Бандитский Петербург. 25 лет спустя - Андрей Константинов

Оглашение приговора, включавшего описания всех эпизодов преступной деятельности подсудимых (в общей сложности 21 человек), заняло более семи часов. Изначально обвинение требовало признать Волова виновным в создании организованного преступного сообщества, а его «компаньонов» — в участии в нем. Это был принципиальнейший момент, вот только представить в суде исчерпывающие доказательства того, что группа Волова располагает коррумпированными связями во властных структурах, обвинению не удалось.

В марте 2005 года Верховный суд вычел из приговора Волова один год и определил окончательное наказание — 13 лет колонии общего режима. Все эти годы, начиная с 1999-го, Андрей Маленький провел в изоляторе ФСБ на Захарьевской — не иначе как попал в застенки к чекистам за былые комсомольские заслуги. Тоже, конечно, не курорт, но все же, говорят, и не самое гиблое место для узников. Окончательный приговор пришел на Захарьевскую только в июне 2005 года — вероятно, шел пешком. Но и после этого Андрей Маленький остался в СИЗО ФСБ. Странным образом стараниями следователей ФСБ он был признан свидетелем в делах по двум особо тяжким преступлениям, совершенным в Петербурге в 1997–1998 годах, и как носитель бесценной информации, конечно же, не мог отправиться в места отбытия наказания. А уже через полгода Волов постановлением Дзержинского суда был переведен в колонию-поселение в поселке Горелово в родном Ломоносовском районе.

Эта спецоперация стала дембельским аккордом начальника изолятора полковника Медведева. С 1 января изолятор ФСБ переходил в систему УФСИН, а Медведев собирался в отставку. Но до этого он успел сделать немало добрых дел: 30 ноября объявил благодарность Волову; 9 декабря, не утруждая себя условностями типа созыва комиссии, перевел его на облегченные условия; 13 декабря попросил суд определить вставшего на путь исправления подопечного на поселеление. И — о, чудо! — в тот же день просьба была удовлетворена. Судья Морозова пришла к выводу, что Волов зарекомендовал себя исключительно положительно, о чем, конечно же, свидетельствовала объявленная благодарность. Медведев подался на пенсию, Волов — на поселение, а прокуратура — в горсуд. А на новом месте образцово-показательному осужденному в день прибытия в колонию разрешили жить и вне поселения, так что Новый год Волов встретил в кругу семьи. В колонии, между прочим, он заслужил еще одну благодарность — от начальника — за добросовестное отношение к труду (в должности коммерческого директора одной из своих же коммерческих фирм).

Еще несколько раз это дело слушалось в городском суде, возвращалось в район, где суд подтверждал право Маленького находиться на поселении, и обратно в горсуд, при, казалось бы, очевидных фактах: после приговора Верховного суда Волов оставался в СИЗО по постановлениям следователей и на основании закона «О содержании под стражей подозреваемых», не предполагающего объявления каких-либо благодарностей и перевода на облегченные условия. Исправляться в добросовестном труде, чтобы заработать поощрение, он тоже не мог в принципе, ведь не считать же таким благим делом уборку собственной камеры. Как не мог и начальник изолятора просить суд об изменении условий Волову, потому что не обладал такими полномочиями. Словом, Андрей Волов должен был отправиться в колонию, определенную Федеральной службой исполнения наказаний, но вместо этого почему-то оказался на свободе. Однако несколько месяцев спустя он попросился… назад в изолятор. Эта просьба была удовлетворена так же оперативно на уровне личных контактов начальников колонии и СИЗО. И по состоянию на начало 2007 года якобы выполнял в изоляторе некие хозработы. Надеемся, не тяжелые, так как арестантов в «тройке» максимум человек пятьдесят. Наверное, после всех мытарств он заслужил условно-досрочное освобождение. Смущает лишь то, что УДО может быть назначено лицу, пребывающему в местах исправления, а Волов находился в бывшем изоляторе ФСБ фактически незаконно. По собственному желанию.

Впрочем, все остальные члены коллектива, осужденные вместе с Воловым, к тому времени уже давно гуляли на свободе. Многие вышли спустя лишь пару месяцев после приговора, и большинство освободилось через районный суд. Так получилось…{ Андрей Волов вышел на свободу в июле 2009 года, в общей сложности проведя в заключении 10 лет. Он добился выхода на УДО, когда до конца срока, назначенного ему судом, оставалось три года…}

Имущественное расслоение, которое происходило по всей России, не могло не затронуть и среду организованной преступности — в том числе и в Петербурге. По оценкам информированных источников, в современном бандитском Петербурге лишь 5 — 10 процентов бандитов можно было назвать людьми богатыми или состоятельными. Процентов 30 составлял так называемый средний класс. А 60–65 процентов братвы это откровенные бедняки, можно сказать «пролетарии» бандитского мира, которые патологически невежественны и живут одним днем — в Петербурге их называют «голодными».{ Кстати, этот тезис в полной мере применим к коллективу Волова, всегда отличавшемуся большим социальным расслоением. Сам Андрей Маленький и его ближайшие соратники: Прошкин, Яковенко, Смирнов, Рудаков — были людьми более чем обеспеченными. В то же время рядовая братва в большинстве своем влачила жалкое существование. Возможно, именно этим объяснялись странные действия людей Волова, которые при разбойных нападениях порой отбирали у своих жертв буквально все, не брезгуя даже одеждой и поношенной обувью.}

Серость и необразованность бандитов даже среднего звена давно уже стали притчей во языцех, а истории, случившиеся в реальной жизни, напоминают иногда анекдоты из серии про новых русских.

Так, например, в 1997 году один серьезный и довольно известный в Питере авторитет, проживший в городе на Неве всю свою сознательную жизнь, не мог понять, куда надо ехать, когда ему назначили встречу у сфинксов на набережной Невы, напротив Академии художеств. Солидный, взрослый человек, разъезжающий по городу в шестисотом «мерседесе», раздраженно спрашивал у своего окружения: «Что такое сфинксы?» Самый грамотный из этого окружения все-таки сумел ответить: «Сфинксы — это такие памятники».

Другой случай произошел уже в 1998 году. Один коммерсант пытался объяснить представителям своей крыши, почему затормозился очень выгодный бизнес-проект: «Придется подождать, там все вопросы в КУГИ уперлись». Два стриженых братана понимающе переглянулись, а один веско ответил бизнесмену: «А может, ему в башню выписать, раз он такой неотзывчивый?» Бизнесмен не понял и переспросил: «Э-э-э-э, кому в башню?» — «Ну КУГИ этому…» Коммерсант выпал в осадок, когда понял: братаны решили, что КУГИ это не Комитет по управлению городским имуществом, а фамилия. Такая же, как Буре, например, или Кони.