тогда, когда власть Орды над Русью уже значительно ослабела, т. е. во второй половине XV в.

Но есть один момент в том варианте «Щелкановщины», который дошел до нас через Московский летописный свод конца XV в. и Воскресенскую летопись, помогающий воссоздать реальные события тверского восстания. Это — попытка осмыслить дату этих событий, обратив внимание на то, что на праздник успения богородицы в Тверь должно было сойтись большое количество народа и тем самым создавалась социальная обстановка для активных действий и со стороны горожан, и со стороны золотоордынских ставленников. Может быть, действительно дата антитатарского выступления была намечена на 15 августа? Выше мы уже пришли к выводу, что при всей стихийности тверского восстания оно не было случайностью, в нем присутствует момент известной организации. Может быть, текст Московского летописного свода конца XV в. и Воскресенской летописи дает лишний аргумент для этого вывода? А если так, то мы можем сделать и еще одно важное наблюдение: в антитатарском движении 15 августа 1327 г. в Твери принимали участие не только горожане, но и окрестные жители, т. е. крестьяне.

Дальнейшим изменениям разбираемый текст Московского летописного свода конца XV в. и Воскресенской летописи подвергся в Никоновской летописи. Правда, эти изменения не меняют общей политической направленности рассказа о «Щелкановщине». Щелкан выступает здесь с отчеством «Дюденевичь» и называется «братаничем» хана Узбека. Говоря об избиении ордынских гостей во время восстания против Чол-хана, Никоновская летопись различает среди них «старых и новопришедших, иже с Щелканом Дюденевичем пришли». Более подробно описывается расправа населения с гостями: «…всех их изсекоша, а иных изстопиша, а иных, в костры дров складше, сожгоша». Это описание, по-видимому, является результатом литературной обработки более раннего текста и в нем мало реальных данных.

Расправа хана Узбека с тверичами за восстание против Чол-хана рисуется как акт нового татаро-монгольского наступления на Русскую землю с тем, чтобы ее «пленити», а всех русских князей «истребити». Об участии Ивана Калиты в карательной экспедиции говорится, как и в более ранних текстах, достаточно глухо, а то, что Московское княжество избежало татарского погрома, объясняется божьей помощью: «…съблюде и заступи господь бог князя Ивана Даниловичя и его град Москву и всю его отчину от пленениа и кровопролитна татарскаго…». В то же время ярко и детально описано разорение, причиненное ордынскими войсками Тверской земле[1645].

Анализируя приведенный текст Никоновской летописи, можно сделать следующий вывод: московское летописание восприняло тверскую версию о роли тверского великого князя Александра Михайловича в борьбе с татаро-монгольским игом (так как эта версия отвечала национальным интересам формирующегося Русского централизованного государства) и предприняло все, что можно, для завуалирования связей в эти годы с Ордой Ивана Калиты.

Иную позицию заняло тверское летописание. В середине XV в., при тверском великом князе Борисе Александровиче, в Твери был составлен летописный свод, задачей которого являлось идеологически обосновать политическую роль тверских князей как «самодержцев» Русской земли. Возникновение этого свода было связано с последней попыткой Тверского княжества (незадолго до его окончательного падения) завоевать ведущую роль в политической системе Руси. Известному подъему в это время Твери способствовало некоторое ослабление Московского княжества после феодальной войны второй четверти XV в.

В предисловии к этому своду («Предисловие летописца княжения Тферскаго благоверныхь великых князей тферьскых») помещен рассказ «О Шевкале», в котором в витиеватом литературном стиле изображается тверской великий князь Александр Михайлович как борец против татаро-монгольских завоевателей за национальную независимость Руси и чистоту православия. Перед нами литературная переделка (с определенной политической тенденцией) более ранних повестей о Чол-хане. В этой переделке за обилием литературных украшений, психологических мотивировок, моралистических сентенций, драматических ситуаций часто исчезает живая канва событий.

В дни царствования в Орде «нечестивого в царствиих Озбяка», некто Шевкал, «князь силы его», похвалялся перед своим повелителем подчинить ему тверского князя и «христиан»: «…повели ми, о царю, да шед убо на Русь, Александра приведу к тебе, а христиане сътворю по воли твоей». Явившись в «православный град Тверскый» с тем, чтобы исполнить это намерение, Шевкал начал притеснять народ, «многыа пакости христианом творити». В летописи приводятся пророческие слова, произнесенные якобы князем Александром Михайловичем о возмездии, которое ждет всякого, кто покусится на христианскую веру. Это пророчество сбылось. «Безумный» Шевкал попал в тот ров, который он сам же для себя выкопал. Этот «грешник» увяз в сетях, сделанных его же руками. «Кости церковного борителя» были спалены огнем (имеется в виду гибель Шевкала во время пожара великокняжеского дворца в Твери). Воины «нечестиваго» были перебиты. Затем летописец подчеркивает роль в истреблении татар Твери, как богохранимого города («града господня»). В летописи как бы содержится грозный вывод: подобно Шевкалу, погибнут все те, кто будет бесчестить христианскую веру.

Одна из идей разбираемого рассказа заключается в противопоставлении благородной роли тверского князя Александра Михайловича в борьбе с татарами неблаговидному поведению московского князя Ивана Калиты, приведшего затем татарское войско на Русь. После «посрамления Шевкала» в Твери «множество бесчисленное татарь» двинулось из Орды в русские земли для того, чтобы отомстить за свой позор, «с ними же Иван московскый грядаше и вож имь на грады Тверскыа бываше». Заканчивается летописный текст рассказом о том, как князь Александр Михайлович, руководствуясь советами тверского епископа, не стал сопротивляться татарским войскам и ушел в Псков, татары же, узнав, что его нет в Твери, повернули обратно в свою землю[1646].