Люди сороковых годов - Алексей Писемский

- Вот как! - невольно воскликнул Вихров. - Но как же и каким образом это случилось?

- Случилось это, - отвечал Живин, встав уже со своего стула и зашагав по балкону... - возвратилась она от братьев, я пришел, разумеется, к ним, чтобы наведаться об тебе; она, знаешь, так это ласково и любезно приняла меня, что я, разумеется, стал у них часто бывать, а там... слово за слово, ну, и натопленную печь раскалить опять нетрудно, - в сердчишке-то у меня опять прежний пламень вспыхнул, - она тоже, вижу, ничего: приемлет благосклонно разные мои ей заявления; я подумал: "Что, мол, такое?!" пришел раз домой и накатал ей длиннейшее письмо: так и так, желаю получить вашу руку и сердце; ну, и получил теперь все оное!

- И отлично это! - подхватил Вихров. - Она девушка славная, я успел ее хорошо узнать.

- Ну да, ведь вы больше году в одном городе жили, - сказал Живин опять несколько сконфуженным голосом.

- В одном доме даже жили.

- Может быть, она даже влюблена в тебя была? - подхватил Живин опять тем же сконфуженным голосом.

- Никак она не могла быть в меня влюблена, - успокоил его Вихров, потому что она постоянно видела меня занятого другого рода привязанностью.

- А что же, и там разве были?

- Разумеется, были, - отвечал Вихров.

Живин опять после этого повеселел совершенно.

- Я тут, братец, рассуждаю таким образом, - продолжал он, - я - человек не блестящий, не богач, а потому Юлии Ардальоновне идти за меня из-за каких-нибудь целей не для чего - и если идет она, так чисто по душевному своему расположению.

- Конечно, - подтверждал Вихров, хоть в душе и посмеялся несколько простодушию приятеля.

- Разные здешние теперь сплетники говорят, - продолжал тот, - что она старая дева и рада за кого-нибудь выйти замуж; ну, и прекрасно, я и на старой деве этакой сочту женитьбу для себя за великое счастье.

- Что ж она за старая! - возразил Вихров, а сам с собой продолжал думать: "Нет, и не поэтому она идет за тебя".

- Но, впрочем, все это вздор, - говорил Живин, - главное, теперь я непременно желаю, чтобы ты был шафером у меня на свадьбе.

- Но, любезный друг, я еще болен и не совершенно оправился.

- Ни-ни-ни! - воскликнул Живин. - И не думай отговариваться! А так как свадьба моя в воскресенье, так не угодно ли вам пожаловать ко мне в субботу - и вместе поедем на девичник. Надеюсь, что ты не потяготишься разделить со мной это, может быть, первое еще счастливое для меня дело в жизни?! заключил Живин с чувством.

- Конечно, уж если ты так желаешь этого! - отвечал Вихров.

Живин поцеловал его еще раз и вскоре за тем уехал к своей нареченной.

Вихров, оставшись один, по случаю разговора о m-lle Захаревской невольно вспомнил свою жизнь в губернском городе и свою служебную деятельность. Какой это суровый, и мрачный, и тяжелый подвиг в жизни его был! "В России нельзя честно служить!" - подумал он - и в мыслях своих представил себе молодого человека с волей, с характером, с страшным честолюбием, который решился служить, но только честно, и все-таки в конце концов будет сломлен. На эту тему у него сейчас же целый роман образовался в голове. Фигура придуманного им молодого человека так живо нарисовалась в его воображении, что он пошел в кабинет и сейчас же описал ее. Он чувствовал, что каждое слово, которое говорил описываемый им молодой человек, сталью крепкой отзывалось; но в то же время Вихров с удовольствием помышлял, что и этой силы недостанет сделать что-нибудь честное в службе при нынешнем ее порядке.

Груша, видевшая, что барин часа четыре уже сидит и пишет, вошла к нему.

- Павел Михайлыч, будет вам сегодня писать, вы и без того с дороги устали! - сказала она.

- И то устал, - отвечал он, вставая и, в самом деле, чувствуя даже нервную дрожь.

- Ложитесь-ка лучше баиньки, с богом! - прибавила она и сама уложила его в постель, аккуратно укутала одеялом и потихоньку ушла.

Притворив совсем дверь в спальную, она, впрочем, некоторое время оставалась тут и прислушивалась.

- Слава богу, уснул, кажется! - проговорила она, наконец, шепотом - и на цыпочках ушла в свою светленькую и чистенькую комнатку около кафишенской.

III

СВАДЬБА ЖИВИНА

С самого начала своей болезни Вихров не одевался в свое парадное платье и теперь, когда в первый раз надел фрак и посмотрелся в зеркало, так даже испугался, до того показался худ и бледен самому себе, а на висках явно виднелись и серебрились седины; слаб он был еще до того, что у него ноги даже дрожали; но, как бы то ни было, на свадьбу он все-таки поехал: его очень интересовало посмотреть, как его встретит и как отнесется к нему Юлия.

