Красавица для Чудовища - Диана Андерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
часом ранее
Седовласый, худощавый мужчина, слегка прихрамывая от усталости, после тяжелого, международного перелета, осторожно опустился в кресло. Прознав от частного детектива о планах его сына, он, ни медля ни секунды, выписался из больницы, требуя купить ему билеты на ближайший рейс до Москвы из Берлина.
Конечно, многое из того, что происходило, что должно было произойти, и что могло произойти — ему уже было известно. Но Альберт Соколовский не переставая лелеял надежду на то, что его единственный, любимый сын, его наследник, оставит затею с кровной местью и продолжит жить дальше.
— Садись, — хрипло протянул он, приглашая своего нового родственника и дальнего друга, сесть в кресло напротив.
— Михалыч, ты в курсе, что происходит? — гневно выпалил Шмелев. Он очень сильно переживал за младшую дочь. — От меня все в этом доме скрывают.
— Да я в курсе, — кашлянув, устало ответил Соколовский. — Я сразу рванул сюда, как узнал, что творит Мишка. Думал — женится, образумится, — нервно выдохнул он. — Ни хрена.
Он говорил это таким невозмутимым тоном, словно беседа носила обычный, светский характер. Поздно ночью, когда Николай Шмелев судорожно мерил шагами больничный коридор, он всей душой проклинал тот день, когда позволил своей дочери выйти замуж за Михаила Соколовского.
— Коль, — обратился господин Соколовский. — Зря я это с твоей Настенькой.
— О чем ты говоришь?
— Я очень жалею, что женил своего сына на твоей дочке, — пояснил он. Сейчас, он и вправду жалел об этом. — Твоя Настя молодая совсем, она этого не заслуживает.
— Согласен, — кивнул Шмелев. — Моя дочка заслуживает большего, чем постоянной жизни в страхе.
— Я пока летел, вот о чем подумал, — обратился Соколовский, но не знал, как высказать свою мысль вслух. — Мой сын это дело быстро решит. Он не из слабых. С ним наши верные люди, — убеждал он себя всю дорогу. — Как вернется, заляжет на дно на какое-то время, пока я улажу все необходимое с законом. — схватившись за болезненно ноющее горло, добавил Альберт.
В библиотеке воцарилось гнетущее молчание. Каждый из них беспокоился о своем ребенке, нервно поглядывая на часы.
— Этот сукин сын, — хмыкнул он, насмехаясь над иронией судьбы. — Твой зятек, — брезгливо сделав акцент на последнем слове, Соколовский посмотрел в глаза Шмелеву. — Опять взялся за старое.
— Я тебя не понял, — изогнув бровь в недоумении, проговорил Шмелев.
Николай Шмелев искусно делал вид, что понятия не имел, о чем с ним говорил его новый родственник. Им обоим было удобнее делать вид, что им ничего неизвестно. Было легче не общаться на протяжении многих лет, чем бередить старые раны.
На самом деле Николай просто пресекал на корню мысль о том, что Евгений взялся за старое и полез в очередную гонку с Михаилом. Как когда-то, в далеком прошлом.
— Твой Женя, — выплюнул Альберт Соколовский, издавая смешок. Смеялся над собой, убегая таким образом от собственных проблем. — Ублюдок, — он постоянно повторял это слово с особой брезгливостью. — Не прикидывайся, — сощурившись, продолжил он. — Ты думаешь, я не знаю, что он проворачивал у меня дела за спиной? — Сученыш. Я его предупреждал, — кивнул он. — Но ничего, это его последние деньки.
— Ты в своем уме?! — обескураженно протянул Шмелев. — Ты себя слышишь?!
Соколовский до сих пор жалел о том, что оставил Евгения в живых. В тот ужасный день, в 2014 году, когда погибли его внучка и невестка, когда он приводил в чувство убитого горем сына, над состоянием которого, врачи отчаянно разводили руками. Он помнил глаза Евгения, его безумный взгляд, когда люди Соколовского пытали парня, измывались над его телом, избивая до полусмерти. Следствием этих пыток были огромные, колотые раны, шрамы от которых по сей день виднелись на спине и груди Евгения — как напоминание о том, что он погубил невинные жизни. И Альберт убил бы его, жестоко и хладнокровно, если бы не пожалел Алису — душевнобольную дочь его друга, о недуге которой знал только он и ее отец Николай.
И еще, перед его глазами до сих пор стояло лицо его близкого друга, Шмелева – старшего, который погиб в 1992-ом году, заслоняя Альберта своей спиной в крупной аварии на трассе по дороге в Москву, когда они перевозили незаконный товар на продажу. Он в одночасье лишился друга, но ему пришлось бежать с места аварии, чтобы его благородное имя не попало в сводку новостей. Молодые мужчины оступились по молодости и будучи благородных кровей, пошли по неправильной дорожке. Результат чего, Альберту в одиночку приходилось разгребать по сей день. Он не был виноват, но все еще считал себя виноватым в смерти лучшего друга.
Сейчас, сидя здесь, он не знал лишь о трех вещах. О том, что Евгений, все-таки стрелял в Михаила в тот день со спины. О том, что Алиса собственноручно, не моргнув и глазом, нажала на курок, лишая жизни его маленькую, драгоценную внучку, пока Миша, обнимающий дочь, лежал без сознания от пули. Если бы он знал, что эта полоумная дура лично стреляла в Марину и в Ксению — ее бы давно не было в живых. Так же, как и Евгения. Ведь за исключением сбежавших, всех остальных участников покушения на загородный дом его семьи тогда настигла самая изощренная, безжалостная смерть.
Его сыну пришлось пережить самое страшное, что может перенести человек — потерю ребенка. И, в глубине души, Соколовский понимал, почему его сын не успокаивался и шел сейчас на эту войну. Ведь если бы Миша погиб в тот день — Альберт бы ни за что никого не пощадил.
