Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг. - Полина Жеребцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
22.11.
Вместе с Хазман смотрим телевизор. У нас ни электричества, ни газа. У нее телевизор плохо, но работает. Хазман плачет!
– Как же я без тебя, Фатима, буду? – спрашивает она меня и обращается к маме: – И к тебе, Лена, привыкла, и к кошкам!
– Вот, хотели бы остаться на родине, но как? – возражает мама, – Вчера на остановке, прямо при нас, парень стрелял в проезжавшую мимо машину военных. Целился в бензобак, попал в колесо. А попал бы куда хотел, был бы взрыв, все бы погибли на остановке. И старики, и дети. Уазик с военными, не останавливаясь, быстро промчался.
Тетя Лейла расстроилась и одновременно обрадовалась нашему отъезду. Мы сфотографировались на память.
Сегодня горы, кольцом окружающие Грозный, – белые от снега и синеют лишь с боков.
Я видела Габи, рассказала ей, что буду учиться в Ставрополе и работать там же. Попрощалась с журналисткой Айзан из газеты “Трудяга”, а седого Гапура и поэта Мусу не застала на службе.
Еще, совершенно случайно, я встретила давних знакомых. Когда-то на рынке они торговали видеокассетами: Козерог и его брат. Теперь они – сотрудники милиции и служат новой власти. Охраняют больницу № 9, на остановке “Автобаза”.
23.11.
Дождь. Небо затянули серые тучи. Их кровавым лучом прожигает оранжево-красное солнце. За холмом стреляли из тяжелых орудий, и земля слегка сотрясалась, напоминая о том, что каждый день, прожитый на моей родине, мог стать последним.
Я видела сны о том, как на землю хлынули волны, как земля уступила стихии воды и мы стали ее частицами, преодолев человеческий облик.
Когда-то в моем городе Грозном я маленькой девочкой сидела на санках, будто на скамеечке, в коридоре квартиры, обнимая маму. А по нашему дому на улице Заветы Ильича стреляли тяжелые российские орудия. Кирпичный четырехэтажный дом кренился, словно большой тонущий корабль, и скрипел. Мама обняла меня и сказала:
– Мы сегодня умрем, но ты не бойся.
А я спросила:
– Как умрем? Мне всего девять лет!
Мама сквозь слезы улыбнулась. Не было ни капельки света, и я не могла это увидеть, но знала – она улыбнулась.
– Для смерти возраст не важен. Такой обстрел нам не пережить. Боже, как страшно!
Хотела почувствовать мамин страх, но не могла – я еще не чувствовала страха, только сильно стучало сердце.
– Что самое страшное в смерти? – спросила я маму.
– То, что мы больше никогда не увидим солнца.
Но мама ошиблась – мы выжили.
В моей жизни с осени 1994 года солнце восходило множество раз, и я научилась классифицировать страх как древний объект осознания.
Сумасшедший Юрочка, мальчик-сосед, тоже ошибался, утверждая, что в комнату влетел снаряд и на самом деле мы очень давно мертвы. Мы не погибли – мы перешли на другой уровень бытия. Я знаю это наверняка, прощаясь с городом своего детства и своей юности.
Прощай, серое дождливое небо! Прощай, кровавое рыжее солнце! Прощайте, пыльные улицы в копоти пожарищ! Я люблю вас и однажды почувствую снова.
Когда земное тело превращается в пепел, мы просматриваем жизнь, захватывая моменты истины: так пусть сегодняшний дождь и канонада за холмом повторятся!
Пусть прогремит гром. Пусть тоннель из кровавого солнца заберет в лучший мир все заблудшие души. Пусть маховые колеса сделают свой оборот.
Полина
Иллюстрации
Примечания
1
Хорошая вещица – четки для намаза.
2
Леда – мать Елены Прекрасной.
3
Тихе – богиня счастья.
4
Помогите!
5
Быстрее!
6
Где русские?
7
Чеченцы.