Девичники в то время в уездных городках справлялись еще с некоторою торжественностью. Обыкновенно к невесте съезжались все ее подружки с тем, чтобы повеселиться с ней в последний раз; жених привозил им конфет, которыми как бы хотел выкупить у них свою невесту. Добродушный и блаженствующий Живин накупил, разумеется, целый воз конфет и, сверх того, еще огромные букеты цветов для невесты и всех ее подруг и вздумал было возложить всю эту ношу на Вихрова, но тот решительно отказался.

- Убирайся ты, понесу ли я эту дрянь?! - сказал тот ему прямо.

- Экий ленивец какой, экий лентяй! - укорял его Живин и - делать нечего - велел нести за собою лакею.

Приехали они на Вихрова лошадях и в его экипаже, которые, по милости Симонова, были по-прежнему в отличнейшем порядке. Барышни-девицы были все уже налицо у Юлии, и между всеми ими только и вертелся один кавалер, шафер Юлии, молоденький отпускной офицерик, самым развязным образом любезничавший со всеми барышнями.

Войдя за Живиным, Вихров прямо подошел к невесте.

- Здравствуйте, Павел Михайлыч! - воскликнула та, явно вспыхнув и с видимою поспешностью поздоровавшись с женихом.

- Поздравляю вас! - произнес тот в ответ ей.

- Да, благодарю вас, - проговорила Юлия и опять так же поспешно.

- Павел Михайлыч, здравствуйте! - раздался в это время из-за угла другой голос.

Вихров обернулся: это говорила m-lle Прыхина. Она тоже заметно как-то осунулась и как-то почернела, и лицо ее сделалось несколько похожим на топор.

- Сюда, сюда! - кричала она, показывая на свободный стул около себя.

Вихров, не находя, о чем бы больше говорить с невестой, отошел и сел около Катишь.

Юлия же как бы больше механически подала руку жениху, стала ходить с ним по зале - и при этом весьма нередко повертывала голову в ту сторону, где сидел Вихров. У того между тем сейчас же начался довольно интересный разговор с m-lle Прыхиной.

- Я только сейчас услыхала, что вы приехали в деревню и будете здесь жить, - говорила она, втягивая в себя воздух носом, - и мне будет еще нужно серьезно об одной вещи поговорить с вами!.. - прибавила она.

- О какой это? - спросил Вихров.

- Ну, теперь еще не скажу, а завтра. Будемте лучше говорить об вас; отчего вы на здешней-то госпоже не женились? - прибавила она и явно своим носом указала на Юлию.

- Это с какой стати? - возразил ей Вихров.

- А с такой, что, когда она ехала к братьям, так сейчас было видно, что она до сумасшествия была в вас влюблена, - и теперь-то за этого хомяка идет, вероятно, от досады, что не удалось за вас.

Дальновидную Катишь в этом случае было трудней обмануть, чем кого-либо. Она сразу поняла истинную причину решения Юлии - выйти замуж, и вместе с тем глубоко в душе не одобряла ее выбор: Живин всегда ей казался слишком обыкновенным, слишком прозаическим человеком.

- Ничего этого никогда не было и быть не могло! - возразил ей Вихров.

- Ну да, не было, знаю я вас - и знаю, какой вы хитрый в этом случае человек! - отвечала она.

Беседа их была прервана приездом Кергеля. Сей милый человек был на этот раз какой-то растерянный: коричневый фрак со светлыми пуговицами заменен на нем был черным, поношенным, обдерганным; жилетка тоже была какая-то шелковенькая и вряд ли не худая на карманах, и один только хохолок был по-прежнему завит. Услышав, что на девичнике Вихров, он прямо подошел к нему.

- Не могу и выразить, как я счастлив, видя вас снова посреди нашей семьи! - говорил он, прижимая руку к сердцу.

- И я также очень рад, что вижу вас, - отвечал Вихров, тоже дружески пожимая его руку.

- Здравствуйте! - произнес Кергель и m-lle Прыхиной.

- Здравствуйте! - отвечала ему и та совершенно покойным голосом.

Они давно уже помирились, и прежнее чувство пылкой и скоропреходящей любви в них заменилось прочным чувством дружбы.

Кергель подсел третьим лицом в их беседу.

- Слышали мы, - продолжал он, обращаясь к Вихрову, - что над вами разразилась гроза; но вы, как дуб могучий, выдержали ее и снова возвратились к нам.

- Скорей, как лоза, изогнулся и выдержал бурю, - произнес, усмехаясь, Вихров.

- Ну-с, это я думаю, не в характере вашем, - возразил ему Кергель.

- А как вы поживаете? - спросил его Вихров, заинтересованный чересчур уж бедным туалетом приятеля.

- Что, я как поживаю - дурно-с, очень дурно!.. Без места, состояния почти не имею никакого; надобно бы, конечно, ехать в Петербург, но все как-то еще собраться не могу.